– Привычка, Глеб, что сделаешь! – и он переложил портфель в левую руку.

– Может, подвезти вас?

– Нет, я уж на метро как-нибудь доберусь или такси возьму, «по-крутому», – рассмеялся Потапчук. Но лишь только открылась дверь, лицо его стало серьезным и напряженным, морщины прорезались, словно яркий косой свет упал на лицо генерала.

– Ты действуй осторожно, лишний раз не светись. Если почувствуешь опасность, лучше отступи, посоветуемся, как быть дальше. Потревожишь осиное гнездо – все покусанные ходить будем.

– Я это понял, Федор Филиппович, – и они обменялись рукопожатием.

Глеб смотрел, как генерал спускался по лестнице. Раньше Потапчук никогда не придерживался за перила, но теперь скользил по ним рукой, «Да, сдал Федор Филиппович. И не возраст тому причиной, а усталость. Накопилась за долгие годы, к вечеру от нее уже никуда не деться».

Подозрительность Потапчука передалась и Сиверову. Зайдя в мансарду, он посмотрел в окно вслед удаляющемуся генералу, проверяя, нет ли слежки.

"Может, это все бред? – подумал Глеб, убедившись, что наблюдение отсутствует. – Но столько трупов.., словно набралась критическая масса.

Такое ощущение, что сила, предназначенная для другого, вышла из-под контроля. А джин должен сидеть в бутылке".

Способы, которыми пользовался для достижения своих целей бывший полковник ФСБ Григорий Германович Бутаков, были стары как мир. Но старый, проверенный способ надежен, и сбоев почти не дает. Когда требовалось обломать какого-нибудь непокорного, не соглашавшегося плясать под его дудку и выполнять его приказания, Григорий Германович не церемонился, он находил слабину в натуре человека.

Если тот любил деньги, Бутаков его покупал, если был падок до женщин, то Григорий Германович, очень искусно все обставив, подсовывал ему наживку, а остальное – уже дело техники. Щелкал фотоаппарат или включалась бытовая камера, и по прошествии некоторого времени Григорий Германович появлялся у нужного ему человека и заводил с ним неторопливый сердечный разговор.

Что-что, а разговаривать по душам бывший полковник ФСБ умел.

Он заходил издалека, исподволь приближаясь к цели. Но предложение, как правило, следовало неожиданно, и тот, кому оно было адресовано, ошарашенно, выпученными глазами смотрел на Бутакова, бледнел, краснел, дрожал. А Григорий Германович лишь улыбался тонкой неприятной улыбкой, извлекал из кейса кассету или несколько фотографий и раскладывал перед непокорным.

– Не хотите полюбопытствовать?

– Кто это? – изумленно восклицал человек, которого он обрабатывал.

– Как это кто? По-моему, вы. Разве здесь плохо видно, качество, вроде, неплохое?

– Я?! – никак не мог поверить имярек.

– Конечно, вы. Правда, на вас нет пиджака с депутатским значком, дающим неприкосновенность носителю российского триколора, да и нижнего белья на вас, собственно говоря, нет… Хорош снимок, правда? Очень интересный. Думаю, если раздать эту фотографию вашим коллегам по фракции, а лучше, депутатам из фракции «Яблоко» или «Наш дом – Россия», вам мало не покажется.

Можно даже показать спикеру Думы. То-то он удивится! Вы ведь у него на хорошем счету. Но это для начала. Мы передадим снимок и журналистам. Вы, надеюсь, не забыли, как сгорел на подобных фотографиях всесильный министр юстиции Ковалев? Вижу, помните, руки сразу дрожать перестали, на себя начали примерять его мундир, его ситуацию. Правильно делаете. Только с вами, я надеюсь, обойдутся жестче. Этот снимок появится во всех газетах. Вы здесь хорошо получились. А рядом с ним будет напечатан еще один – вы на трибуне Думы, и тут же, более крупным планом, возможно, в цвете, – вы с женщиной легкого поведения на широкой арабской кровати. Вас подобная перспектива не устраивает? Я так и думал…

И непокорный депутат мгновенно становится покорным. Он просит отдать ему фотографии вместе с негативами, клятвенно обещая выполнить все просьбы, ответить на все вопросы бывшего полковника ФСБ, который, естественно, работает не на себя, а на неизвестных депутату людей, свято защищая их интересы.

Если возникала необходимость, компромат становился еще более изощренным. Как и откуда доставал документы бывший полковник ФСБ, – об этом его подопечные могли только гадать, они были свято уверены, что их частная жизнь – тайна за семью печатями, и заглянуть в нее никому не удастся. Иногда Григорий Германович действовал не напрямую, а через жен, братьев, детей. Бутаков был уверен, что для достижения цели все способы хороши, не отрицал он и самых скверных. Иногда ему приходилось, правда лишь в крайних случаях, прибегать к оружию. Но и тут Григорий Германович старался все делать предельно аккуратно, не оставляя следов.

Хорошо сложенная двадцативосьмилетняя женщина, которую звали Эмма Савина, работала с Бутаковым уже пять лет. Еще будучи в штате КГБ, он взял ее под свое крыло, вернее, поймал на правонарушениях. Но наказывать не стал, хотя мог упрятать Эмму Савину за решетку, поскольку взяли ее с поличным, – с небольшим пакетиком наркотиков. Сначала она отпиралась, однако отпираться легко, когда нет улик. А тут была видеосъемка, и грузный иранец, с которым ее взяли, не отрицал, что наркотики женщина приобрела у него. Эмме Савиной светил срок. Но полковник ФСБ Бутаков, следивший за иностранцами, решил замять дело, а умную и красивую бабу использовать по назначению. Ведь еще во всесильном КГБ одними из лучших информаторов были валютные проститутки.

– Послушай, Эмма, – в приватной беседе предложил ей Григорий Германович, – если ты станешь работать на меня, я забуду о наркотиках. У тебя маленький ребенок, ему, кажется, год. Не надо плакать, Москва, как известно, слезам не верит. Не размазывай косметику по лицу. Давай сделаем по-другому: ты будешь выполнять мои поручения, а я закрою твое дело. Ну как? Согласна?

Молодой и, в общем-то, еще не очень опытной жрице любви ничего не оставалось, как согласиться с довольно разумными доводами могущественного человека, представителя всесильной организации. С этого все и началось. Одно задание, второе, третье… Она спала с нужными полковнику людьми, Бутаков собирал компромат и умело его использовал. При необходимости он прикрывал Эмму Савину, причем надежно. Так что вскоре проститутка почувствовала себя неприкосновенной, ей уже не приходилось спать с каждым встречным-поперечным иностранцем, которые платили кто сто, кто двести, кто триста долларов за ночь. Она спала только с нужными людьми.

Бутаков постепенно начал ей платить, и платить намного больше, чем проститутка могла заработать лежа на спине или стоя на коленях. Фотографа полковник к ней приставил очень хорошего, тот работал профессионально, и ни разу за все это время никто из ее клиентов не догадался, что стал объектом скрытой съемки.

Вот так они и сотрудничали. Эмма не знала фамилии полковника, ей были известны лишь его имя и отчество – Григорий Германович. О том, что он ушел из ФСБ, она тоже не знала, Бутаков ей об этом, естественно, не сказал. Все шло, как и прежде. Полковник звонил ей, назначал встречу, показывал фотографию клиента и пояснял, что это за человек, какие у него слабости и пристрастия, короче, вооружал жрицу любви всей необходимой информацией. Так что заманить в постель нужного человека было лишь делом умения, техники и времени.

А в своей профессии Эмма Савина кое-что собой представляла – пусть и не звезда первой величины, но все же звезда, причем довольно яркая.

Иногда раз в месяц, иногда два раза, а иногда и чаще она встречалась со своим работодателем, получала от него информацию и конверт с деньгами.

Денег Бутаков не жалел, словно там, где он их брал, этого добра было в избытке.

Но всегда предупреждал:

– Смотри, Эмма, – и грозил указательным пальцем, – с деньгами не светись, не корчи из себя богачку. Будь скромнее, а то еще попадешь в поле зрения какой-нибудь другой организации. И тогда, поверь, я могу и не суметь тебя выцарапать и отмазать.