Однажды поздно вечером ей кто-то позвонил.

— Это Наташа? — спросил бархатный мужской голос.

— Да. А кто это?

— Мне надо срочно с вами поговорить. По поводу Леона… Давайте встретимся через полчаса на Патриарших!

Таша оделась в три секунды. От звонка осталось странное чувство лихорадочного беспокойства. Где-то на самом краешке подсознания она давно ждала такого звонка и, как ей казалось, была совершенно готова к разговору…

У кафе, в котором они договорились встретиться, стоял черный «БМВ» с голубыми номерами и мигалкой. При появлении Таши сидевший в нем человек что-то передал по рации застывшему у входа охраннику. Девушку проводили долгим, испытующим взглядом. Войдя в кафе, Таша увидела не того, кого ожидала увидеть, — молодого человека из квартиры с зеркалами… Тем не менее она узнала своего собеседника сразу, хотя никогда прежде его не видела. Он был совсем не похож на красавчика, с которым она застукала Леона в тот незабываемый день, перечеркнувший ее веселую, беззаботную жизнь. Импозантный немолодой мужчина сидел за дальним столиком кафе и курил сигару. Таша мгновенно оценила, как дорого и элегантно он был одет.

— Вы, кажется, хотели поговорить? Что случилось? — Таша присела рядом и достала сигареты. — Мне двойной эспрессо, пожалуйста!

Внимательно глядя на Ташу, незнакомец поднес к ее лицу изящную золотую зажигалку. У него были темно-синие с поволокой глаза и загнутые, длинные ресницы, от которых сходят с ума женщины. На вид лет сорок пять — пятьдесят… Но выглядит превосходно!

— Он хорошенький, правда? — полуутвердительно сказал незнакомец, мечтательно улыбаясь.

— Вы о ком? — спросила Таша, хотя уже все поняла.

— Милая девушка, я прекрасно знаю, что вы снова встречаетесь с Леоном, — медленно начал говорить Ташин визави, пуская ей в лицо терпкие кольца сигарного дыма. — Это возмутительно. Перестаньте — подобру-поздорову. Это мой отеческий совет. Вам же лучше будет.

— А вы, собственно, кто, чтобы говорить со мной об этом?

— Его близкий друг. Вам, может, этого не понять, но я давно люблю его, и он любит меня. Своим появлением вы рушите нам жизнь. Мы вместе уже семь лет! Мне казалось, что вы сами разрешили для себя вашу проблему, когда увидели его вместе с другим мужчиной… Я позволяю ему иногда развлекаться. Мальчик любит новые игрушки. Оставьте его в покое по-хорошему. Вы не знаете, во что ввязываетесь.

— Нет, это вы, наверно, чего-то не понимаете, — холодно и жестко ответила Таша, хотя все у нее внутри задрожало. — Я не знаю, что у вас происходит с Леоном, но мы тоже встречаемся не первый день. Два с лишним года — это срок. Значит, не все правда в том, что вы говорите.

— Неужели история так затянулась? Бедный Леон… Он не говорил мне этого. — Незнакомец устало прикрыл глаза. — Вы, вероятно, многого не знаете о нем. Да и зачем вам? Найдите достойного, порядочного мужчину и будьте счастливы. С Леоном вы не будете счастливы никогда.

— Не желаю слышать!

— А ты непростая! Со стороны казалось иначе… Быть может, тебе нужны деньги?

— Это все, что вы хотели мне сказать? Я пошла!

Таша достала из сумочки купюру и оставила официанту за кофе. Мужчина продолжал сидеть неподвижно, задумчиво глядя куда-то сквозь стеклянную витрину. Какая-то странная печаль была в его синих глазах.

На следующий день вечером приехал ничего не подозревающий Леон с бутылкой шампанского «Rose Crystal» под мышкой.

— Привет, малыш! — улыбнулся он. — А что это ты такой грустный?

— Леон, расскажи мне все! — устало попросила Таша, растирая руками виски. — Я хочу знать!

— Что тебе рассказать? — удивился Леон.

— Про все! Про него, про других, про себя…

— Тебе кто-то рассказал? Кто?

— Твой очень близкий друг.

— Миша? — Леон как-то сразу сник. — Неужели он дошел до этого?

От его былой уверенности не осталось и следа. Молодой человек поставил на стол шампанское и опустился в кресло, закрыв глаза. Таша молчала.

— Ты пойми, я пытаюсь из этого вылезти, пытаюсь уже несколько лет…

— Из чего?

— Я занимался проституцией. Мне пришлось… Понимаешь, приехал из провинции, где жить было невозможно, тут — ни кола ни двора… Но это в прошлом! Сейчас не имеет значения. Когда я с тобой встретился, подумал, что хочу завязать со всем этим… Мне так показалось. Ты — первая моя женщина. Первая, с кем я вообще сблизился… — По лицу Леона потекли слезы. Таша, стоящая у окна, тоже начала беззвучно плакать.

— Почему ты не говорил?

— Я не мог… Я боялся. К тому же Миша… Он очень влиятельный человек, у него связи наверху.

— Ты его любишь?

— До встречи с тобой мне казалось, что да… Но теперь все изменилось. Я не знаю, малыш, не знаю… Это все слишком сложно.

— А я?

— Я тебя тоже люблю. Только я не могу… Не терплю давления. Понимаешь, мне сразу хочется убежать. Мне страшно, малыш! Если Миша все знает… Он меня убьет.

— Так бросай его! Давай уедем. У меня родители в Германии. Не пропадем.

— Но я ничего не могу делать. Я нигде не учился… Ты будешь смеяться, у меня только восемь классов школы. Меня выгнали за гомосексуализм и опозорили на линейке, хотя я ничего особенного тогда не делал. Просто разглядывал мальчиков в раздевалке после физкультуры. Я так боялся себя, просто кошмар. Родители от меня отреклись тогда, мы не общаемся до сих пор. Мне было очень тяжело!

— А машина, твои дорогие шмотки? Откуда все это?

— Ты понимаешь… — замялся Леон. — Я не знаю, как тебе сказать…

— Это тоже Миша и другие, да? Они покупают тебе шмотки, машины, возят за границу отдыхать, оплачивают солярии, салоны красоты?

Леон слегка покраснел и по-прежнему стоял, не поднимая на Ташу глаз.

— Ты считаешь, что это плохо?

— Я уже ничего не считаю… Уходи, пожалуйста. Я хочу побыть одна. И забери свое дурацкое шампанское.

— Если ты так настаиваешь… Я рад, что все выяснилось.

Леон мгновенно ретировался. На лице у него действительно читалось облегчение. Таша продолжала неподвижно стоять у окна. Она на самом деле оказалась сильнее, чем сама ожидала. Раньше ей и в голову не приходило, что она может такое вынести. Словно разом оборвались в сердце все струны. И никакого возврата назад больше быть уже не могло. Как будто в Таше в этот вечер умерла еще одна частичка души.

После Ташиного скандального ухода ситуация в компании нормализовывалась еще довольно долго. Пару недель Петр Анатольевич беспробудно пил, а когда появлялся в офисе на час-другой, доставалось всем. Заказы перестали исполняться в срок, клиенты переходили к конкурентам. Маринке в два раза снизили и без того не очень-то высокое жалованье.

— За то, что эту стерву привела! — в ответ на ее немой вопрос с нехорошей улыбкой ответила руководитель отдела кадров Зернова.

И с этим тоже пришлось смириться — идти-то больше было некуда. Маринка на Ташу не обижалась. Молодая еще, глупая, к тому же в такой переплет попала, бедолага. Она ее жалела — не осуждала. Хватило бы только сил с собой разобраться… Чем дальше, тем больше Маринку затягивал омут бытовухи, из которого самостоятельно выбраться, она чувствовала, возможности не было. Весельцов отучился еще на каких-то курсах и с грехом пополам устроился менеджером-распространителем в небольшую торговую компанию. Теперь он приносил ежемесячно триста долларов, что давало ему возможность чувствовать себя в Маринкиной квартире почти что хозяином. Особенно после того, как они затеяли и по частям осуществили небольшой ремонт… Илья становился все более неуправляемым. Стал пропадать вечерами, врать. Ночами сочинял на компьютере какую-то безумную музыку. Заставить его учиться не было никакой возможности. Памятуя о своих детских проблемах, Маринка очень боялась давить на него и после каждой его новой выходки во всем обвиняла себя. Может, надо было все же заставить его учиться, слушаться? Она панически боялась пьяных драк, наркотиков, грядущей армии…

Где-то вдалеке росла Славкина дочь, которую Анна на выходные отдавала им в Москву крайне редко. Зато с каждым месяцем росли ее финансовые претензии. Маринка платила безропотно, полагая отчего-то, что в несчастной доле девочки Ольги есть и ее вина… Весельцов так и не подумал жениться на ней. Теперь его отказ был более мотивирован: он говорил Маринке, что не может жениться, не имея должной финансовой базы. А усилий для изменения такого положения никаких не прикладывал, как будто его самого все очень даже устраивало. Зато стал частенько задерживаться вечерами — якобы на работе бросать долгие взгляды на молоденьких девушек. Интимная жизнь у них почти совсем прекратилась. Маринка все замечала, плакала ночами, но изменить ничего не могла. Пусть плохонький — но свой…