– Они, как бы тебе сказать, вон те двое, – Илларион кивнул в сторону Петровича и мужчины напротив с короткой стрижкой бобриком, – они, двое, как бы режиссеры и немного сценаристы. А все остальные, как бы ассистенты, операторы, актеры. Мы как бы бригада.

– Съемочная группа, что ли?

– Вроде съемочной группы. Иногда нам приходилось кое-кого снимать…

– Ходишь ты вокруг да около.

За первым тостом последовал второй, за ним третий. Самое странное, компания не разбивалась на маленькие группы, все крутилось вокруг Иллариона. Наталья услышала о нем столько добрых слов, столько многообещающих намеков, что ей, на самом деле, стало интересно, что же он за человек и чем конкретно занимается. А еще ее интересовало, что за компания собралась на лесной поляне. Вроде бы вокруг зима, а тут лето, светит солнце, сухая трава, даже ветра нет.

Парни в камуфляжных куртках разносили вино, носили шашлыки, водку, коньяк. Все это наливалось и тут же опорожнялось. Но никто не пьянел, хоть и пили нормально. Лишь Наталья почувствовала, что захмелела.

– Кто же вы все-таки? – спросила она у Иллариона.

– Я Илларион Забродов, а они тебе все представились.

– А почему никто не назвал свою фамилию?

– Это ты спроси у них. А лучше не спрашивай, они смущаться начнут.

– Что у них фамилии не русские?

– Всякие. Вот у того – татарская, а у того – белорусская, – он кивнул в сторону крепкого парня. Тот перехватил взгляд Забродова, широко улыбнулся, но без заискивания, а искренне, как могут улыбаться лишь хорошему другу, которого знают много лет и с которыми много пережито.

– Все же вы какие-то странные люди. Мне кажется, что вы военные, но.., не правильные.

– Ну, в общем-то, мы имеем какое-то отношение и к армии.

– Все понятно – вы старые боевые товарищи. Наверное, вместе служили.

– Абсолютно точно, служили вместе.

– И наверное, в одних и тех же войсках?

– Точно, в одних и тех же.

Уже поели. Всем захотелось немного размяться. И тут Наталья увидела, что двое мужчин берут в руки винтовки, передергивают затворы. Картонная коробочка с патронами стояла прямо у сосны.

– Ну, Петрович, – сказал один генерал ГРУ другому, – покажи класс.

– Да я с прошлого дня рождения Иллариона винтовку в руки не брал. А ты?

– Я тоже.

– Значит, тогда играть в Вильгельма Телля не станем. Куда будем стрелять?

– Куда или во что?

– Давай в небо.

– Давай.

И два генерала, подняв винтовки, принялись целиться в небо. Все присутствующие пытались увидеть невидимую цель, лишь Илларион опустил голову, пряча улыбку.

– Смотри, сейчас солнце свалится, подстрелят.

– Куда, Илларион, они целятся?

– Они не могут целиться, они по году оружие в руках не держали.

– А ты? – спросила Болотова.

– Я держал, – признался Илларион.

Грохнуло два выстрела, сухих и коротких, эхо быстро вернуло звук. Мужчины принялись перезаряжать винтовки.

– Зачем патроны переводить? – спросил Забродов, легко поднялся.

Возле дерева стояла третья мелкашка. Он взял, быстро зарядил.

– Петрович, давай на спор.

– С тобой спорить, Илларион, одни убытки. Спорь с Мещеряковым, а лучше со своими парнями. Ты же все-таки их учил.

Илларион махнул рукой. Двое парней забрали у генералов винтовки.

– Ну, куда прицелимся?

Те переглянулись, пожали плечами.

– Есть консервная банка, привезли маслины.

– Мещеряков, бросишь банку?

– Как нечего делать.

Мещеряков пошел в кусты, где на плащ-палатке лежали продукты, вернулся с пустой банкой из-под маслин, небольшой, на сто пятьдесят граммов, маслины были испанские.

– Приготовились!

Мещеряков на удивление легко швырнул банку, и когда она достигла наивысшей точки, прозвучал один выстрел. Банка изменила траекторию полета – взвилась вверх, а когда стала вновь падать, прозвучал второй выстрел. Банка полетела между деревьями, скрываясь с глаз.

– Ну же! – крикнул Мещеряков.

Илларион выстрелил.

– Не попал! – довольно и обрадовано воскликнул Мещеряков. – Если бы попал, я бы услышал звук.

Мещеряков бросился к кустам.

Но Илларион его остановил:

– Давай на спор, на бутылку коньяка, что я попал?

– Давай, – самодовольный Мещеряков протянул руку. Один из генералов разбил рукопожатие, и спорщики вдвоем зашуршали по подсохшей траве к кустам можжевельника. Вернулись через пару минут, Забродов ухмылялся, а полковник Мещеряков сплевывал под ноги.

– Сволочь он, никогда с ним не спорьте. Я сам уже сто раз зарекался не спорить, но он, гад, всегда подначит! – и Мещеряков поставил на стол банку с шестью пулевыми отверстиями.

– А можно я выстрелю? – спросила женщина.

– Можно, – сказал Забродов. – В банку будешь стрелять?

– Да.

– Давай, – он быстро зарядил винтовку, подал ее Болотовой.

Наталья взяла, повела стволом. У мужчин головы втянулись в плечи, глаза расширились от страха.

– Осторожнее, Наташа, она же заряжена!

– Хорошо, что предупредили. Ну, подбрасывай, Илларион! Могу с тобой поспорить, что я в банку не попаду.

Банка взлетела. Грохнул выстрел. Как и следовало ожидать, банка и пуля не встретились.

– Мужские это игры.

– Это точно, – ответил Илларион.

– А больше стрельбы не будет?

– Почему же, сейчас Петрович будет стрелять на спор со своим товарищем. А ну-ка, товарищи, не забыли, чему я вас учил?

– Илларион…

Генералы взяли заряженные винтовки. Забродов пристроил банку на ветке можжевельника шагах в двадцати. Мужчины принялись целиться.

– По три выстрела. Если банка не будет сбита, дисквалифицируем, и больше вам, господа, не нальем.

Из шести выстрелов ни один не достиг цели, и банка осталась висеть на ветвях.

– Андрей, теперь давай ты.

Мещеряков сбил банку со второго выстрела.

– Совсем неплохо, – сказал Илларион.

Еще немного выпили, немного поели. Болотова почувствовала, как наступает блаженство. Никуда не хотелось отсюда уезжать, ей было хорошо, куда лучше, чем в городе. Она поднялась и прошлась по поляне.

Внизу, под солнцем, искрился снег.

Солнце стояло еще достаточно высоко, чтобы не чувствовать холод. Она понимала, что чем-то чужая в компании, возможно, пока чужая, а может и навсегда. Может так случиться, что Забродов потом подвезет ее к дому, попрощается, пожмет руку и даже не поднимется попить чая, кофе и уж наверняка не останется ночевать. Все люди, находившиеся здесь, были сделаны из другого теста, чем она.

Нет, они не были глупее, но они словно знали о существовании иного мира, в который не дано попасть простым людям. И появлялись среди простых смертных только для того, чтобы немного отдохнуть и посмотреть на нормальную жизнь. Чувствовалось, за душой у них куда больше, чем они говорят.

Наталья отошла в сторону, присела возле костра на пень и протянула руки к огню, хотя и не чувствовала холода. До ее слуха доносились размытые голоса.

Забродов подошел к ней.

– Все хорошо, ты не скучаешь?

– Даже слишком хорошо. Ты извини, что я отошла от стола.

– Нет, ты и так уже украсила мой праздник.

– Я, что ли, елочная игрушка?

– Илларион, – послышалось от стола, – а подарки получать? Ты что, забыл?

– Пошли, – сказал Забродов.

– Нет, я лучше посижу здесь.

– Ну как же, такой торжественный момент.

– Я отсюда посмотрю.

– Можешь ничего не увидеть.

– Я зоркая.

Забродов пожал плечами и направился к столу, где все уже стоя поджидали его. Подарки, на взгляд Болотовой, оказались довольно странными. Они были какими-то половинчатыми, словно подразумевалось, что другая часть у именинника уже есть.

Мещеряков подарил желтую кожаную кобуру с ремнями, чтобы носить ее под мышками. Майор Штурмин подарил два ножа, страшных, даже если смотреть на них с расстояния двадцати метров. К такому острому лезвию даже пальцем притронуться страшно, кожа разлезется пополам от одного прикосновения.