А вообще хорошо бы бросить все. Переселиться в дом, окруженный густым садом, не пропускающим никаких звуков, с огромной библиотекой и читать, Думать, сочинять, создавая свой мир, не существующий для окружающих, пока он не описан, но такой реальный для автора. Может, отказаться от престола? Ах, все это бессмысленные голубые мечты утомленного интеллектуала! Не для подобной же глупости готовил его отец… Вот радости было бы республиканцам… Не выйдет! Абсолютная монархия во веки веков! Сату! Сложно будет. Сложнее, чем было бы Леку. Придется доказывать, что и Вачиравуд может быть прекрасным правителем. Придется…
Через час он в белой тоге под пение буддистских монахов совершал ритуальное омовение. Потом, облаченный в мантию из серебряно-золотой парчи, совершал предписанные действа, касаясь царственных регалий: золотых башмаков, сабель и сосуда для воды. Брахман пригласил бога Шиву войти в тело короля и стал обращаться к королю, как к богу. Он преподнес ему брахманский пояс и наконец со словами благословения подал сильно заостренную и усыпанную бриллиантами долгожданную корону, чтобы повелитель сам водрузил ее на голову – нельзя касаться волос, иначе осквернится его дух «кван»…
С радостной торжественностью играл духовой оркестр. Гремели артиллерийские залпы. «Да здравствует король!»
Лек сидел в кабинете Парускавана перед чистым листом бумаги, обдумывая, как лучше написать поздравление брату. Церемония прошла на должном уровне. Единственное, что не удовлетворило Лека, – надпись, выгравированная по приказу молодого Рамы V на золотом листе в подтверждение его титула. У отца и деда при перечислении достоинств на листах значилось «рожденный от царственных родителей с обеих сторон» и «избранный всеми людьми». Вачиравуд первую часть оставил без изменений, а вторую исправил на «назначенный своим царственным отцом». Не стоило этого делать.
Наконец послание было написано:
«Мой дорогой брат,
хотя ты получил множество поздравлений и наилучших пожеланий в этот торжественный день, я думаю, ты не станешь возражать против скромного, но не менее сердечного выражения радости твоим любящим братом, который был возле тебя в детстве и прошел через суровые испытания в Европе. Хотя я тяжело пережил утрату дорогого отца, но тем не менее испытываю огромное удовлетворение оттого, что вижу коронованным сегодня тебя, мой брат, а не кого-либо другого. Пусть небеса даруют тебе, мой король, долгие годы мирной полезной жизни и процветающее правление. Пусть небеса даруют тебе возможность осуществления самых добрых и щедрых замыслов, ведущих государство дорогой прогресса, и чтобы эти намерения не были чем-то застывшим, а вели нашу страну к уровню наиболее передовых государств, чтобы Сиам добился уважения целого мира во время царствования короля Вачиравуда.
Твой любящий брат и преданный слуга Вашего величества Лек».
В тот же день Чакрабон получил ответ, присланный со специальным курьером:
«Мой дорогой Лек,
я глубоко тронут твоим поздравительным письмом в величайший день моей жизни. Воды ритуального омовения этим утром смешались с моими слезами, в которых были радость и печаль. Нет необходимости объяснять все тебе, который знает мои мысли так, как знаю их я сам. Ты всегда был мне более чем братом, ты был моим другом. Я уверен, что при твоей поддержке мне будет легче с честью нести тяжкое бремя короны. Слишком много препятствий мне придется преодолевать, поэтому, возможно, движение к прогрессу будет вначале слегка замедленно. Мы живем в трудное время, когда устаревшие традиции борются с новыми, не желая уступать. Но я не отчаиваюсь. Я надеюсь дожить до того времени, когда Сиам войдет в семью наций как равный, во всех смыслах этого слова. Будь моим другом и дальше, чтобы мы вместе смотрели в будущее.
Твой любящий брат Вачиравуд Р.».
После окончания официальных торжеств царственные гости отправились в путешествие по стране, и Лек, оставив ненадолго службу, сопровождал их вместе с Катей. Не обходилось без курьезов. Когда принцесса Алиса прибыла в Аютию, древнюю столицу Сиама, и губернатор города захотел представить ей своего брата, командира гарнизона, он, подготавливая речь, заглянул в тайско-английский словарь. А так как в тайском нет разделения слов по родам – просто в нужных случаях добавляется признак пола, – губернатор при определении своих родственных связей наткнулся сначала на слово «сестра» и счел это достаточным, не заметив, что есть еще «брат». И когда принцесса сошла на берег с катера, празднично убранного флагами, фонариками и гирляндами душистых цветов, губернатор представил ей военного в полной форме, с великолепными усами, произнеся вошедшее в историю: «Моя сестра!»
Были и менее приятные обязанности. Принц Вильям Шведский оказался ярым охотником и едва дождался момента, когда можно было бы пристрелить нескольких экзотических зверей. Но мало кто из исповедующих буддизм получал удовольствие от уничтожения любых животных, и Лек вовсе не относился к их числу. Поэтому он без горячего желания сопровождал Вильяма в охоте на тигров, исполняя долг гостеприимного хозяина.
Было проведено много часов с предельным нервным напряжением. Сначала Лека заботило, чтобы хищники не слишком долго заставляли ждать своего появления и не утомляли Вильяма бесплодным блужданием по джунглям. Потом охватило опасение за жизнь гостей. Мало ли чего бывает на охоте! Даже лиана может обернуться ядовитой змеей. Но все обошлось. Тигр вовремя появился, вовремя кинулся на предназначенную ему пулю. Кусочек свинца сломал стремительный прыжок, превратив параболу полета в ревущее сальто. Зеленые глаза в темных ободках помутнели. Лек потрогал жесткую гривку, провел ладонью по густой шелковистой шерсти в разводах и мысленно попросил прощения у погибшего зверя. Жизнь огромной прекрасной кошки превратилась в несъедобное мясо и ценную шкуру.
А Катя в это время сопровождала княгиню Марию на юго-запад страны и обнаружила там, на берегу Сиамского залива, прекрасное место для отдыха. Маленькая рыбацкая деревушка звалась Хуа Хин, то есть Скалистый мыс, овевалась морским бризом, сдувающим невыносимую апрельскую духоту, и была окружена естественными пляжами с белоснежным песком. Берег был дик, местами неприступен – скалы выдавались в море, и волны, обессиленно подползающие к ногам на пляже, мощными глыбами ударялись о серые громады, швыряя хлопья пены до самых ласточкиных гнезд.
Лек вскоре купил здесь участок земли в десять акров, и к следующему жаркому сезону у моря вырос небольшой свайный домик из дешевых досок, крытый соломой. Маленький Ежик, замирая от восторга, разглядывал в чистейшей бирюзовой воде разноцветных рыбок, протягивал руку, чтобы потрогать голубого краба, заброшенного на берег приливом, но клешни грозно шевелились, и мальчик отскакивал назад. Пахло йодом, водорослями. Рыбаки, как тысячи лет назад, чинили сети, развешивая их на столбах. В конце марта еще вылавливали пильчатых креветок, и Ежик на день рождения ел свой любимый креветковый пирог, испеченный прямо при нем. Он даже видел, как с лодки нырял в воду один из рыбаков. «Мама, он прыгнул за креветками?» – «Нет, он только послушает, в какую сторону они ползут по дну». Потом выметывалась сеть, окружая косяк, рыбаки колотили по воде шестами и, наконец, вытаскивали множество креветок, запутавшихся в ячейках.
С апреля начинался лов скумбрии. Рыбаки радовались, если к вечеру небо затягивалось облаками. В непроглядной ночной тьме яснее было видно флюоресцирующее свечение воды, сопровождающее движение косяков, и утром, едва проснувшись, Ежик бежал к деревянному причалу и смотрел, как серебристая трепещущая масса струится из лодок в баркас перекупщика. Иногда кто-нибудь из деревни приносил найденный жемчуг, но ценные экземпляры попадались редко. А однажды Катя сама, гуляя с Ежиком у воды после отлива, нашла раковину с настоящей голубоватой жемчужиной, пусть немного корявой, но дорогой тем, что ее не касались алчные руки торговцев.
