Гроссмейстер, Мастер – словом, ОН – тяжело поднялся из-за стола, сходил в гостиную и, порывшись в ящиках, отыскал пачку сигарет, которые держал для гостей. Сигареты здорово пересохли, и первая почти целиком высыпалась на стол раньше, чем он спохватился и догадался ее перевернуть. Смяв сигарету в кулаке, он рассеянно отбросил бумажный комок и достал новую, на этот раз соблюдя все необходимые меры предосторожности. Закурил, глубоко затянулся, смакуя полузабытое ощущение, сразу же закашлялся, но упрямо затянулся опять и, с силой выпустив длинную струю дыма, сдул со стола рассыпанный табак.

Сигарета догорела слишком быстро. Он попытался вспомнить, куда последний раз сунул пепельницу, не вспомнил и, бросив окурок на пол, растер его подошвой. Закурив еще одну сигарету – катитесь к черту, годы воздержания! – он опять стал думать о себе и о женщине, которую ждал. О себе он думал, как все: не просто с большой буквы а большими, прописными, буквами: Я или, в третьем лице ОН. Называть себя МЫ было пока рановато, и он подозревал, что это время вряд ли когда-нибудь наступит, ничуть по этому поводу не печалясь: власти ему хватало той, что у него имелась, считать каждую копейку не приходилось, и слава богу. А впрочем... Может быть, тот журналист, Дубов, был не такой уж дурак? То есть дурак-то он дурак, этого у него не отнимешь, но ведь случается иногда и дураку угадать что-то, что в умные головы просто не могло прийти! А вдруг в нанесенной на энклапион гравировке действительно зашифровано некое послание, указывающее путь к тайнику, где хранится чаша Святого Грааля? Почему бы, собственно, и нет? Ведь что бы ни сочиняли про тех, кто жил в Средние века, в том числе и про тамплиеров, люди они были очень неглупые и в высшей степени практичные. И легенды, кстати, на пустом месте не возникают. Если чаша действительно существует, спрятана она где-то совсем недалеко – по современным меркам, естественно. Ведь путешествие, на которое в ту пору уходили месяцы, теперь занимает считаные дни, а то и часы – были бы деньги. Так что, если покойный Дубов правильно истолковал истинное значение энклапиона, тот, кто им завладеет, со временем получит полное право именовать себя так, как ему заблагорассудится. Для человека, обладающего такой властью и могуществом, еще и титула-то не придумано. Ничего, придумают. Те самые умные головы, что потешались над Дубовым, и придумают – по крайней мере, будет им хоть какое-то занятие...

Так ОН думал о себе. Что же до женщины, застрявшей где-то вместе с энклапионом, который, по ее же словам, находился в данный момент при ней, то о ней Гроссмейстер в последние годы привык думать скорее как о подчиненном, как о своей правой руке, чем как о возлюбленной. Хотя спать с ней, естественно, продолжал – во-первых, отказаться от этого было дьявольски тяжело, другой такой любовницы днем с огнем не сыщешь; а во-вторых, бабы с таким темпераментом подолгу не простаивают – оглянуться не успеешь, как найдет тебе замену. А это будет означать потерю не только женщины, которая делит с тобой постель и готовит по утрам яичницу, но и, как уже было сказано, верного соратника и незаменимого помощника.

Только вот куда он запропастился, этот хваленый соратник?

В последнее время ей пришлось потрудиться, и это была совсем не та работа, к которой она привыкла. В эти дни они мало виделись, мало разговаривали, а если разговаривали, то совсем не так, как обоим хотелось бы: ОН отдавал приказы, а она сообщала новую информацию. Выглядела при этом, как всегда, превосходно, но ОН отлично понимал, чего ей это стоило. Она здорово устала, но это, черт возьми, не причина, чтобы сходить с дистанции в самый последний момент!

А может, дело вовсе не в усталости? Отношения между ними уже давно стали далеки от идеальных, а кровавый марафон последних недель, пройденный в паре с этим белокурым мясником, не мог, конечно, способствовать укреплению их давней связи. Они не были женаты, но разве в этом дело? Можно подумать, штамп в паспорте способен удержать человека, который решил уйти...

Вот оно: уйти. Пересмотреть свои взгляды на собственную жизнь и поступки, кое-что осознать, кое в чем раскаяться... Уйти не просто так, а нанеся на прощанье предательский удар в спину, который, как ей, наверное, кажется, поможет хоть что-то исправить. А раз так...

ОН снова посмотрел на часы, потом бросил взгляд в окно. Ждать было уже не просто бесполезно – это было смешно. Нужно было что-то делать. Что именно следует делать, ОН знал.

Уже ни на что не рассчитывая, взял лежащий на краю стола мобильник и набрал ее номер. Аппарат был отключен либо находился вне зоны досягаемости. ОН полагал, что верно и то и другое: скорее всего ее телефон действительно был выключен, находясь при этом уже очень далеко от последней ретрансляционной антенны. Уезжая, она всегда включала роуминг, но в этот раз это было ни к чему: она вовсе не собиралась поддерживать с ним связь.

ОН догадывался, куда она могла поехать, и первым его побуждением было схватить такси и гнать в аэропорт. Усилием воли взял себя в руки. Там ее уже нет, а самолет на такси не догонишь. Надо просто позвонить этому "гитаристу", пусть он ей сыграет, как в песне поется, "самый популярный в нашей синагоге отходняк". Неизвестно, каким рейсом она вылетела, но встретить ее белокурый мясник вряд ли успеет. Это не так страшно: в конце концов, накроет двух птичек в одной клетке, на то у него и пистолет.

Приняв решение, Гроссмейстер нажал клавишу быстрого набора, вызвав номер блондина, который, по его расчету, уже должен был подъезжать к месту назначения. У этого, слава богу, телефон работал и роуминг был включен.

– Привет, это я, – сказал ОН, из-за владевшей им озабоченности даже забыв выделить личное местоимение интонацией, намекающей на необходимость писать его с прописной буквы: "Я". – Послушай, для тебя есть еще одно небольшое дельце. Ты сейчас где?

Ему ответили. Ответ был коротким и совершенно неожиданным, а затем в трубке наступила тишина, и на экране дисплея появилась надпись "Соединение завершено". Зарычав сквозь стиснутые зубы, ОН повторно набрал номер. Телефон работал, об этом свидетельствовали длинные гудки, но никто не отвечал.

– Ах ты подонок, – пробормотал Гроссмейстер. Уловив в собственном голосе нотки растерянности, ОН рассвирепел. Мощная ладонь сжалась в кулак, внутри которого все еще находился мобильник. Послышался жалобный хруст, и, когда ладонь наконец разжалась, на пол посыпались обломки серебристой, как брюхо упорхнувшего самолета, пластмассы.

Первый утренний рейс на Ригу отправлялся через сорок пять минут, и регистрация пассажиров уже началась. Билетов в кассе не было. Миловидная служащая аэропорта, которой был очень к лицу синий форменный китель, выразила Глебу свое глубокое и явно неискреннее сочувствие, а затем предложила лететь следующим рейсом, отправляющимся через два часа с какими-то минутами – с какими именно, Сиверов не расслышал, но с небольшими.

Он в нерешительности покусал губу и с большим трудом подавил очередной зевок. Два часа, пусть даже и без каких-то там дополнительных минут – срок немалый. За два часа можно многое успеть, особенно если опасаешься погони. Противник и так получил огромную фору; правда, он едет поездом, но к тому времени, как Глеб сойдет с трапа самолета в Рижском аэропорту, поезд будет давным-давно стоять в тупике, а этого их Гроссмейстера и след простынет. Даже этот, самый первый, авиарейс прибудет в Ригу слишком поздно. Одна надежда, что Круминьш не сразу подастся в бега, а для начала все-таки заглянет домой или хотя бы в этот свой клуб – похвастаться перед соратниками удачным приобретением...

А для самого Сиверова такая задержка означала два лишних часа мучительной борьбы со сном, тревоги и бесплодных догадок. Нет, ждать два часа он не мог.

– Вы не понимаете. Я не могу ждать два часа! Мне нужно срочно быть в Риге, я и так ужасно опаздываю!