— Он очень неплохо отремонтировал мне спину, — заметила Анна Александровна. — Тут я просто обязана отдать ему должное.

— Ну, ваши проблемы со спиной мог бы решить любой мало-мальски грамотный массажист, — заявил Сорокин.

— То же самое сказал мне Козинцев. Буквально этими же словами.

— Потому что это очевидно, — без запинки ответил полковник и полез за сигаретами.

Он предложил сигарету Анне Александровне, закурил сам и откинулся на спинку кресла.

— Вечереет, — как бы между прочим заметил он, бросив взгляд в окно. С вами очень приятно беседовать. Не хватает разве что вашего самогона и хорошей закуски. Но, увы! Меня ждут дела, а вам еще нужно добраться домой живой и невредимой. Это я к тому, что на сегодняшний день наш с вами разговор не может дать никаких позитивных результатов. Хотя… Мы с вами, по крайней мере, выяснили, что занимаемся одним и тем же — каждый по своим каналам, но в одном направлении. Рано или поздно наш клиент потеряет осторожность и проявит себя во всей красе. Все, что нам остается, — это ждать и наблюдать. Ну, может быть, стоит попытаться немного подтолкнуть его в интересующем нас направлении. Я этого сделать не могу, а вот вы… Понимаете? Только очень аккуратно. И я вас умоляю: никаких активных действий! Никаких попыток собственноручно задержать, уличить, связать… Я уж не говорю о линчевании. Может быть, достаточно просто проявить заинтересованность в вопросе, который, как мы предполагаем, больше всего волнует его самого. Договорились? Ну, давайте еще по одной на посошок!

Слегка ошеломленная таким напором, Анна Александровна послушно выпила на посошок, закусила ломтиком лимона, раздавила в пепельнице наполовину выкуренную сигарету и, провожаемая самыми добрыми напутствиями, покинула кабинет полковника Сорокина.

Проводив Сивакову, Сорокин вернулся за стол, навел на нем порядок, закурил еще одну сигарету, а потом, немного поколебавшись, махнул рукой и тяпнул подряд две рюмки коньяка. Восстановив таким образом душевное равновесие, полковник бросил еще один печальный взгляд на сделавшееся из синего почти черным окно, снял телефонную трубку, набрал чей-то номер и стал ждать ответа, про себя считая гудки.

На берегу пруда было людно, хотя солнце уже клонилось к западу, а падавшие на травянистую, вытоптанную почти до голой земли лужайку тени росших вокруг деревьев становились с каждой минутой длиннее. Приближался вечер, и наиболее осторожные отдыхающие начали беспокойно переводить взгляды с неба на свои часы и обратно. Возвращаться в раскаленные бетонные соты многоэтажных домов никому не хотелось, но по вечерам в микрорайоне стало неспокойно: после захода солнца улицы, скверы и особенно рощу с прудами словно накрывала мохнатая тень — тень каннибала, который неслышно крался сквозь ночь, высматривая очередную жертву.

Сидевший на корточках метрах в трех от воды и вслепую давивший прыщи у себя на спине Андрей Пантюхин по прозвищу Тюха без всякого интереса наблюдал за тем, как толстая, вся покрытая трясущимися жировыми складками тетка в черном открытом купальнике сосредоточенно вытряхивала мусор из подстилки, на которой до этого загорала. Свисавшее со всех сторон дряблое сало подпрыгивало в такт ее движениям, а здоровенные, как спелые тыквы, груди так и норовили выскочить из тесноватых чашек купальника. Тюха вспомнил, как еще до поступления в ПТУ писал в школе сочинение на тему «Если бы я был президентом». Он тогда написал какую-то чепуху, за которую ему впаяли единицу и вызвали в школу мать. Дома мать надавала ему оплеух и на целую неделю оставила без карманных денег, так что курево ему пришлось стрелять у прижимистого Пятого. А за что? Подумаешь, написал, что разрешил бы покупать водку с двенадцати лет и открыл бы при каждой школе стриптиз-клуб со свободным входом… Конечно, теперь Тюха вырос и стал умнее. Теперь он написал бы так: «Если бы я был президентом, я бы издал закон, чтобы старые толстомясые коровы не появлялись в общественных местах без верхней одежды. А нарушителей чтобы отправляли на принудительные занятия аэробикой или мешки таскать, покуда не похудеют. Потому что, когда такую видишь на пляже, становишься импотентом, а это плохо влияет на демографическую ситуацию».

Тюха нащупал между лопатками крупный прыщ, сдавил его кончиками пальцев и зашипел от боли. Придуманная им фраза насчет демографической ситуации развеселила его. Надо запомнить и рассказать Пятому, подумал он, зная при этом, что через пару минут наверняка забудет свой шедевр.

Из воды, тряся головой, фыркая и отплевываясь, выбрался Пятнов. Он немного попрыгал на одной ноге, избавляясь от попавшей в ухо воды, зажал пальцем ноздрю, высморкался, повторил ту же операцию с другой ноздрей и наконец присел рядом с Тюхой, подстелив под себя рваный полиэтиленовый пакет, который принесло откуда-то ветром.

Довольный Тюха рассказал ему про демографическую ситуацию. Они немного поржали. Потом острый на язык Пятнов с удовольствием развил тему, украсив выдвинутый Тюхой законопроект некоторыми художественными деталями и придав ему совершенный, стилистически законченный вид — хоть сейчас отправляй на утверждение в Думу. Тюха ему так и сказал:

— Хоть сейчас в Думу на утверждение. Проголосуют единогласно, гадом буду.

Пятый зубами вытянул из пачки сигарету, с залихватским щелчком откинул крышечку своей латунной, с костяными накладками «Зиппо», но прикуривать не стал. Вместо этого он вдруг уставился на Тюху с выражением какого-то непривычного интереса в прищуренных глазах.

— А ты растешь, Тюха, — сказал он. — Медленно, но верно. Словечек нахватался… а главное, до сих пор их не забыл. Ты что, головой ударился или японцы лекарство от тупости изобрели?

— А вот я тебе сейчас как наверну, — глядя мимо него на блестевшую под лучами вечернего солнца поверхность взбаламученного пруда, лениво проговорил Тюха, — тогда позырим, кто из нас башкой ударенный.

Пятый мотнул головой, стряхивая повисшую на кончике носа каплю воды. Сигарета у него в зубах совсем размокла, и он не глядя выплюнул ее в траву.

— Навернуть любой дурак может, — сказал он. — Ты лучше скажи, с чего это ты такой умный заделался?

— Какой был, такой и остался, — проворчал Тюха и зашипел, выдавив очередной прыщ. — Здоровенный, блин, — сказал он, разглядывая испачканный палец. — И откуда они берутся? Колдун сказал, это что-то с обменом веществ. Сказал… ну, в общем, что это проходит, когда регулярно трахаешься.

— Регулярно, — повторил Пятый с таким выражением, словно это было слово из марсианского языка. — Я шизею!

Недоуменно покачивая головой, он взял себе новую сигарету и протянул пачку Тюхе.

— Опять Колдун волну гнать будет, — озабоченно сказал Тюха, прикуривая от поднесенной Пятым зажигалки.

Пятый убрал со лба мокрые волосы и запрокинул лицо, подставив его лучам заходящего солнца.

— С чего это? — довольно равнодушно спросил он.

— Так унюхает же, что курили, — ответил Тюха, не вынимая из зубов сигареты. — Он базарил, что это дело не только на здоровье, но и на ауру влияет.

— Угу, — глядя в небо, насмешливо сказал Пятый, — и на демографическую ситуацию, блин. Ты его больше слушай, он тебе расскажет, лектор хренов…

— Ты чего на него гонишь-то? — удивился Тюха. — Сам чуть ли не каждый вечер к нему бегает, а сам гонит… На хрена ты тогда к нему ходишь?

— Хожу, потому что по приколу, — ответил Пятый и длинно сплюнул сквозь зубы. — Может, мне интересно посмотреть, как один клоун пятерым другим лапшу на уши вешает. Может, у меня там свой интерес есть.

— Какой еще интерес? — насторожился Тюха. — Если ты решил его хату выставить, я тебе не советую. Он тебя в два счета найдет и расколет. Сам потом пожалеешь, да поздно будет.

— Нужна мне его хата! — Пятый презрительно сплюнул. — Там же взять нечего! Ни телевизора, ни видака — ничего! А то, что есть, ни в один «комок» не сдашь. Они там как глянут, так и разговаривать не станут, сразу ментов вызовут. На хрена мне этот геморрой? У меня и без этого бабок достаточно, а будет еще больше. Вот сделаю одно дело и сразу в магазин. Куплю мотоцикл, прикид кожаный, все дела…