«Как ты можешь так думать, папа? Вот увидишь, мы этой зимой его в пионеры принимать будем!»

Отец с сомнением пожал плечами.

«Хорошо, если так. Буду рад и за него и за тебя».

Этот разговор огорчил Зину. А что, если и правда Яшка позабавится, да и уйдет снова на улицу попрошайничать, добывать деньги на кино и папиросы? А потом, может быть, и воровать. И что же тогда окажется? Что Зина и радовалась напрасно, и преодолевала свою вражду напрасно, и что никак она на Яшку не повлияла, и что никакой она не воспитатель и не вожатый.

Но нет, нет. Просто отец слишком осторожен. Ему нужны факты. Ну что ж, дай время, будут и факты! Вот посмотрим, что ты тогда скажешь, папка, недоверчивый человек!

…Был тот предвечерний час, когда рабочий день на заводе близится к концу, когда вахтер, поглядывая на часы, готовится дать гудок, а хозяйки начинают накрывать на стол. Мирный час, когда семья собирается к обеду и отдыху.

Зина тоже накрыла на стол. Обед был готов. Сегодня ей даже удалось сделать рисовый пудинг с клюквенным киселем. Антон уже похаживал из комнаты в кухню и поглядывал на кастрюлю с киселем, который остывал на окне.

В дверь позвонили. Антон бросился открывать:

– Папка!

– Какой папка? – сказала Зина, невольно встревожившись. – Еще гудка не было!

Звонил Кондрат. Он хмуро поздоровался с Зиной.

– Что случилось, Кондрат? – спросила Зина, чувствуя что-то недоброе, что касается и ее.

Кондрат мрачно посмотрел ей в глаза:

– Яшка сбежал.

Яшка сбежал! Зина неожиданно почувствовала смутную радость. Яшки нет, он, наконец, сделал то, чего когда-то так хотелось Зине. Его нет, он больше не будет приходить и пугать Антона, и Зине не надо будет напряженно следить за ним и изыскивать пути к сердцу этого неприятного и даже противного ей человека! Неужели это правда, неужели Яшка сам, по своей воле, освободил ее от своего присутствия?!

– И отцов аппарат унес, – сказал Кондрат.

– Как? Украл аппарат?

– Взял поснимать. А теперь Яшки нигде нету. И аппарата нету.

Зина побледнела. Ей стало стыдно своей мгновенной радости, ей не хотелось верить, что все это случилось. Может, просто он ушел куда-нибудь далеко, увлекшись снимками. Надо подождать, он явится, обязательно явится. Это невозможно, чтобы Яшка поступил так подло!

Ни Зина, ни Антон, ни Кондрат не слышали, как прогудел гудок на заводе. Отец, которому открыла соседка Анна Кузьминична, неожиданно вошел в комнату.

«Факты! Погоди, папка, будут и факты!» – пронеслось в мыслях Зины, и она, нахмурившись, закусила губу.

– Это что за совещание? – спросил отец, поглядев на их омраченные лица. – Какой вопрос обсуждается?

Пока Зина подыскивала слова, чтобы объяснить отцу случившееся, Антон сказал:

– Яшка аппарат украл и убежал куда-то.

– Та-ак! – Отец не то усмехнулся, не то скривил губы. – Этим все и кончилось!..

Он снял спецовку и пошел мыть руки. Зина бросилась за ним в кухню.

– Этого не может быть, папочка! Вот увидишь, он вечером вернется! Просто он забрел куда-нибудь… или за город отправился. А уж все – «украл, украл»!

В кухню прибрели и Кондрат с Антоном.

– Ничего он не вернется, – сказал Кондрат, глядя куда-то вниз и в сторону, – он еще вчера утром ушел. А мать говорит, что сама не знает, где он. Она уже в милицию заявила.

– Ну и что же?! – не сдавалась Зина. – А может, с ним что-нибудь случилось? Может, несчастье какое? А уж вы скорей – «украл»!

– Хорошо, подождем судить, – сказал отец, вытирая руки. – Есть такие мудрые слова: «Не суди не выслушав».

Уже стемнело, когда, поднявшись по деревянной замусоренной лестнице, Зина постучала в комнату Клеткиных. Никто не ответил.

В коридоре стояли соседи, перешептывались.

– Совсем уволили?

– А что ж такого беспросыпного пьяницу держать? И так уж довольно помучились.

– Слесарь-то хороший, жалко.

– Какой там уж он слесарь! Руки от водки дрожат.

– Как же жить-то будут?

– Ничего. Ксения заработает.

– А что он-то работал? Только и работал, что на выпивку.

Заметив Зину, одна из соседок сказала небрежно:

– Входи, у них не заперто.

Зина открыла дверь и остановилась на пороге. Ее поразила заброшенность и безнадежная печаль этой комнаты. Казалось, что здесь давно никто не живет: старые окурки на полу, немытая тарелка и пустая бутылка на столе со сдернутой на край скатертью…

Однако в комнате были люди. У стола, свесившись головой на руку, спал Яшкин отец, бывший слесарь Иван Клеткин. Его хриплое дыхание наполняло комнату винным перегаром.

У раскрытого окна сидела мать Яшки. Она глядела куда-то пустыми глазами, видно было, что ей все равно, куда глядеть, лишь бы не видеть своего дома, своей комнаты, своего мужа.

Ксения Любимовна нехотя оглянулась.

– Здравствуйте, – тихо сказала Зина.

– Чего тебе? – неприязненно спросила Ксения Любимовна.

– Я пришла узнать… Яша не вернулся?

Женщина встала и подошла к Зине. Она куталась в платок, хотя в открытое окно дышал теплотой хороший летний вечер.

– А тебе что? – спросила она.

Зина выдержала тяжелый взгляд Ксении Любимовны.

– Как же мне что? – возразила она. – Я из пионерского лагеря, я должна знать, где Яша. Он наш будущий пионер. Как же это что мне?

– Ступай в милицию, может, там скажут… – Ксения Любимовна отвернулась и снова направилась к окну. – Не в первый раз, приведут. Не пропадет сокровище.

Зина не знала, что ей делать и что думать об этих людях. Она вышла, тихо прикрыв дверь. Медленно спускаясь по лестнице, она думала о Яшке. Вот как у него дома. Вот как живут его отец и мать. А каково было жить Яшке? Вот он и убежал. Конечно, продал аппарат и на эти деньги уехал куда-нибудь. И там где-то живет, как хочет или как может – без друзей, без старших. Один. И уж теперь-то он, конечно, будет совсем пропащим человеком!

Зина, страдая, винила себя во всем. И в том, что не смогла преодолеть своей вражды к мальчишке, и в том, что успокоилась там, где еще надо было тревожиться. Но все-таки подлый, подлый он человек! Ему доверяли, его привечали, а он вот как отплатил за все доброе!

И Зине стыдно было вспомнить, как она хвалилась перед отцом своими успехами и такими дешевыми радостями!

Хрупкий мостик, который начал возникать между Зиной и Яшкой, сломался.

Отец встретил Тамару на станции. Тамара увидела его из окна вагона, но не узнала: стоял какой-то загорелый черноглазый человек в брезентовом плаще и в сапогах, грубоватый, с морщинками около глаз, привыкших щуриться от солнца.

Но, когда этот человек шагнул навстречу Тамаре и протянул руку, чтобы принять ее чемодан, она вдруг поняла, что это ее отец.

– Папа!

Тамара бросилась к нему, крепко обняла его за шею. В эту минуту она почувствовала, что это единственный по-настоящему родной ей человек, который и поможет во всем, и защитит от всяких бед, и поймет ее мятущуюся душу.

Отец был рад ей.

– Какая большая! – сказал он, любуясь Тамарой. – Уже невеста, а?

– Никакая я не невеста, – прервала его Тамара, – и вообще, папа… Мне надо с тобой поговорить обо всем, обо всем! У меня так много…

– Поговорим, поговорим, – сказал отец тоном, каким говорят с детьми, желая их успокоить, – дома поговорим.

К удивлению и к удовольствию своему Тамара увидела, что их ждет машина.

– Это чья машина? – спросила она. – Директор дал?

Отец с недоумением посмотрел на нее.

– А ты разве забыла, что я сам директор? Уже скоро год, как назначили. Я же писал тебе!

Тамара покраснела. Видно, это было в те дни, когда, кроме Яна, дачи и всяких дачных развлечений, ничто для нее не существовало.

– Ах, да! Я просто как-то не привыкла еще, что ты директор, папа!

– А я уж подумал, что ты не получила письма. Ведь ты меня даже и не поздравила!