Чиж вышел на высокое крыльцо и глубоко вдохнул сырой после затяжного дождя воздух, до отказа наполненный такими непривычными ингредиентами, как аромат хвои, грибной запах и обыкновенный кислород, не загаженный выхлопными газами. Таким воздухом хорошо дышать, когда у тебя нет никаких проблем: на рыбалке, у костерка, и чтобы позади, на границе света и тьмы, стояла палатка, которая тебе не пригодится, потому что спать тебе не хочется, а на костре чтобы булькал котелок с ухой или шипели, роняя на пышущие жаром угли капли жира, нанизанные на длинные шампуры шашлычки… Ну и, конечно, чтобы в правой руке был стаканчик, а в левой — бутылочка. Нет ничего вкуснее, чем шашлычки с зеленью, да под холодную водочку! Говорят, что шашлыки лучше всего идут под сухое красное, но это брехня, эстетские изыски. Этого красного нужно выпить ведро, чтобы получился хоть какой-то эффект, и эффект этот известен наперед: будешь бегать в кусты каждые две минуты — вот и весь эффект.

Чиж встряхнулся, отгоняя посторонние мысли, и еще раз внимательно осмотрел просторный двор, засеянный короткой и густой изумрудной травой, какой не встретишь в природе. Идеально ровный газон занимал всю площадь двора и был разлинован гладкими, как стекло, бетонированными дорожками. Дорожка пошире вела от широких дубовых ворот прямо к приоткрытым дверям гаража, за которыми тускло поблескивал в полумраке хромированными деталями высокий радиатор здоровенного пикапа «шевроле». На этом пикапе зажравшаяся обслуга кондрашовской дачи возила, видите ли, дрова и вообще использовала его для хозяйственных нужд, как какой-нибудь мотоблок производства Минского тракторного завода.

Из гаража, старательно вытирая ничем не запачканные руки, вразвалочку вышел человек в потертых джинсах и тесноватой рабочей куртке с масляным пятном на животе. Когда он зачем-то обернулся к стоявшей в гараже машине, Чиж заметил в кармане его джинсов тяжелый брусок портативной рации. Слева под мышкой его куртка странно топорщилась, и Чиж подумал, что внимательному наблюдателю весь этот маскарад покажется смешным.

— Гаврилов, — позвал он водителя, — сгинь. Не отсвечивай ты, Христа ради. И другим скажи, чтобы попрятались. Актеры из вас, как из меня… гм… генерал.

Он запнулся, потому что привычное сравнение по какой-то странной ассоциации воскресило в памяти недавний разговор с Лаптевым. Чиж так и не понял, чего хотел от него подполковник, намекая на продвижение по службе. Над всеми его намеками и посулами ощутимо висело невысказанное «если»: все будет хорошо и даже великолепно, если… Если что? Разговор шел об Абзаце. Лаптеву не нравилась перспектива изловить легендарного киллера, и он этого не скрывал, а потом вдруг ни с того ни с сего принялся нахваливать Чижа и прочить его в генералы… «Это что же, — подумал Чиж, — он что, пытался намекнуть, чтобы я оставил Абзаца в покое и дал ему довести начатое до логического завершения? Да ну, чепуха же! Лапоть, конечно, не гений, но не настолько же он глуп, чтобы снюхаться с Хромым!»

Дойдя до ворот, он обернулся и в последний раз окинул взглядом казавшийся приземистым из-за своей огромной площади трехэтажный особняк и широкий двор с изумрудной травкой, светлыми бетонными дорожками и черными пирамидами старых елей, которые были в беспорядке разбросаны по участку. По случаю летнего времени многие окна были распахнуты настежь, в том числе и широкие окна зимнего сада, из которых буйно выпирала темно-зеленой листвой какая-то нездешняя флора. В глубине дома надоедливо тренькал под чьими-то неумелыми пальцами дорогой концертный рояль, легкий ветерок играл занавеской в одном из окон второго этажа. Двор был пуст, если не считать одинокого охранника, который клевал носом, сидя на вынесенном из будки у ворот стуле. «Идиллия, — подумал Чиж. — Потерянный и вновь обретенный рай. В таких местах человек поневоле расслабляется, поскольку именно для этого они и предназначены. Забор высокий, ворота прочные, охрана на местах, и потенциальная жертва под шум леса ощущает себя в полной безопасности. У профессионального киллера психика, конечно, покрепче, поустойчивее, но какое-то, пусть минимальное, воздействие обстановка оказывает и на нее. Значит, он тоже расслабится, хотя бы чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не заметить западни. Вот тут-то мы его и прихватим, потому что мы — в частности, я — расслабляться не имеем права.»

Чиж толкнул тяжелую калитку и, очутившись за воротами, сразу же сошел с подъездной дорожки в лес. Малинник громко затрещал под его неуклюжими, привычными к ровному городскому асфальту ногами. Здесь, под темным пологом еловых лап, среди замшелых стволов и гнилых пней, этого малинника росло черт знает сколько, и был он из-за недостатка солнечного света чахлым, худосочным, почти лишенным листвы, на две трети высохшим и таким трескучим, словно его посадили здесь нарочно в качестве дополнительного средства сигнализации и оповещения. На свободных от этих зарослей участках упруго пружинил скользкий ковер старой хвои вперемешку со здоровенными, как спелые бананы, еловыми шишками. Многие шишки выглядели не то расклеванными, не то разгрызенными — в таких тонкостях Чиж не разбирался.

Он поскользнулся на старой червивой сыроежке, вполголоса выругался и закурил: кислорода здесь было столько, что его избыток поневоле хотелось как-то нейтрализовать.

Невидимое за сплошной стеной старых раскидистых елей шоссе шумело совсем рядом — то есть, не то чтобы шумело, но периодически давало о себе знать звуком проносившихся по нему машин. Откуда-то издалека долетел приглушенный расстоянием гудок пригородной электрички. В перерывах между этими урбанистическими шумами в лесу царила тишина, нарушаемая лишь шелестом верхового ветра в еловых лапах да стуком дятла, и можно было без труда вообразить себя находящимся за тридевять земель от Москвы, в глухой тайге за Уральским хребтом.

Между делом Чиж обратил внимание на то, что в лесу чисто. Здесь не было ни пустых бутылок из-под портвейна и пива, ни драных пожелтевших газет, ни консервных банок — никакого мусора, вечно сопутствующего человеческому жилью. Стоило Чижу об этом подумать, как он наткнулся на огромную мусорную кучу, удобно расположившуюся в глубокой травянистой впадине и скромно замаскированную зарослями крапивы. Под ногами сновали огромные красно-черные муравьи самого свирепого вида, и, поискав взглядом, майор без труда обнаружил муравейник — здоровенную коническую кучу серовато-рыжей хвои, на поверхности которой даже издали можно было разглядеть суетливое хаотичное движение. Чиж понял, что отклонился от курса, и на какое-то мгновение его охватила паника: он совершенно не понимал леса, не питал к нему особенной любви и не умел в нем ориентироваться. Он знал, конечно, что мох должен, по идее, расти на деревьях с северной стороны, но личный опыт убеждал его в том, что это не так: обычно мох рос где вздумается, как правило, со всех сторон одновременно. Кроме того, север Чижу был без надобности: ему нужно было попасть к машине.

Он сразу же взял себя в руки. Полсотни метров до шоссе, метров сто до дачи Кондрашова, а если принять левее, то через пару минут обязательно окажешься на подъездной дороге… Заблудился он, видите ли! Смех и грех…

Оглядевшись, он увидел, как впереди, немного левее избранного им направления, среди ветвей блеснуло заднее стекло автомобиля. Все немедленно стало на свои места. Он просто слегка отклонился вправо. Вон она, машина, а если приглядеться, то и подъездная дорога видна — во-о-он тот просвет, это она и есть…

Он двинулся к машине, треща малинником и перешагивая через коряги. Лежавшая в кармане пиджака рация размеренно хлопала его по бедру, брюки намокли выше колена и были сверху донизу увешаны какой-то лесной дрянью, а носки туфель мокро поблескивали. Настроение у Чижа снова упало. «Что за собачья работа, — думал он, обирая со щек прилипшую мокрую паутину. Никакого удовлетворения, ни морального, ни материального. Так, короткие вспышки удовольствия, когда удается заломать очередного „братишечку“ или заработать смехотворную премию, от которой мне, по большому счету, ни жарко ни холодно. Так ведь и эти светлые моменты возникают все реже и становятся все короче. Старею я, что ли? Рановато как будто… Или правы врачи, и это алкоголь начинает угнетать психику? Вкупе с никотином, разумеется…»