— Доброе утро, — повторил Лоцман и положил на стол свои мешки. — Кого хороним?

Ответом было молчание и неловкие, убегающие взгляды. Только новая актриса смотрела на него прямо, и он не мог понять выражения ее лица. Затем понял.

— Не больно-то вы сегодня приветливы. — Лоцман постарался, чтобы голос не выдал внутреннюю дрожь. — Угощайтесь. — Он сотворил фруктовую вазу, в которую переложил персики и янтарный виноград, и золоченое блюдо, куда пересыпал сласти. Фрукты поставил перед Эстеллой — она соблюдает фигуру, а сладкое подвинул к Лусии — она известная сластена.

— Вы опоздали, — сказала незнакомка.

«К завтраку или вообще?» — хотел спросить Лоцман, но смолчал.

— Свое угощение можете есть сами, — добавила она. Охранитель мира уселся в торце стола напротив нее.

Сотворил графин с рубиново-красным вином, бросившим на скатерть кровавые блики, и шесть хрустальных бокалов.

— Ну что ж. Давайте выпьем за перемены в мире. — Он налил вино в первый бокал. Остальные внезапно исчезли, и он едва не плеснул вино на скатерть.

— Нечего спаивать моих актеров, — непререкаемо объявила девица, похожая — теперь он ее рассмотрел — на Анну. — Я не позволю пить с утра всякую дрянь.

— Не груби Лоцману. — Ингмар поднял свои льдистые глаза

Девица обидно расхохоталась.

— Может, этот господин и Лоцман — но только не в Поющем Замке.

Он подавил желание сотворить что-нибудь такое, от чего обвалится потолок, рухнут стены или провалится пол под этой хамкой. Пригубил вино — оно было кисло-сладким и нежным. Сейчас бы хлебнуть чего покрепче…

— Мне очень жаль, — охранитель мира в упор посмотрел на девицу, — что вы начинаете свою жизнь здесь… так. Прощайте, Лоцман Поющего Замка. — Он поднялся, оглядел потупившихся актеров. — Право же, мне очень жаль. Прощайте.

Северянин встал, с грохотом отодвинув стул.

— Я провожу тебя… мой Лоцман, — выговорил он отчетливо.

Сорвался с места Рафаэль, и вскочила Эстелла. Одна Лусия осталась сидеть, взяла с блюда и задумчиво положила в рот горстку засахаренного миндаля.

— Лу, — окликнул виконт. Актриса как будто не слышала.

За дверью Эстелла потянулась к Лоцману, положила руки ему на грудь.

— Спасибо за всё. — Ее свежие губы побледнели и вздрагивали. — Ты был… ты самый лучший Лоцман… о каком могут мечтать актеры.

Он поцеловал ее в волосы, улыбнулся:

— Вашу новую Лоцманку надо воспитывать. Спуску ей не давай.

— Прости нас, — горько вымолвил Рафаэль. — За всё.

Охранитель мира снова через силу улыбнулся:

— Кто прошлое помянет — тому глаз вон. Инг, — он повернулся к другу, — честное слово, я не ожидал, что так выйдет.

— Могло быть и хуже. Ах, Великий Змей… — Северянин притиснул Лоцмана к груди. — Скверно, что Лоцман забывает свои прежние миры.

— Ну, вас-то я не забуду. — Ингмар выпустил его из объятий:

— Беги. Мария заберет тебя к себе. Беги скорей.

Охранитель мира пустился бежать. По коридорам дворца, мимо скульптур и бронзовых канделябров, которые, наверно, так никогда и не зажгутся к ночи, сквозь резные двустворчатые двери, которые захлопывались за спиной и словно отсекали прежнюю жизнь. Страшно оставлять свой мир в чужих руках. Как-то актеры здесь будут без него?..

Он выбежал на главную лестницу дворца, остановился на террасе. А теперь куда? Было обещано, что Мария востребует его в мир Последнего Дарханца. И когда это будет, позвольте спросить?

Из солнца вынырнул вертолет, скрылся в пушистом, словно из раздерганной ваты, облаке, снова появился, ближе. Снизился, наполняя Замок гулом и рокотом, приземлился у нижних ступеней главной лестницы. Из кабины выпрыгнули двое. Охранитель мира не поверил своим глазам — два Шестнадцатых пилота, только один из них почему-то не в летной форме, а в зеленом свитере и черных штанах, и в черной же расстегнутой куртке, точно второй здешний Лоцман.

Не чуя под собой ног, он помчался вниз. Пилоты радостно заорали и замахали руками.

— Привет, командир. — Летчик в форме — Особый Первый, из эскадрильи военной авиации, — улыбаясь, отдал честь.

Шестнадцатый в штатской одежде, когда-то сотворенной, чтобы обмануть засевшего в Замке армейского офицера, сгреб Лоцмана в объятия, сжал, приподнял над землей и, полузадушенного, поставил.

— Весь Кинолетный кричит тебе «ура». Война закончилась, солдат осталось — какой-нибудь жалкий взвод. Ведут себя тише воды ниже травы, — отчитался летчик.

— А ты что? Где форму потерял?

— Меня от полетов отстранили. Можно сказать, уволили без права ношения.

— Что-о?! После всего, что мы с тобой сделали для Кинолетного? Я спрашиваю: где справедливость?

— Вот именно: где ты ее видал, ту справедливость? — Шестнадцатый усмехнулся, однако усмешка вышла невеселой. — Короче, я решил у тебя жить. Глядишь, еще и роль сыграю где-нибудь в массовке.

— А я буду к вам возить кино, — подхватил Особый Первый. — Раз военная авиация сидит без дела. Я уж договорился.

— А сейчас летим на Дархан. — Шестнадцатый открыл дверь салона. — Залазь.

— Нет, погоди. — Лоцман отступил от вертолета.

— Давай, лезь без разговоров. Новая Лоцманка уже тут? Вот видишь. Мир становится не твоим, и чем дальше, тем больше. Проканителимся тут — и сгоришь.

Лоцман обвел взглядом возвышающийся над ним дворец и зубчатые Замковые стены. «Хозяйка!» Молчание.

— Хозя-айка-а!

Эхо закричало вместе с ним. Красавица не могла не услышать.

— Я сейчас. — Он метнулся на лестницу.

— Скорей! — крикнул вдогонку Шестнадцатый. Лоцман взбежал на два марша, свернул на боковую галерею, промчался мимо скульптур каких-то диковинных зверей, которых раньше не было. Наверное, тут летчикам ее не увидать.

— Хозяйка!

— Слушаю тебя, малыш. — Красавица появилась у него за спиной. Облако светлых волос было схвачено новой диадемой: на этот раз в ней переливались не кровавые рубины, а небесно-голубые топазы с бриллиантами.

— Мы улетаем на Дархан.

— Кто это — «мы»?

— Ты и я. Пошли в вертолет. — Красавица отодвинулась:

— Ты сошел с ума. Я — Хозяйка Замка.

— Будешь Хозяйкой Дархана. Идем!

— Это безумие.

— Ты моя Хозяйка и будешь со мной. С этой дурехой, — он бы выразился и покрепче, да пощадил Хозяйкины уши, — я тебя не оставлю. — Лоцман взял ее за руку и потянул за собой.

Красавица сделала два шага и остановилась.

— Я не могу. — Ее голос упал до шепота. — Хозяйки не летают на вертолетах…

— Лоцманы раньше тоже в Большой мир не ходили. Идем же!

Хозяйкина рука внезапно выскользнула у него из пальцев, и красавица оказалась в трех метрах от охранителя мира, возле изваяния кошки с совиной головой.

— Беги, малыш. Тебя зовут.

— Лоцман! — донесся крик Шестнадцатого. — Время!

Он вдруг ощутил, как пощипывает кожу, — мир стремительно становился чужим, отторгал его.

— Командир, сгоришь! — тревожился Особый Первый.

— Пойдем со мной, — сказал Лоцман. Хозяйка не двинулась.

— Ты не можешь или не хочешь? Если не хочешь, если я тебе не нужен — так и скажи. Ну?

— Я не хочу… чтоб ты сгорел. Улетай.

— Лоцман! — заорал Шестнадцатый. — Нам твой труп горелый увозить или как? Давай бегом!

Он повернулся и медленно пошел по галерее. Ноги едва слушались. Кожу рук и лица больно жгло, но еще больнее было внутри, в груди под горлом. Не любит… не нужен…

У лестницы он оглянулся. Хозяйка стояла, обняв фигуру каменной полусовы-полукошки, и смотрела на него.

— Я знаю, кто ты! — крикнул Лоцман. — И я люблю тебя!

«Люблю тебя! — подхватило услужливое эхо. — Тебя, тебя, тебя!..»

Он стал спускаться по лестнице. Кожа горела огнем, казалось, ее натерли ядом.

— Да шевелись же! — Взбежавший по ступеням Шестнадцатый поволок его вниз. — Сдохнешь!

Особый Первый сидел в кабине, вертолет разгонял сверкающий на солнце винт. Дверь салона была открыта.

— Давай внутрь. — Шестнадцатый думал подсадить Лоцмана в салон, однако тот уперся в порожек руками, в последний раз оглянулся на Замок.