– Куда позвонить? – насторожился бандит.

– В моей записной книжке есть телефоны моих друзей, Баламута и Бельмондо. Звякни одному из них, расскажи, что захочешь и попроси, чтобы они Ольге, жене моей, передали, что все в порядке, то есть я, настоящий ее супруг, скопытился на всю катушку и больше тревожить ее не буду. Обещаешь?

Баклажан подумал немного и, решив, что моя просьба ни с какого бока не выглядит злокозненной, согласился. И ушел в темноту.

Вернулся он минут через двадцать – притащил тело Веретенникова. Забросив его в братскую могилу (со словами: "Покедова, приятель"), несколько минут стоял рядом со мной, стоял как часть ночи. Он стоял, а я любовался звездами, теми, конечно, которые он не закрывал своим черным телом. Здесь, на Кумархе, звезды всегда были раза в три крупнее, чем где бы то ни было. И мне всегда казалось, что эти яркие, как их назвал Маяковский, плевочки, вовсе и не звезды, а дырочки, сквозь которые просвечивает чудесный мир, мир, неведомый живым и суетным.

– Ну, что? – спросил Баклажан, когда я мысленно уже просачивался к свету сквозь одну из этих серебряных дырочек. – Поехали?

И не дождавшись ответа, подошел к лазу, вынул из кармана лимонку, выдернул кольцо и, сказав "раз, два, три", бросил ее вниз. Потом пустил следом вторую и третью. "Вот сволочь, что делает! – подумал я. – Боится, что я в штольню смоюсь!"

– Это чтобы ты не удрал в рай, то есть на винный склад, – подтвердил мое предположение бандит.

И, схватив меня за пояс, бросил в древняк ногами вперед.

До уровня пятой штольни, вернее, до кучи породы, насыпавшейся после взрывов на тела Кучкина, Али-Бабая и Веретенникова, я добрался почти живым. Не успел освоиться с местом казни, как сверху западали мины и гранаты. Штук двадцать. Видимо, Баклажан решил взорвать их разом. Мудрое решение: один мощный взрыв всегда лучше двадцати слабых.

Мне удалось в той или иной степени от этого дождя уберечься – вжался всем телом в нишу в стенке, образовавшуюся от взрыва гранат. Прочувствовав, что я еще жив, Баклажан крикнул сверху:

– Когда я кончу говорить, начни обратный отсчет с десяти. На счет ноль я брошу тебе противотанковую гранату. Имей в виду, она будет с выдернутой чекой. Начинай, дорогой, я закончил!

Что делать? Против своей воли я начал считать:

– Десять, девять, восемь, семь... шесть... пять... четы-ы-ре... три-и-и... два-а-а... один... НОЛЬ!

Один – ноль в пользу Баклажана.

На "ноль" противотанковая граната не прилетела. Не прилетела она ни на "минус один", ни на "минус два", а вот на "минус двенадцать" сверху закапала кровь. "Это Сережка Кивелиди Баклажана прикончил! – сочинил я, в миг воспрянув духом. – Успел все-таки! Обожаю!".

И заорал наверх:

– Серый! Я здесь! Здесь я!

Ответа не последовало. Серебряные дырочки в потусторонний мир смотрели на меня холодно и безразлично. И я снова закричал:

– Алле, гараж!

Ответа снова не было. Вернее, он был, последовал все-таки, но в виде упавшего сверху человека (или трупа, бог его разберет). К счастью, я вовремя заметил (увидел и услышал), что на меня что-то большое летит. Заметил и вдавился спиной в нишу, в которой прятался от "гранатного" дождя. И человек (или труп) воткнулся в освободившееся пространство, да так меня подклинил, что стало трудно дышать.

"Замечательно сидим, – подумал я, пытаясь погасить забирающую сердце истерику. – Надо было восстающий шире делать, тогда бы не пришлось дышать вновь прибывшему постояльцу в ухо... Но делать нечего, надо осваиваться, рекогносцировочку провести. Так, что мы имеем в нашей малогабаритке?

Во-первых, под ногами у нас лежат штук десять лимонок и столько же противопехотных мин. И если не стоять смирно, то можно сыграть в одну очень увлекательную и весьма познавательную игру, которая называется "Запуск Чернова на Луну".

Во-вторых, этот парень не спешит объяснить мне причину своего позднего визита и пахнет от него свежей кровью. И еще тыквы своей не держит (мой квартирант уронил голову мне на плечо), потому что мертвый или без сознания.

И, в-третьих, не будь его здесь, мне, возможно, удалось бы освободить руки. Но самое оптимистичное в моем положении – это то, что я теперь обеспечен пищей и смогу продержаться с недельку. Если, конечно, смогу есть человеческое мясо. Сейчас, пожалуй, вряд ли, но через пару дней желудок уговорит разум. Это точно. Нос сначала отгрызу... Фу, гадость... Мокроты, волосы... Нет... Начну с уха. Хрум-хрум. Мочка, мяконькая, сочная. И щеки...

А кто это, собственно? Как кто? На сто процентов – Баклажан. Стоял, стоял у края, в глазах помутилось от усталости, вот он и упал. Если это действительно жрец, то справа у него не должно быть уха. Ведь ухо он одолжил Полковнику. Вот гад. Оставил меня без одной мочки... Надо проверить. Если это и в самом деле Баклажан, то съем я его с особым удовольствием".

До правой стороны головы товарища по несчастью я мог дотянуться носом. И через три минуты "носуальных" исследований достоверно знал, что нахожусь в ловушке вместе с человеком, который меня в нее поместил. То есть с Баклажаном.

Это открытие неприятно меня поразило. Весьма неприятно. Представьте, что вы нос к носу, грудь к груди, живот к животу стоите с человеком, которого ненавидите. Не просто с человеком, а с отъявленным негодяем и убийцей. Омерзительное соседство, не правда ли? И я, совершенно забыв, что несколько минут назад вполне серьезно подумывал о съедении соседа, забыв о лежащих под ногами гранатах и минах, задергался всем телом. И что вы думаете? Мне удалось подняться сантиметров на пятнадцать! Благодаря конвульсивным движениям стоп, плеч и, самое главное – связанных за спиной рук. Еще через пятнадцать минут мои ноги стояли на плечах осевшего Баклажана. Немного передохнув, я продолжил свой невозможный путь к свободе.

Поначалу продвигался я довольно быстро: опершись спиной о стенку восстающего, начинал "шагать" носками кроссовок по противоположной стенке до тех пор, пока мог это делать. Затем поднимал тело, помогая себе плечами. Ближе к поверхности диаметр выработки увеличился, и скорость продвижения к свободе значительно упала: мне чаще приходилось отдыхать.

Несколько раз я мог сорваться, но меня спасала мысль, что там, внизу, находится ненавистный Баклажан, и он с нетерпением ждет меня на свою голову. А может быть, и не эта мысль... Может быть, выпотрошенная трубка просто изрыгала меня из себя, из себя, уже мертвой... Не знаю. Знаю только одно – даже великий Гудини не смог бы повторить моего пути к свободе.

Последнее и самое трудное испытание ждало меня на устье древняка. Оказалось, что я могу вылезти из него лишь по пояс. Стоило мне в таком положении оторвать ноги от противоположной стенки, так сразу же нижняя половина моего тела начинала перевешивать верхнюю, и я вновь сползал в древняк... Но, в конце концов, я выбрался – отдохнув минут пять, отчаянно-резким движением перевернулся на живот, потом опять на спину и в результате оказался на свободе.

Свобода была по всем параметрам просто замечательной. Замечательной, даже несмотря на то, что руки и ноги мои были надежно связаны, голова болела и кровоточила, а откуда-то снизу, от воркующего перед сном ручья слышался хруст хрящей и довольное урчание поджарых местных лис, разделывавшихся с останками Мухтар.

Лежать под звездами и только-только всплывшей из-за гор луной, дышать ночным живительным воздухом... Это ли не счастье? Особенно после того, как в нескольких забегах выиграна гонка с преследованием и ни у кого-нибудь выиграна, а у самой Смерти.