Харальд говорит, что его отец давно собирается построить новую гридницу из брёвен, как строят в Гардарики. Но здесь, в Норвегии, негде взять добрых мастеров для такого дела. Рабов с востока не привозят, а свободные, что воины, что торговцы, бывающие в Гардарики, не стремятся освоить там плотницкое ремесло.
Из хижины колдуньи доносится блеянье коз. На Кукшу наплывают воспоминания о родном доме. Плохо одному, в одиночестве тоска сдавливает сердце, словно капкан. Что ж, однако, так долго нет Харальда? Наверно, старуха не хочет давать яду и Харальд её уговаривает, стремясь, по обыкновению, во что бы то ни стало добиться своего. Хоть бы колдунья оказалась ещё упрямей, чем он!
Вдруг Кукша видит над хижиной вместо синеватой струйки густые жёлтые клубы. А немного погодя жёлтый дым начинает идти слабее, и постепенно его сменяет прежняя синеватая струйка. Сомнения нет, ведьма колдует. Значит, решила, как видно, дать яду, не посмела отказать конунгову сыну!
Наконец снова распахивается чёрная пасть двери и выплёвывает Харальда. Опять мелькают седые космы и жёлтое лицо. Когда Харальд приближается, Кукша видит, что глаза у него красные, точно он плакал.
Бежать обратно легче – они бегут по собственной лыжне. Харальд весело рассказывает:
– Сперва не хотела давать. Большого быка, говорит, ты задумал свалить. Боюсь, что тебе это не удастся. Есть силы, которые не хотят этой смерти. – Тут Харальд с усмешкой взглядывает на Кукшу. – Это она про тебя! Я, конечно, начал уговаривать. Долго уговаривал, наконец берёт она из каменной ступы какой-то жёлтый песок, а из деревянной – зелёный и кидает в пламя. Что тут началось! Повалил дым, поднялась вонь – я чуть не задохнулся! Она пригнула меня к земле и говорит:
– Смотри!
А у меня из глаз слёзы, ничего не вижу.
Когда дым рассеялся, колдунья говорит:
– Вот тебе то, чего ты просишь, только, сдаётся мне, что не судьба ещё быку околеть. Сдаётся мне, не от яда он околеет, а падёт от меча, и не здесь, а в дальних краях. Будь, говорит, поосторожнее, юный господин!
– Это уж, отвечаю, не твоя забота!
Отсыпаю ей серебра – не берёт.
– Раз я не уверена в успехе дела, – говорит, – так и плату вперёд брать не буду. Коли выйдет дело, принесёшь, не забудешь, а нет – значит, квиты. Боюсь, от того, что ты задумал, будет у тебя больше огорчений, чем радостей.
Помолчав, Харальд добавляет:
– Вишь, сколько накаркала, серая ворона!
– А может, не напрасно она каркала, – с надеждой говорит Кукша, – может, лучше её послушаться?
Харальд громко смеётся, даже чересчур громко; в смехе его слышится натужность.
– А ты и рад! Всё, мол, сходится – и в дальнем походе, и от меча, всё, как ты хочешь! Да это она просто боится, как бы Хальвдан не узнал, вот и отговаривает. Так же, как и ты. Ты ведь тоже боишься! Ведь боишься?
Молчит Кукша, а Харальд меж тем продолжает:
– Не бойся! Никому и в голову не придёт, что мы его отравили.
Он останавливается и достаёт из-за пазухи крохотный кожаный мешочек, точно такой же, как у Сигню. Харальд развязывает его и говорит:
– У финки на стенах много развешано таких мешочков. Откуда она знает, в котором что? Гляди!
Они оба с любопытством рассматривают щепотку таинственного серого порошка, похожего на золу, но обладающего таким страшным могуществом.
– Зола! – говорит Харальд. – Помогает от изжоги!
Он высовывает язык и тянется кончиком языка к порошку, вот-вот коснётся. Кукша цепенеет от ужаса, а Харальд, взглянув на него, весело хохочет. Перестав смеяться, он говорит с удивлением:
– Чудно, так и подмывает попробовать!
Глава двадцать четвёртая. Сигню
На дворе яркое солнце, по сугробам стелются синие тени. Студёно, а Кукше всё кажется, что он чувствует запах талого снега. Весна ещё не пришла, но уже дразнит ноздри.
Харальдовы сёстры беззаботно катаются на санках с горы. Харальд и Кукша присоединяются к ним. Санки маленькие, с широкими полозьями. Они рассчитаны на двоих, и Кукша садится вместе с Сигню. Вот Кукша и Сигню съезжают по склону холма среди утонувших в снегу молоденьких сосёнок. Всё быстрее и быстрее летят расписные санки, оставляя позади облако снежной пыли.
Кукша правит. У него в руках две палки, просунутые в особые гнёзда, он нажимает то на одну, то на другую, в зависимости от того, в какую сторону надо повернуть. Сигню сидит сзади и крепко обнимает его. У Кукши дух захватывает от нарастающей скорости и от близости Сигню. Кукша чувствует, что она, такая взрослая и насмешливая, сейчас полагается на него, на его силу и ловкость.
Они медленно всходят на холм и снова вихрем съезжают, и так без конца. Когда они в очередной раз поднимаются по склону холма, таща за собой санки, Кукша набирается решимости и просит:
– Сигню, сшей мне такой же мешочек, как у тебя!
– Для чего он тебе?
– Я тоже боюсь злого глаза, я стану, как и ты, носить в нём корешок.
Сигню хохочет, всё-то она хохочет, зубы её сверкают, как снег.
– Боишься злого глаза? – восклицает она. – Мужчина ничего не должен бояться, он должен бояться только угодить в гости к старой Хель!
Кукша вспыхивает от стыда. Он хорошо знает, что Хель – это хозяйка подземного царства, мрачного и унылого. Она наполовину синяя, наполовину цвета сырого мяса, её легко узнать по сутулой спине и свирепому виду. К ней попадают те, кто умирает от старости и болезни. Храбрые воины, павшие в битве, отправляются в Вальгаллу – во дворец бога Одина, они живут там весело и беззаботно: с утра бьются на мечах и копьях, к вечеру прекрасные девы валькирии лечат-исцеляют их раны, и воины садятся за огромный стол, где на почётном сиденье восседает сам Один. Там они пируют в своё удовольствие, а наутро всё начинается сначала.
Кукша сердится, он горячо возражает Сигню, нет, он не трус, он ничего не боится, даже старухи Хель. Насмешница Сигню тут же ловит его на слове – ведь он сам сказал, что боится злого глаза. Кукша путается, лепечет какую-то невнятицу, мешая мурманскую речь со словеньской. Ему трудно обманывать, он не привык к этому – обычно, когда он хочет что-нибудь скрыть, он просто молчит. А сейчас ему приходится врать – и кому! – прекрасной Сигню!
Прекрасная Сигню к тому же и хитра. Кукша не замечает, каким любопытством загораются её глаза, когда она слушает его сбивчивую речь.
– Возьми мой мешочек вместе с корешком! – говорит Сигню. – Он на золотой цепочке!
Кукша мотает головой:
– Нет, твоего я не возьму! Сшей мне другой.
– Бери! – уговаривает его Сигню. – Чем он тебе нехорош?
– Мне не нужен на золотой цепочке, – отвечает Кукша, – мне нужен на простой льняной верёвочке.
– Чудной ты! – говорит Сигню, совсем как брат. – Никогда ещё не видела викинга, который предпочитает лён золоту. Ну, заменим цепочку на верёвочку!
– Поехали! – кричит вконец запутавшийся Кукша.
И вот они снова летят с горы. Когда санки проносятся там, где сосенки растут чаще и где от Кукши требуется особенное внимание и ловкость, Сигню внезапно закрывает ему глаза, как в игре «Угадай, кто?». Кукша изо всех сил крутит головой, но поздно – они наскакивают на молодое упругое деревце и вверх тормашками катятся под гору. Такая шутка может стоить шеи!
Кукша поднимается и ищет глазами Сигню. Она лежит неподвижно в нескольких шагах от него. Глубоко увязая в снегу, Кукша спешит к ней. Видя, что она по-прежнему не шевелится, он тревожно окликает её.
Внезапно Сигню оживает, с хохотом хватает его за ноги и валит на снег.
Начинается борьба – каждый стремится оседлать другого. Глаза Сигню, прозрачные, с тёмной обводкой, оказываются то внизу, то наверху. Кукша и Сигню скатываются по склону, взметая снежную пыль.
Когда они поднимаются в гору, таща за собой санки, Кукша думает, искоса поглядывая на Сигню: «Если бы можно было побрататься с ней, а не с Харальдом!» Ему кажется, что девушка гораздо надёжнее своего брата. И к тому же она наверняка не захочет, чтобы в усадьбе её отца совершилось такое злодейство.