– Полку отводится шесть летных дней в месяц. Мало, конечно. Но больше не выкроишь. В дивизии четыре полка, и все на одном аэродроме.

Спросил еще:

– Наш полк на «лавочкиных», а остальные на «яках». Это не мешает работе?

– Есть немножко, – пояснил Никитин. – В летных делах полк от штаба дивизии почти не получает помощи: там никто на «лавочкиных» не летает.

Нас ждала легковая машина. В дороге зашел разговор о предстоящем новогоднем ужине. Никитин радостно заметил:

– На торжествах будет майор Амет-Хан Султан. Дважды Герой Советского Союза.

– Не может быть! – удивился я. – Он ведь учится в академии.

– Сбежал. И документ привез, что по его просьбе отчислен с учебы и направляется в свою часть для прохождения дальнейшей службы.

– Странно…

– А еще страннее то, что документ он достал по знакомству. На нем печать какой-то авиационной базы. Это уже дошло до командующего. Генерал Хрюкин сам в свое время направил Амет-Хана на учебу и теперь прислал срочную телеграмму: немедленно откомандировать его обратно в Москву. Но он узнал, что вы приезжаете, и решил подождать. Надеется, что вы сумеете уговорить командующего. Хочет служить в полку. И прежняя его должность свободна.

Вот когда мне стало ясно, почему Амет-Хан в Алуште не был рад моему поздравлению с поступлением в академию и уклонился от разговора об этом. Теперь мне предстояло снова встретиться с ним. Не без волнения открыл дверь в кабинет командира полка. На диване, подложив руки под голову и глядя в потолок, лежал Амет-Хан. При моем появлении он с необычной для него суетливостью вскочил. Глядя на него, худого, бледного, я не без тревоги спросил:

– Ты что, дружище, болен? Садись. Поговорим с глазу на глаз. Скрывать ничего не надо. Никитин мне уже рассказал, как ты «дезертировал» из академии.

– Откуда он это узнал?! – запетушился «дезертир».

– Да разве такую «хитрость» в армии можно скрыть? Знает уже и командующий, приказал немедленно отправить тебя назад.

– Ну-у вот, – Амет-Хан сник в опустился на диван, но тут же снова взял себя в руки и твердо заявил: – Все равно учиться не буду.

– Но почему? – воскликнул я в услышал в ответ короткую исповедь.

…После первого месяца учебы на Амет-Хана нахлынула тоска по полетам. Началась бессонница, он потерял аппетит. Обратился к командованию с просьбой отправить его в родной полк, обещая учиться заочно. Не разрешили.

– Без полетов, как без кислорода на высоте, я теряю силу и разум, – рассказывал он. – За годы учебы подорву здоровье и уже не смогу летать. А очень хочу.

Я понимал, что он не шутит и не сгущает краски. По характеру он не мог работать, не вкладывая в дело всю свою внутреннюю энергию. Еще в детстве он подготовил себя для мужественной профессии летчика-истребителя. Потом были почти четыре года войны, где он с упоением шел дорогой борьбы. Она стала для него сущностью жизни. И вдруг будто потерял крылья! Командование считало, что он сумеет побороть тоску, как побеждал врага в боях, но все оказалось сложнее.

– Почему нельзя для летчиков создать такую академию, чтобы они две недели учились, а неделю летали? – спрашивал меня Амет-Хан. – Это держало бы нас в постоянной форме. А то ведь после учебы одних по состоянию здоровья списывают с летной работы, другие разучиваются летать. А я боюсь вообще дать дуба, – Амет-Хаи потряс обвисший китель. – Смотри, я его словно с чужого плеча снял. Прошу, ходатайствуй перед начальством, чтобы меня зачислили снова в полк. На любую должность. Хоть рядовым летчиком.

– Хорошо, – согласился я. – Сделаю все, что от меня зависит.

На другой день со станции Жабинка я привез жену, дочку и чемодан, в который вмещалось все наше имущество. Нам еще никогда не приходилось жить в таких шикарных условиях. Мы ютились в гостиницах, жили в коммуналках. Новая квартира казалась нам невиданной роскошью.

Поздно вечером в летную столовую начали собираться офицеры и их жены на новогоднее свадебное торжество. В просторной комнате столы стояли в виде буквы «П». Закуски, приобретенные за счет пайков, и красивые торты были разложены с особым искусством, а жареные карпы, как почетный эскорт истребителей, окаймляли столы. Цветы, привезенные отпускниками с юга, делали их празднично-нарядными.

Все пришли в парадной форме. По медалям за оборону Одессы, Севастополя, Сталинграда, Кавказа, за взятие Берлина, Вены, Кенигсберга, Будапешта, за освобождение Варшавы и Праги можно было проследить боевой путь полка, а гвардейские знаки свидетельствовали, каким славным был этот путь. В полку воспитано 24 Героя Советского Союза, а Амет-Хан Султан, Алексей Алелюхин, Павел Головачев и Владимир Лавриненков удостоены этого звания дважды. Не было другого такого полка в ВВС, который за годы Великой Отечественной войны дал бы стране столько знаменитых асов.

Одесса! В 1941 году 73 дня она находилась в окружении. И наш истребительный полк, сформированный в этом городе 13 сентября 1939 года, тоже был в окружения и вместе с наземными войсками защищал город. Последним его летным полем стал городской футбольный стадион. За оборону Одессы двенадцать летчиков полка были удостоены звания Героя Советского Союза. Пятеро из иах удостоены этого звания посмертно.

Родной наш гвардейский полк! За время войны только в воздушных боях им уничтожено 506 фашистских самолетов, потеряно 54 летчика. В это число входит в командир полка Лев Львович Шестаков, погибший в марте 1944 года в небе Украины. В Хмельницком ему поставлен скромный памятник. А в Одессе 69-му истребительному полку, ставшему впоследствии 9-м гвардейским, в 1982 году сооружен величественный монумент.

Наши боевые подруги принарядилась, но редко на ком было новое платье. За время войны все поизносилось. Зато невесты, смастерившие свадебные наряды из списанного парашюта, сияли белизной.

В комиссии по организации вечера возник спор, где должно сидеть командование полка, а где женихи с невестами. Одни предлагали разместить командование в середине поперечного стола, а правее и левее посадить свадебные пары. Другие считали, что свадьба является своеобразным символом начала мирной эры, поэтому надо отдать предпочтение новобрачным. Победило «мирное» предложение.

Направляясь вместе с Никитиным и Спиридоновым в штаб полка, я твердо решил, что командование приму после Нового года, а за оставшиеся два дня должен присмотреться к людям, ознакомиться с порядками и традициями, а поэтому твердо сказал своим спутникам:

– Я на этом торжестве буду вашим гостем.

Главным распорядителем праздника стал Спиридонов. Место ему определили между свадебными парами. Остальные садились по своему желанию. И получилось так, что офицеры разместились поэскадрильно, а в эскадрильях – по специальностям. Молодые летчики, только пришедшие из училищ (их было двенадцать), тоже отделились от ветеранов Они робко разместились за длинным столом и, точно первоклассники, не спускали любопытных глаз с прославленных фронтовиков. Героев Советского Союза на вечере было четверо – майор Иван Королев, старшие лейтенанты Сергей Елизаров, Георгий Банков и Михаил Твеленев. Треть летного состава была необстрелянная молодежь. Мне невольно вспомнилось напутствие заместителя командующего воздушной армией: «Вы идете на все готовое. Полк прекрасный, со славной боевой историей. Смотрите не подкачайте».

Входя в курс дела, я понимал, что сложно будет поддержать былую честь и традиции, умножить былую славу части, поэтому кристальней вглядывался в лица ветеранов. «Такие не подведут, – думая я. – Если станет трудно, помогут. Эти опытные летчики не только подчинены мне, но и я им. Ведь полк – это единый организм, где работа одного зависит от успеха другого».

Рядом со мной на праздничном вечере, как я положено по воинскому ритуалу, сели начальник штаба Никитин к заместитель по политической части подполковник Николай Фунтов, которого я хорошо знал по Халхин-Голу, когда был комиссаром разведывательной истребительной эскадрильи, Николай тогда имел звание старшего политрука и летал рядовым летчиком. Часто мы летали с ним в паре.