Еще пять минут – и улица опустела.
Водитель тряхнул головой, как бы желая проверить, не сон ли это. Но нет, он стоял один на пустой улице, а машина исчезла. Он тут же отыскал глазами телефон-автомат и бросился к нему. Но лишь только трубка оказалась у него в руках, кто-то взял его за локоть.
– Тебе что сказали! – мягко прозвучал голос. – Иди себе тихонько, как раз через сорок минут и дойдешь. Скажи своему начальству, что нечего тут делать людям, чье ведомство называется тремя буквами. Ясно тебе?
Шофер вздрогнул и кивнул. А затем медленно двинулся прочь от телефона-автомата.
Слухач и его напарник даже не успели поймать пакеты с молоком.
Васильевич вообще не удержался на стуле и, упав на пол, больно ударился головой о металлическую ножку стола.
– Он что, вконец охренел? – возмутился слухач, хватаясь в трясущемся фургоне то за спинку стула, то за край стола.
Он пробрался к перегородке и попробовал открыть задвижку. Но та, казалось, намертво приросла к стенке. Тогда слухач принялся колотить кулаками в перегородку и кричать:
– Стой, дурак! Куда ты понесся?
Но гробовое .молчание было ему ответом.
– Сейчас же выходи на связь, Васильевич! – закричал слухач. – Скорее!
И не дожидаясь, пока его напарник опомнится, сам бросился к пульту связи. Не успел он пробежаться пальцами по клавиатуре, как в фургоне внезапно погас свет. Вместе с центральным плафоном погасли все индикаторы.
– Ток, ток отключили! – кричал слухач в темноту. Но что он мог сделать?
Дверь блокировалась из кабины, аппаратура оказалась обесточенной, машина неслась по московским улицам. Стучать в стену, звать на помощь? Он и сам знал – это бесполезно. Звукоизоляция в фургоне была отличной. И тогда слухач затих. Он на ощупь добрался до стула и только вслушивался в частое дыхание своего напарника, которое доносилось откуда-то снизу, с пола.
Мужчина, сидевший за рулем, наугад выбрал одну из лежащих в углублении кассет и опустил ее в магнитолу. Кабину наполнили резкие звуки музыки.
Через полчаса фургон уже мчался по шоссе. Впереди замаячила бензозаправка. Она стояла на самом повороте. Шоссе резко уходило влево.
Мужчина вышел из кабины, обошел автомобиль, откинул крышку бензобака. В горловину он опустил ветошь. Та быстро втянула в себя дизтопливо. Щелкнула зажигалка. Маленький синий огонек вскоре перекинулся на тряпку и зачадил черным дымом. После этого мужчина распахнул дверцу, снял автомобиль с ручного тормоза, и тот медленно покатился по направлению к бензозаправке. Но уже вскоре машина разогналась.
Девушка, сидевшая в стеклянной будке, даже не успела вскрикнуть, когда фургон с яркой надписью «Кока-Кола» снес подряд три колонки и замер. Но это длилось всего лишь несколько секунд. Затем бензин, хлеставший из перебитых труб, ярко вспыхнул.
Сквозь гудение огня еле-еле прорывались крики слухача и его напарника, пытавшихся в темноте вышибить дверь металлическим столом.
Мужчина смотрел на пылающую бензозаправку из-за кустов. Он дождался, когда прогремел взрыв подземного бензохранилища, и только тогда исчез среди деревьев.
* * *
Ирина Быстрицкая вместе с дочерью уже успели обжиться в этом большом неуютном доме, обставленном богато и со вкусом, но все равно как-то казенно.
Вещи и мебель, к которым прикасалась Ирина, казались ей холодными. Ее утешало одно – девочка чувствовала себя здесь как дома. Она быстро освоилась в большом саду, знала все его потаенные уголки. И не раз Быстрицкой приходилось подолгу ее разыскивать. Аня любила забираться в самую чащу – туда, куда не ступала и нога садовника.
Женщина никак не могла понять, в качестве кого же она здесь находится.
Если верить генералу, то ее здесь охраняют от врагов Федора Молчанова. Но на это было мало похоже. Скорее всего, охрану больше беспокоило то, чтобы Ирина ни на секунду не ускользала от их внимания. Она даже несколько раз проверяла эту свою догадку. Подходила поближе к воротам и замечала, каким напряженным становится лицо охранника. Тот бросал свое обычное занятие – чтение газеты, если поблизости не было начальства, или же бесцельное разглядывание стенки, если начальство находилось рядом. Стоило Ирине вплотную подойти к воротам, как охранник мягко, но убедительно просил:
– Прошу вас не приближаться к воротам.
Ирина несколько раз пробовала упросить майора Миронова, который неотлучно находился в доме, чтобы тот разрешил ей позвонить. Но и тут она натыкалась на вежливый отказ:
– Не положено. Я должен посоветоваться с начальством. Возможно, завтра.
Такие ответы, естественно, никак не могли удовлетворить Быстрицкую. Но спрашивать в открытую она все-таки не решалась.
Однажды после обеда она устроилась в комнате с дочерью, чтобы немного позаниматься с нею. Как раз с утра майор Миронов привез все оставленные дома учебники и даже заехал в школу, переписал домашнее задание. Аня сидела, склонившись над тетрадкой, и аккуратно выводила одинаковые буквы "А", стараясь сделать это так, как было показано в прописях.
Быстрицкая услышала, как открываются ворота, и во двор въезжает машина.
Сердце у нее забилось чаще.
«Может, это Федор?» – подумала она и выглянула во двор.
Но нет, приехал какой-то неизвестный ей человек в строгом черном костюме и завел разговор с майором Мироновым. Шофер тем временем открыл все дверцы и, взяв в руки щетку, принялся сметать пыль с коврика. Мужчины, беседуя, зашли в дом, и вскоре Ирина уже слышала их еле различимые шаги в коридоре.
– Может, мне стоит поговорить с ней самому? – произнес незнакомый Ирине голос.
Быстрицкая, чтобы лучше слышать, подошла к самой двери и припала к ней ухом.
«Ну и глупо же я буду выглядеть, если они сейчас спуда войдут! Но нет…» – тут же спохватилась женщина, здесь никто без стука в ее комнату не входил. И она продолжала слушать.
Майор Миронов ответил что-то невнятное, его слова потонули в покашливании незнакомца. Вскоре скрипнула дверь, и все звуки стихли. Вновь дом погрузился в тишину.
Быстрицкая попросила дочь:
– Сиди здесь и никуда не выходи.
– Поняла. А можно я начну рисовать новую строчку? Ирина даже не сразу поняла, о чем идет речь.
– Какую?
– Из буковок "Б".
– Запомни, Аня, буквы не рисуют, а пишут, – напомнила дочери Ирина и выскользнула в коридор.
– Мама, – позвала Аня.
Быстрицкая приложила палец к губам и затем погрозила дочери:
– Сиди на месте, иначе ты все испортишь.
Аня обиженно надула губы и вновь принялась не писать, а именно рисовать буквы "Б".
В коридоре было пять дверей. Одна вела в их комнату, другая, напротив, как знала Ирина, скрывала за собой гардеробную. А вот три остальных до сих пор оставались для нее тайной. Она остановилась у ближайшей и прислушалась. Тишина.
Женщина даже потрогала поворачивающуюся ручку. Дверь оказалась запертой. Ирина прокралась в самый конец коридора и остановилась у последней двери. Тяжелая, покрытая темным лаком – ее, казалось, не открывали целую вечность. Но, присмотревшись, женщина различила на бронзовой ручке влажные отпечатки рук.
Наверное, домом пользовались нечасто, и поэтому отопление тут было включено не всегда. Дверь немного разбухла.
Ирина, присмотревшись, обнаружила, что ригель замка отодвинут. Сквозь выемку и щелку пробивалась полоска света. То и дело ее перекрывала чья-то тень.
Сперва Быстрицкой показалось, что она ничего не сможет расслышать, но, напрягая слух, замерев на месте, она все-таки различила голоса:
– Но не могу же я врать ей целую вечность? – настаивал майор Миронов.
Ответом было лишь глухое покашливание.
– А что мне делать, если она спросит меня напрямую?
– Уходить от ответа, – последовал бесстрастный совет.
– Может быть, вы мне посоветуете, как это сделать?
– Обещайте, что Федор Молчанов скоро приедет, что у него появились другие срочные дела.