— Я так думаю, обо мне?

— Да, твое имя наверняка всплывет. Но мне некогда тут с тобой болтать, Берти, иначе я не успею засветло. Мне очень жаль, что ты заварил такую кашу. Бедный, бедный Мистер Траверс. Что ж, не век же солнцу быть, надо дождику полить" — сказала она, нажала на газ и обдала меня струей гравия.

Если бы рядом со мной стоял сейчас Дживз, я повернулся бы к нему и сказал: «Ах эти женщины, Дживз!…» А он ответил бы мне «Да, сэр» или «Совершенно верно, сэр», и мне стало бы легче. Но Дживза не было рядом, и я опять горько рассмеялся и пошел обратно на лужайку. Мне очень хотелось взять в руки книжку Мамаши Крим и снять напряжение.

Что я и сделал. Читал я совсем недолго, и вот уже вежды мои сомкнулись и я отчалил в страну грез, мирно посапывая как тот кот Агустус. Когда же я проснулся, то обнаружил, что прошло уже два часа. Сладко потягиваясь, я вспомнил, что забыл отправить телеграмму Кипперу Херрингу, с приглашением.

Нужно было исправить это упущение, и я пошел в будуар тетушки Далии, где долго пытался продиктовать текст кому-то, у кого явно были заложены уши. Потом я снова вышел на воздух. Я шел через лужайку, с намерением продолжить свое чтение, как услышал возле дома шум подъезжающей машины. Я обернулся и — разрази меня гром! — из машины выходил Киппер…

…Прошло не более двух минут с тех пор, как я отослал ему телеграмму, а от Лондона до Бринкли было порядка сотни миль: скорость же, с какой доехал Киппер, говорила о его чересчур быстрой реакции и скорей была приближена к реальности мультиков. Поэтому я окликнул Киппера не без некоторого недоумения.

Услышав знакомый голос, он почему-то подскочил как кот на раскаленной крыше, и я увидел, что лицо его изображает крайнее уныние, будто он пытается проглотить несвежую устрицу. Я сразу догадался, в чем тут дело, и загадочно улыбнулся. Ничего, пускай немного помучается…

Киппер судорожно глотнул воздуха и пробубнил загробным голосом:

— Привет, Берти.

— Привет.

— Значит, ты здесь.

— Да, я здесь.

— Я рассчитывал тебя здесь увидеть.

— Ну вот мы и увиделись.

— Да, ты ведь сам мне сказал, что отправляешься сюда.

— Конечно.

— Как дела?

— Очень неплохо.

— Как твоя тетушка?

— Прекрасно.

— А ты?

— И я вроде ничего.

— Я рад за тебя. Давненько я не бывал в Бринкли.

— Да.

— А здесь все по-прежнему.

— Да.

— Почти ничего не изменилось.

— Почти ничего.

— Да, вот такая значит жизнь…

Тут он замолчал и снова начал судорожно глотать воздух, из чего я сделал вывод, что мы приближаемся к главному, а все что до этого, являлось лишь официальной частью нашей встречи. Очень напоминает, как раскланиваются государственные мужи перед тем как начать таскать друг друга за бакенбарды.

И я не ошибся. Судя по гримасе на его лице, Киппер, проглотив первую плохую устрицу, приступил ко второй:

«Я читал „Таймс“, Берти.»

Пока я решил не раскрывать карты. Я бы мог уже начать вдыхать в него надежду, но мне тоже хотелось побыть немного хозяином положения.

— Ну да, конечно, ты об этом. Значит, прочел, говоришь?

— В клубе, после ужина. Я не мог поверить своим глазам.

Знал бы он, что и я не мог поверить своим, но опять промолчал. Я только подумал, как это похоже на Бобби: не посвящать в свои планы тех, кого это особенно касается. Ну конечно, она просто запамятовала. А может просто наводила тень на плетень. Она это вообще обожает.

— И я скажу тебе, Берти, почему я так удивился. Может тебе это и не понравится, но только пару дней назад она обручилась со мной.

— Да что ты говоришь?

— Да, черт меня возьми.

— С тобой, говоришь?

— Со мной, со мной. И все это время она, оказывается, вынашивала в душе этот чудовищный план.

— Как нехорошо с ее стороны.

— Так нехорошо, что я просто слов не нахожу. Теперь ты видишь, что такое женщина. Берти, женщины — ужасные создания. Я буду счастлив, если доживу до того момента, Берти, когда женщины будут запрещены законом.

— Тебе не кажется, что тогда могут возникнуть проблемы с продолжением человеческого рода?

— Да зачем ему вообще продолжаться?

— Да, конечно, я тебя понимаю.

Киппер раздраженно отмахнулся от пролетающего жука и продолжил:

— Что меня в этом особенно поражает, так это бессердечие, с каким она это со мной проделала. Ни одного намека, что она собирается разорвать нашу помолвку. А еще на прошлой неделе, когда мы вместе обедали, она вдохновенно расписывала мне, как мы проведем медовый месяц. И вот вам!Как снег на голову. Уж можно было наверно, если собираешься разбить чью-то жизнь, написать письмо или хотя бы поздравительную открытку. Ну конечно, разве она способна на такое великодушие. Она предоставила мне самому прочитать это из газет. Я чуть не умер.

— Представляю. У тебя наверно свет в глазах померк?

— Еще как померк. Я весь день только об этом и думал, а сегодня утром отпросился на работе, сел в машину и приехал, чтобы сказать тебе…

Он замолчал, пытаясь справиться с подступившим волнением.

— Ну?

— …сказать тебе, что, как бы там ни было, мы не должны рвать с тобой нашей старой дружбы.

— Конечно же нет. Как ты мог даже подумать такое.

— Ведь мы с тобой так давно знакомы.

— Так давно, что и представить трудно.

— Мы ведь дружили с тобой еще мальчишками.

— Щербатыми мальчишками в школьных курточках.

— Точно. Мы ведь были с тобой как родные братья. Я делился с тобой сладкими карамельками, ты со мной кислыми леденцами; если ты заболевал свинкой, я заражался ею от тебя, если у меня была корь, я делился ею с тобой. Мы во всем помогали друг другу. Поэтому невозможно, чтобы хоть что-то в жизни могло нас разлучить.

— Это точно.

— Мы по-прежнему будем время от времени вместе обедать.

— Ну конечно же.

— По воскресеньям будем вместе играть в гольф, иногда гонять мяч. Ты женишься, остепенишься, и я часто буду приходить тебе в гости на коктейль.

— Да, я тебя приглашаю.

— Спасибо, я приду. Хотя, боюсь, что не смогу сдержаться и приложусь шейкером к твоей гнусной супруге, Миссис Вустер, в девичестве Уикам, за то, что сделала из меня рогоносца.

— На твоем месте я бы не стал ее так называть.

«Да, а ты был на моем месте?», — сказал Киппер. Он всем был готов поделиться с лучшим другом. «Ты не слышал про Томаса Оутувэя?»

— По-моему нет. Кто-то из твоих знакомых?

— Драматург 17 века. Написал пьесу «Сирота». Там у него есть такие слова: «Кто предал Капитолий? Женщина. А Марк Антоний — кто отнял власть над миром у него? Женщина. А кто Десятилетнюю войну начал, всю Трою превративши в пепелище? Все женщина. О лживая, проклятая, беду несущая — да, Женщина. Она.» Оутвэй знал, что говорил, у него было правильное направление мыслей. Какие точные слова — как будто он лично был знаком с Робертой Уикам.

Я снова загадочно улыбнулся. Было забавно, что мы так далеко зашли.

— Не знаю, не знаю, Киппер, может я и ошибаюсь, но по-моему ты не так уж плохо относишься к Бобби.

Он передернул плечами.

— У меня единственное желание — убил бы ее собственными руками. Но она предпочла тебя, и поэтому все останется как есть.

— И ты приехал сюда ради того, чтобы сказать, что мы по-прежнему друзья?

Я был тронут.

— Ну, была еще конечно тайная надежда, что меня пригласят на обед, приготовленный Анатолем, а так я решил остановиться в гостинице «Бык в Кустах». Как ты нашел кухню Анатоля?

— Она становится все изумительней.

— Все так же тает во рту? Знаешь, уже два года прошло, как я пробовал его блюда, до сих пор прямо слюнки во рту. Вот это кулинар!

«О, да!» — сказал я. Я бы даже снял шляпу, но шляпы, к сожалению, не было.

— Как ты думаешь, дойдет у меня дело до приглашения на обед?

— Конечно же, дружище. Страждущих никогда не отвращают от этого дома.