Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Скорее всего, ты прав, – согласился я. – Но позволю себе сделать дополнение: если Баклажан действительно находился в конце первого штрека, то вряд ли он мог бы сидеть, слушать и на ус мотать – после двух взрывов он там должен был лежать в беспамятстве от отравления и кислородного голодания. А помнишь, сколько кровищи было на месте, так сказать, его смерти, или, точнее ампутации уха? Такая кровопотеря вряд ли прибавила ему здоровья...

– Да, видимо, именно из-за этого-то он нас и не перестрелял, – согласился Кучкин. И тут же озадачившись, вперился в меня:

– А кто в таком случае мину поставил? Ну, ту, на которой я подорвался?

– Мальчишка Али-Бабая, – не моргнув глазом, ответила Синичкина.

– А ты откуда знаешь? – удивился я.

– Помните, вы прибежали ко мне от повесившегося, так сказать, Веретенникова? Ну, на мой крик?

– Помним, – ответили мы с Кучкиным в один голос.

– Так это рукастый-костылястый на меня накинулся. Представляете, я в рассечке по надобности устроилась, лампу естественно, притушив. А он пришел из глубины ствола и стал мину закапывать прямо у ее устья. И увидел меня, вернее, услышал дыхание...

– И что!? – опять воскликнули мы с Сашкой.

– Что, что... Набросился на меня с костылем...

– И ты его заточкой успокоила, – догадался я, чем закончилось столкновение.

– Естественно. А что, надо было мораль прочитать и в угол поставить?

– Понятно... – закивал Сашка и, с некоторым усилием сделав вид, что отнюдь не удивлен признанием детоубийцы, задумался.

– Послушай, а почему Али-Бабай не убил Веретенникова вместе с Лейлой? – как ни в чем не бывало, спросила его Анастасия, осторожно выглядывая из канавы.

– Тогда мы смогли бы догадаться, что Али-Бабай жив, – ответил Кучкин уже после того, как пуля упомянутого им господина, пропев над ухом Анастасии, зарылась в землю в противоположном конце канавы. – Или уверовать, что в штольне есть враждебный нам человек. И начать за ним охоту.

– Ты трав, – задумчиво проговорила Синичкина, сверля Сашкино туловище тремя глазами (своими черными, да глазком пистолета).

– Ты это чего? – насторожился я. – Мы же договаривались не трогать друг друга?

– Ситуация, понимаешь, изменилась, – сделав глаза простодушными, сообщила хозяйка положения. – Теперь я знаю, что мне грозит... И потому в этой яме появился третий лишний.

– Если ты нас убьешь, то останешься с этими ублюдками один на один, – указал подбородком на противоположный борт Шахмансая оставшийся холоднокровным Кучкин. – Мне кажется, все-таки нам с тобой надо придти к какому-то соглашению...

И, приосанившись, продолжил: – Знаешь, ты говорила, что для каких-то там целей ты принадлежать должна кому-то... Не буду углубляться в интимно-исторические подробности морального плана, а просто спрошу, как благородный джентльмен спрашивает утонченную леди: Может, я сгожусь тебе в хозяева? Обещаю создать тебе собачьи условия...

– Какие это условия? – спросила Синичкина, заинтересовавшись Сашкиным предложением.

– Не злить, хорошо кормить и отпускать на ночь!

– Вот как... – с интересом посмотрела девушка Сашке в глаза, в глаза, старавшиеся смотреть благородно.

"Ах, ты, стерва! Ах, ты, сученок! – ругнулся я в сердцах, потрясенный обоюдным коварством товарищей, нет, врагов по несчастью. – Ну, сейчас я покажу вам кто в этой канаве хозяин!

И, поднявшись, пошел на Синичкину в психическую атаку. Али-Бабай, видимо, несказанно удивился этому крайне неосторожному поступку и потому промахнулся. Второй раз он выстрелить не успел – я упал на Синичкину; ствол ее пистолета деловито уперся мне прямо в живот, да так деловито, что скандалить было неблагоразумно.

– Да не нужен мне Сашка. Совсем не нужен... – примирительно улыбаясь, нашла Анастасия мой пупок дулом. – Я просто решила показать тебе, чего он стоит... Теперь ты знаешь, что он продаст тебя за любую цену.

– Показала, так кончай выпендриваться. И ствол убери – щекотно.

– А ты пойдешь со мной?

– Пойду, пойду, – ответил я, отодвинувшись от девушки подальше. – Куда от тебя денешься?

– Правда, пойдешь?

– Пойду, если, конечно, в живых оставишь.

Синичкина стала похожей на шестиклассницу-отличницу.

– Я буду делать все, милый, все, что ты от меня, как от женщины захочешь, но обещай, что одно дело я буду делать сама по себе, сама по себе, но с твоей помощью...

– Сама по себе, да еще с моей помощью? – удивился я. – Спать со мной или пельмени по воскресениям лепить?

Синичкина задумалась; решив, видимо, рассказать мне о своих странностях, нацелила пистолет в Кучкина и сказала:

– Прости, Саша, но моя тайна не для твоих ушей. Я помогу твоим родителям, обещаю...

Сашка побледнел, попятился, а я подумал в сердцах "Ах ты стерва!" и набросился на упомянутую. А она, что вы думаете? Она куртку мне прострелила! И вообще бы убила, если бы не вертолет, вдруг вывалившийся из-за Подахоны[39] и пролетевший прямо над нами. Синичкина хоть и коварная, но все равно женщина, испугалась его на полсекунды и тут же была пленена. Отняв пистолет, я придавил ее телом и понес от возбуждения прямо в лицо:

– Все, леди и джентльмены, власть переменилась! Провозглашаю в этой отдельно взятой канаве собственную диктатуру!

Услышав "власть переменилась", Синичкина задергалась. Пришлось прижать ее всеми своими килограммами и так хорошо мне от этого сделалось, что я сделал тучную паузу для удовлетворения чувств и сказал, не торопясь и с выражением:

– Слушайте, леди и джентльмены, мою инаугурационную речь, сокращенную до окончания, то есть до обещаний! Сашке я обещаю полную и безоговорочную свободу, а вам, госпожа Изаура, наоборот, рабство. Клянусь, что буду вашим владыкой, также я обязываюсь закрывать глаза на вашу некую, судя по всему, пагубную страсть, до тех пор, конечно, пока она мне боком не выйдет. Вдобавок, если все-таки она мне выйдет боком, обещаю продать вас первому рабовладельцу, на которого вы укажете своим божественным пальчиком, продать за доллар, в скобках прописью – один доллар, по курсу ММВБ на этот счастливый день. Идет, мадам Синичкина?

– Идет... – не обидевшись на "мадам", пролепетала пригревшаяся "Изаура".

– Клянись! Скажи: Клянусь алмазами Вселенной!

Это клятва ей не понравилась, она задергалась, и мне пришлось опять ввести в действие все свои 90 килограмм веса (в экипировке):

– Клянись! А то сейчас мне Сашка по голове камешком врежет, для личного спокойствия врежет! А потом тебе!

– Клянусь, – буркнула Синичкина.

– Клянусь алмазами Вселенной!

– Клянусь алмазами Вселенной! – повторила Анастасия и я, выдохнув "уф!" обернулся к Кучкину, чтобы узнать, почему он не настучал мне камнем по темечку, ведь полно их, остроугольных, валялась по дну канавы. И понял почему: Сашка, открыв рот от удивления, смотрел на противоположный борт Шахмансая. Я посмотрел туда же и увидел, что от скал, в которые ушел Баклажан, к Али-Бабаю спускается совершенно голый Веретенников, спускается, размахивая над головой белой тряпицей.

5. Это его Баклажан раздел. – Челночная дипломатия. – Турнир с выбыванием. – Вот кто приемник! – Алмазы еще не прожгли тебе душу!

– Интересные шляпки носила буржуазия, – пробормотал я, силясь понять причину столь экстравагантного поведения друга, выросшего в хорошей семье. И окончившего с отличием Московский университет, в котором даже гомики с эксгибиционистами донага почти никогда не раздеваются.

– Это его Баклажан раздел, – высказался, наконец, сын чекиста.

– Ты думаешь, у них что-то было? – испугаться я за друга.

– Да нет, не думаю. Это он для того раздел, чтобы Али-Бабай не сомневался, что у парламентера нет оружия. Да и Валерке резону нет бежать нагишом по мусульманским горам в Душанбе. Баклажан – мудрый мужик.

вернуться

39

Протяженный отрог Гиссарского хребта. Месторождение олова Кумарх локализуется на его склоне.

56
{"b":"2985","o":1}