Напоследок Абзац взял с приборной панели джипа присыпанный битым стеклом мобильник и раздавил его каблуком.

— Будь здоров, приятель, — сказал он все еще лежавшему в прежней позе водителю, бросил ему под ноги оба ствола и бросился бежать к своей машине.

Трогаясь с места, он посмотрел в боковое зеркало и успел увидеть, как из арки выскочил водитель джипа, пробежал несколько метров и остановился, вскинув перед собой сцепленные в замок руки. Абзац инстинктивно втянул голову в плечи и крутанул руль вправо. Переднее колесо «ягуара» с громким шорохом прошлось по бордюру, но сухой щелчок выстрела все равно прозвучал громче. Боковое зеркало, в которое только что смотрел Абзац, со звоном разлетелось вдребезги. Это означало только одно: у водителя джипа имелась запасная обойма, но не хватало мозгов.

Бандит выстрелил еще два раза, но «ягуар» уже был далеко. Проехав метров двести, Абзац свернул в проходной двор, проскочил квартал насквозь и не спеша поехал по параллельной улице, тщательно соблюдая установленную скорость. Ему показалось, что он слышит где-то в отдалении вой милицейской сирены, но это могло ему и почудиться.

Через полчаса он уже свернул с Остоженки в знакомый переулок и остановил машину в двух кварталах от своей «норы». Время было еще не очень позднее, но, когда Абзац, отперев дверь своим ключом, вошел в квартиру, там было темно. Откуда-то из глубины квартиры доносился раскатистый храп, перемежавшийся хриплым кашлем и невнятными вскриками: хозяин спал и, судя по производимым звукам, видел какие-то не слишком приятные сны. Стоило Абзацу войти в прихожую, как в нос ему ударила тяжелая вонь застоявшегося табачного дыма пополам с кислым винным перегаром.

Шкабров нашарил на стене справа от входа выключатель и зажег свет, чтобы не переломать себе ноги в царившей здесь темноте. В принципе, он мог бы добраться до своей комнаты и на ощупь, поскольку отлично знал дорогу, но хозяин квартиры имел дурацкую привычку переставлять и разбрасывать вещи, так что, пытаясь в потемках пересечь прихожую, можно было сослепу наскочить на что угодно — от старого табурета до стремянки с ведром грязной воды на верхней ступеньке. Иногда Абзацу казалось, что старый хрен делает это нарочно, чтобы немного поразвлечься.

Под потолком прихожей вспыхнула засиженная мухами лампочка без абажура. Абзац покачал головой: конечно же, и сегодня не обошлось без сюрпризов. Вешалка вместе с висевшим на ней тряпьем валялась на полу, прямо на том месте, куда рухнула, сорвавшись с гвоздей. Ржавые гвозди просто вывалились из штукатурки, не выдержав тяжести старого хлама. Абзацу пришло в голову, что в этой аварии, возможно, виновато резкое увеличение популяции гнездившейся в прелом тряпье моли.

Перешагивая через воняющую псиной груду, поверх которой, оскалив кривые клыки гвоздей, валялась вешалка, он подошел к двери своей комнаты. Сначала он внимательно осмотрел замок. Хозяин в последнее время запил по-настоящему, и несколько раз, придя сюда, Абзац заставал шумные компании каких-то сильно побитых жизнью и весьма подозрительных личностей. Бог знает, что могло прийти им в голову после третьего стакана. Конечно, Шкабров не держал в своей берлоге ничего ценного, по крайней мере на виду, но, когда человеку по-настоящему хочется выпить, он становится чертовски находчивым и изобретательным: это Абзац знал по себе.

Замок был в порядке. Абзац вошел в комнату и закрыл за собой дверь, заперев на задвижку. Кровать с продавленной панцирной сеткой стояла у стены и манила его, суля сон и отдых. Сейчас она выглядела гораздо привлекательнее, чем обычно, и Абзацу стоило больших усилий отвести от нее взгляд и проигнорировать непреодолимое желание рухнуть на скрипучую сетку, повернуться на бок и проспать часов десять подряд.

Для начала он переоделся: снова надел свои любимые черные брюки и такого же цвета футболку. Перед этим не мешало бы принять душ, но хозяин квартиры был чертовски неряшлив, а Абзац всегда считал, что преодолевать природную брезгливость можно лишь в тех случаях, когда в этом есть острая необходимость. Сейчас такой необходимости не было, и потому Шкабров просто натянул на покрытое ссадинами и кровоподтеками тело чистые брюки и футболку, решив, что помоется дома.

После этого он, стараясь производить поменьше шума, отодвинул от стены кровать, присел на корточки и поднял две скрепленные вместе половые доски. Полы в этой квартире стелили в незапамятные времена, доски были толстыми, прочными, а лаги, на которых они лежали, больше смахивали на отесанные с двух сторон бревна. Между полом и перекрытием оставалось добрых тридцать сантиметров свободного пространства, так что при большом желании там мог бы поместиться взрослый человек. Абзац не стал на практике проверять это предположение, а просто запустил в тайник руку по самое плечо, пошарил там и выволок на свет божий объемистую и очень тяжелую сумку из прочного брезента.

Абзац отдавал себе отчет в том, что сильно осложнил свою жизнь, избавившись от приставленных к нему сопровождающих так грубо и недвусмысленно. Фактически он поставил Хромого перед выбором: принять его условия или развязать войну на взаимное уничтожение. Хромой был холодным и расчетливым дельцом, но ради сохранения своего авторитета мог отдать приказ убрать Абзаца. Время разговоров и кулачных боев осталось позади, теперь нужно было готовиться к настоящим неприятностям.

Шкабров раздернул длинную стальную «молнию» сумки и развел брезентовые края в стороны. Свет горевшей под потолком лампы тускло отразился в вороненом, слегка замасленном железе. Абзац не колебался, делая выбор. Он заткнул за пояс джинсов старый девятимиллиметровый «вальтер», рассовал по карманам две запасные обоймы и, порывшись в сумке, достал с самого ее дна жесткий брезентовый чехол, внутри которого лежал охотничий ремингтон. Он положил чехол на пол и поставил рядом две коробки патронов — одну с крупной картечью, другую с пулями. Два месяца назад он потратил полтора часа на то, чтобы сделать глубокие крестообразные запилы на каждой пуле. Модернизированный таким нехитрым способом тяжелый свинцовый шарик при ударе о препятствие разлетался на четыре части, так что человеку, получившему такой гостинец в живот или в грудную клетку, невозможно было остаться в живых.

Перед тем как убрать сумку в тайник, Абзац вынул из нее вместительное портмоне из потертой коричневой кожи. В портмоне лежало несколько комплектов документов на все случаи жизни, в том числе и охотничий билет, разрешение на ношение гладкоствольного оружия и свидетельство о регистрации ремингтона, выглядевшее совсем как настоящее. Убедившись в том, что его паспорт, водительское удостоверение и документы на оружие выписаны на одну и ту же фамилию, Абзац спрятал сумку, закрыл тайник и поставил на место кровать.

…На углу Пречистенки и Зубовского бульвара его остановил дорожный инспектор. Пока он, поблескивая нашивками на куртке, шел к машине, Абзац надвинул бейсбольную кепку пониже, чтобы тень от длинного козырька скрыла лицо, и опустил боковое стекло со своей стороны. Инспектор наклонился к открытому окну, небрежно козырнул, попросил предъявить документы и вдруг замер в охотничьей стойке, уставившись на чехол с ружьем, торчком стоявший на переднем пассажирском сиденье.

— Что это у вас такое? — спросил он настороженно.

Уловив в его голосе осторожные нотки, Абзац с трудом сдержал усмешку. Москва в последнее время стала не самым лучшим местом для людей в милицейских погонах. Остановив какую-нибудь машину для обычной проверки документов, гаишник рисковал нарваться на вооруженного наркомана, плохо соображающего, где он находится и что творит. В такой ситуации ничего не стоило схлопотать пулю в лоб, что случалось в последнее время довольно часто. Поэтому испуг молоденького лейтенанта был Абзацу понятен: крутая иномарка, водитель с разбитой физиономией и ружье — не в багажнике, а на переднем сиденье, под рукой…

— Это у меня ремингтон, — любезно сообщил он лейтенанту. — Такое, знаете ли, охотничье ружье.