— Так вы хотите сказать, Апджон, что этих Вилли — два?

— Совершенно верно. И теперь вы понимаете, моя дорогая Далия, — произнес Апджон, смакуя каждое слово, будто сейчас он приступит к праведной порке, — что ваша забота оказалась напрасной, хотя, конечно, спасибо за беспокойство. Я не пожелал бы для Филлис лучшей партии. Уилберт красив, умен и смел, и у него прекрасные перспективы в жизни, — издевательски продолжал он. — Доход его отца, я полагаю. составляет не менее 20 миллионов долларов, и Уилберт старший из сыновей. Да, самым положительным образом, самым…

Но тут в глубине кабинета раздался телефонный звонок, и он с проворством кролика юркнул обратно…

Когда Апджон исчез в своей норе, некоторое время тетушка моя пыталась обрести дар речи. Наконец она подобрала нужные слова:

— Черти меня совсем подери! — проревела она. — Из миллиона чертовых имен эти чертовы Кримы называют одного своего чертового сына Уилбертом, а другого такого же чертового сына — Уилфредом, и оба они — Вилли! Никакой заботы о посторонних!

Я снова напомнил ей, что у нее может подняться давление и что нельзя так волноваться, но она вновь отвергла мою заботу, пожелав мне, чтоб я исчез.

— Не заволнуешься тут. Этот чертов Апджон разговаривал со мной так, будто он устраивал выволочку прыщавому школьнику за то, что тот слишком громко шаркал ногами во время церковной службы.

— Надо же! — удивленно воскликнул я. — Однажды я получил от него нагоняй именно по этой причине. И про прыщи тоже верно.

— Самоуверенный осел.

— Надо же, как тесен мир! — ответил я на собственные мысли.

— Что он тут вообще делает? Я его не приглашала.

— Выгони его. Я тебе уже предлагала это сделать, ты разве не помнишь? Выброси его во тьму, где глад и мор и скрежет зубовный.

— Я так и сделаю. Пусть еще только посмеет.

— Ты у меня — страшна в гневе.

— Да, страшна я… О господи! Опять он.

Ибо Апджон снова материализовался, на том же самом месте.

Но на лице его не было прежнего выражения. Появилось новое, из чего можно было сделать вывод, что произошло нечто, разбудившее и в нем зверя.

— ДАЛИЯ! — проревел он (употребим тот же эпитет что и для «АПДЖОН!»)

Зверь, проснувшийся в тетушке, тоже не дремал. Она посмотрела на него таким взглядом, от которого в ее младые годы любая собака из охотничьей своры поджала бы хвост.

— Ну, что?

Теперь Апджон потерял дар речи. Что это они сегодня как сговорились.

— Я только что разговаривал по телефону со своим адвокатом, — сказал он наконец. — Я просил его навести справки и узнать фамилию автора этой клеветнической статьи в «Сездей Ривью». И только что он сообщил мне, что автором является мой бывший ученик Регинальд Херринг.

Тут он умолк, чтобы дать нам время переварить информацию. У меня лично сердце отправилось в те самые пятки, которых нет у червяков, а тетушка Далия держалась молодцом. Почесав подбородок садовым совком, она изрекла:

— Неужели?

Апджон удивленно заморгал глазами, видно он ожидал от нас большего участия.

— И это все, что вы мне можете сказать?

— И это все.

— О? Ну что ж, я подаю иск на возмещение морального ущерба, более того, я отказываюсь находиться под одной крышей с Регинальдом Херрингом. Или он, или я.

Бывают такие минуты в жизни природы, когда замирают циклоны, на одно или два мгновения, чтобы снова взвиться и вплотную взяться за сокращение населения. Как назвать такие минуты? Томительными? Что ж, неплохое слово. Напряженные, зловещие… Это была тишина из тех тишин, когда холодок пробегал по спине и ты ждешь, когда же бабахнет.

А между тем тетушка моя начала надуваться как баббл-гам, и даже не-Вустер посоветовал бы ей поберечь свое кровяное давление.

— Что вы сказать, — произнесла она. Он повторил.

— Да? — произнесла тетушка, и тут началось. Что ж, Апджон сам на это напросился. В обычной ситуации невинное существо, тетушка моя, если ее задеть по-настоящему, она не станет приставлять к глазам лорнет, обратной его стороной, чтобы показать ваше ничтожество: нет, она испепелит вас одним своим взглядом.

— Да? — сказал она, — так вы будете решать за меня, кого мне приглашать, а кого нет? И у вас хватило дерзости, хватило… хватило…

Я пришел ей на помощь:

— …наглости.

— …наглости диктовать мне, кому быть в Бринкли, а кому нет. Прекрасно, если вас не устраивают мои друзья, ради бога. мне думается, «Бык в кустах» в Снодсбери вас устроит больше.

— Эту гостиницу рекомендует «Путеводитель автомобилиста», — поддакнул я.

— Туда я и отправляюсь. Сразу же, как упакуют мои вещи. Я надеюсь, Далия, вы будете так любезны и попросите об этом своего дворецкого.

С этими словами он пошел прочь, а тетушка моя, все еще дрожа от злости, вошла в кабинет, и я следом за ней.

Она позвонила в колокольчик, и в комнату вошел Дживз.

— Дживз? — удивленно произнесла тетушка. — Я предполагала, что…

— У сэра Родерика сегодня выходной, мадам.

— О. Ну, может тогда вы упакуете вещи мистера Апджона? Он уезжает от нас.

— Хорошо, мадам.

— А ты, Берти, довезешь его до Снодсбери.

— Ага, — подчинился я. Мне не очень светило этим заниматься, но еще меньше мне хотелось связываться со своей тетушкой, и так доведенной до белого каления.

— Техника безопасности прежде всего, — такое мое кредо…

Недолог путь от Бринкли до Снодсбери, и скоро я уже высадил Апджона возле «Быка в Кустах». Мы распрощались довольно сдержанно: самое приятное в моих отношениях с Апджоном — это момент расставания, и если бы не Киппер, за которого я по-прежнему очень переживал, я бы поделился этим соображением вслух.

Но я видел, что дела Киппера плохи. За всю нашу совместную поездку с Апджоном мы не обмолвились ни словом, но краем глаза я видел выражение мрачной решительности на его лице: количество доброты почти приблизилось к нулевой отметке.

Вернувшись домой, я загнал машину в гараж и отправился к своей благоверной тетушке, чтобы узнать, как поживает ее перегревшийся двигатель по перекачке крови и какое там давление и не грозит ли дому воспламенение.

Но ее там не оказалось: как потом мне сказали, она отправилась к себе в комнату, чтобы растереть виски одеколоном и подышать по системе йога. Зато в доме была Бобби, а еще Дживз. Дживз протягивал Бобби что-то в конверте, а она приговаривала: «О, Дживз, вы спасли человеку жизнь», а он ей: «Ну что вы, мисс». Я конечно не понял, о чем это они, но мне было не до этого.

— Где Киппер? — спросил я и тут увидел, что Бобби начала кружиться по комнате на мысочках, издавая при этом радостные вопли.

— Регги? — прервала она на мгновение свой народный танец, — Регги пошел прогуляться.

— А он знает, что Апджону известно имя автора статьи?

— Да, твоя тетушка ему все рассказала.

— Тогда нам нужно посовещаться.

— Ты насчет апджоновского иска? Можешь не волноваться, Дживз украл его речь.

Я ничего не понимал. По-моему, она говорила загадками.

— Дживз, я тебя не очень отрываю?

— Нет, сэр.

— Тогда объясни мне смысл высказывания этой юной особы.

— Мисс Уикам имеет в виду машинописный вариант речи мистера Апджона, с которой он должен обратиться завтра к ученикам средней школы в Снодсбери, сэр.

— Но она сказала, что ты украл ее.

— Совершенно верно, сэр.

Я опешил.

— Неужели ты хочешь сказать…?

— Да, именно, — вмешалась Бобби, прервав на минуту свои русские балетные вариации. — Твоя тетушка велела ему собрать вещи Апджона, и первым, что попалось ему в руки, была эта речь.

Я удивленно вскинул брови:

— Как же так, Дживз.

— Я подумал, что так будет лучше для всех, сэр.

— И правильно подумали! — сказала Бобби и исполнила как-оно-там-называется по Нижинскому. — Теперь либо Апджон забирает свой иск, либо он остается без своих «тезисов», а без них он и рта не сможет открыть. Так что ему придется выполнить наши условия. Правильно я говорю, Дживз?