— А демократия?

— Демократия — те же удила, только пороскошнее и отдающие жевательной резинкой. А в итоге и там тоже прав тот, кто богаче, сильнее…

— Либо большинство, — не уступала Брижитт. Ларри поморщился.

— Не люблю рассуждать о демократии, ибо демократия слаба. Беспринципный сговор голодранцев против сильных. Смотри сама, что твоя изумительная демократия творит с людьми действия — предприимчивых ломают налогами, талантливых усредняют, широко мыслящим так ограничивают компетенцию и ставят в такие узкие рамки, что даже титан не в состоянии ничего предпринять с размахом. А позже, когда у врат их расдискутировавшейся компании встает ландскнехт или бородатый кочевник, демократия разлагается перед ним, словно тело прокаженного, не в состоянии даже объединиться на защиту своих изумительных ценностей! Тьфу!

— Если ты знаешь, что грозит гибель, скажи об этом людям. Вместе мы найдем способ…

— Позволь мне эту игру провести одному. А теперь — внимание! В нашем распоряжении примерно четверть часа…

После пяти минут ожидания в баре Мистер Приап почувствовал неприятный зуд в том месте, откуда у уважающих себя дьяволов растет хвост, а у него, дитяти из пробирки, наличествовал лишь жалкий копчик. До сих пор он не думал о возможности засады. Впрочем, кто, черт побери, мог бы устроить на него засаду? Он прошел к портье и спросил о мисс Лебланк.

— Она у себя в номере 1181.

Гном подумал, что все складывается как нельзя лучше, всегда легче закончить тет-а-тет то, что в некоторых случаях может вызвать нездоровое любопытство, привлечь ненужных свидетелей. Он вошел в кабину лифта.

— Войдите, — произнес голос Брижитт, когда Приап постучал в бело-золотые двери на одиннадцатом этаже. Он вошел и тут же хотел повернуться назад, но не успел. Его пригвоздила на месте сильная струя освященной воды, жидкости обжигающей, ненавистной, которая породистого дьявола могла бы уничтожить, его же, эрзацсатану, лишь обезвредила, поранила, пришибла.

— Вот мы и снова встретились, Приап! — сказал Бельфагор, выключая магнитофон с записанным голосом Брижитт, которую он предусмотрительно поместил в другом номере… — И на сей раз верх мой, — он пинком отбросил выпущенную Гномом папку и, воспользовавшись помрачением Приапа, забрал у него пистолет и стилет. Одновременно замкнул дверь. Бывший проректор не протестовал. Словно мешок с картофелем, он дал посадить себя на ковер, и только потирал покрытую красными полосами физиономию, а из горла его вырывался астматический хрип.

— Доигрался, чертик, — издевался Ларри. — Хорошо смеется тот, кто смеется последним! Ну, а теперь откровенненько выкладывай все по порядку, не то я снова сикну водичкой…

— Прошу тебя, не впутывайся в это, Ваша Магнифиценция, — простонал побежденный, — у тебя нет никаких шансов. Я здесь только пешка.

— Я знаю все, даже о твоих дружках из Токио, Мексики… — засмеялся Белл.

— А коли знаешь, зачем спрашиваешь?

— Кто твой шеф? Что было в пакете, переданном Брижитт, какова цель операции, и твоя задача? — каждое слово падало с силой нокаутирующего удара.

Приап покрутил головой и тут же завыл, пораженный струйкой воды между глаз.

— Еще немного, и ты ослепнешь, будь разумнее, — произнес Ларри.

Довольно долго Гном не проявлял ни малейшего желания беседовать, зная, что пока он не скажет правды, Бельфагор не может его уничтожить. И Белл начал терять надежду вытянуть что-нибудь из Приапа, тем более, что после очередного дынгуса [45] полусатана начал терять сознание. И тут ему пришла мысль: он рывком разорвал Гному штаны и извлек на свет божий объект гордости карлика и повод зависти его коллег из Ледового Замка.

— Не трожь его, его не трожь! — запищал Гном. — Все скажу!!

— Ну так говори!

— В шестнадцать у меня контакт с шефом. Маленькая черная коробочка в сейфе, шифр 678—66, надо глядеть прямо в световой глазок, штекер воткнуть в гнездо антенны телевизора. Сам спросишь шефа обо всем. Я ничего больше не знаю.

— Проверим, стерва!

Выжав из Гнома еще адрес укрытия, Бельфагор энергичным движением кинул Приапа в огромный, стильный (хоть и выполненный из искусственного материала) шкаф, очертил вокруг него мелом круг, которого не в состоянии переступить самый могучий дьявол, даже если он умеет летать либо проникать Сквозь землю, тем же мелом написал несколько сильных заклинаний на дверцах, так что их не открыли бы и шесть князей тьмы, а вдобавок завязал дверцы четками.

— Сиди, братец, пока я не вернусь.

Портфель с одеждой старушки и профессиональный журналистский набор нашли укрытие под кроватью, пистолет Ларри спрятал в карман. На двери поместил табличку: «НЕ БЕСПОКОИТЬ». А потом пошел в комнату Брижитт, и они любили друг друга почти целый академический час, убежденные в том, что никакой грех уже не может им повредить.

Нервозность Лысого росла с часу на час. Представительство в Нью-Йорке сообщало об усиленной активности Бельфагора, который, видимо, напал на какой-то след деятельности спецслужб «черных», но не считал нужным поделиться с «белыми» своими открытиями. Несколько других региональных отделов доносило о настораживающих знаках на земле и на небе. В южной Франции выпал кровавый дождь, Бразилию поразило неожиданное нашествие змей, которые проникали даже в центры городов, в Конго объявилось странное животное, говорящее будто бы человеческим голосом, ожило несколько бездействовавших долгое время вулканов, а на портрете Джоконды в Лувре выступили кровавые пятна. Испанию покрыла удивительная волна туманов, связанная, особенно в промышленных районах, с чрезвычайно сильным смогом. Этот смог проникал в глаза и ноздри, вызывая массовые заболевания дыхательных путей. Из Австралии доносили о нашествии саранчи. Одна из не очень известных парижских ворожеек оплатила пятиминутное выступление по телевидению, утверждая, что имеет сообщить своим соплеменникам нечто чрезвычайно важное, но умерла таинственным образом в холле ТВ-Центра. В то же время хлебные районы СССР подверглись прямо-таки катастрофическому нашествию мышей. Некоторые считали это предвестником долгой зимы, другие — всеобщим проявлением страха в мире. На Сейшельских островах умерла самая старая черепаха мира. В Сикстинской капелле без малейших толчков на полу проступил знаменитый «Последний Суд» Микеланджело, в арктических водах разразилось невиданных ранее размеров самоубийство китов.

Однако среди всех этих явлений Лысого больше всего нервировало нечто иное: его седовласый шеф, вероятно, обрадованный гибелью отеля «Парадиз», взял двухнедельный отпуск и отправился за грибами, не оставив ни адреса, ни способа связи.

Несмотря на протесты Брижитт, Ларри решил выехать в Бостон и приказал ей не высовывать носа из отеля пока все не кончится. Обещал звонить ежедневно, объяснив, что самое худшее уже позади. Потом взял небольшой багаж стюардессы и намеревался выйти, когда зазвонил телефон.

— Да, а, это вы? Хорошая погода в Париже? Прекрасно… Ну, конечно. Как с теми пациентами? Не может быть! Мефф Фаусон?!! А не знаете, где он сейчас находится? Значит, должны немедленно узнать! Звоните в пять, он должен к тому времени вернуться! Приветствую!

Он повернулся к Брижитт, жадно ловившей каждое слово.

— Представь себе, одним из последних пациентов Шатлена, врача, который дал тебе посылку, был мистер Мефф Фаусон, по сообщениям газет тот несчастный, которого держали гангстеры, связанные с синьором Дьябло. Единственный уцелевший в таинственном пожаре. Бедняжечка. Все ему так сочувствовали.

— Что это значит?

— То значит, что этот несчастненький, возможно истинный шеф банды, тайный начальник, который командует индивидуумами вроде Мистера Приапа. Быть может, и ликвидация синьора Дьябло была не следствием соперничества, а преднамеренным шагом в игре.

— Либо Фаусон и есть синьор Дьябло, — подсказала Брижитт, у которой обычная женская проницательность вполне могла соперничать с игрой потока ассоциаций Ларри Белла.