Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Садись! — сказала она на ломаном английском, подавая прибывшему стакан прозрачной жидкости.

— Благодарю!

Мефф выпил и глаза полезли у него на лоб, так как вместо ожидаемой воды в стакане оказался высокоградусный первач.

— Закусим? — спросила хозяйка и не моргнув кроваво-красным глазом, опустошила свою посудину. — Грибочки?

Хватая раскрытым ртом воздух, он кивнул. Баба (язык не поворачивается назвать ее женщиной) подошла к стене, содрала щепотку покрывавшего ее слоя грибков и сунула путешественнику.

— Я… в связи… прибыл… чек… — бормотал он.

— По второму? — кровавоглазая уже подносила следующий стаканчик.

«С волками жить…» — подумал Мефф, соображая, что после пересечения границы ему все реже попадались трезвые. Выпили. От стен донеслось скуление одного из темнокожих.

— Пшли вон! — буркнула хозяйка.

Тепло разлилось по всему телу пришельца. Ум просветлел, словно кто-то включил дальние огни, мрак помутнел. Он присел на табурет, у которого вместо трех ножек были две, но который тем не менее не падал вопреки элементарным законам физики. Может, попросту врос в пол.

Третий стакашек подействовал на Меффа уже не столь ощутимо, однако вызвал усиленные стенания цветных. Опять послышался ни то стон, ни то скуление.

— Что я сказала?! — шикнула баба и запустила в близнецов стаканом.

Произошло нечто странное. Стакан полетел по синусоиде, стукнул в лоб каждого из прихвостней, затем, описав дугу, какая не снилась и самым изощренным австралийским метателям бумеранга, вернулся в руку хозяйки. Мефф еще не успел оправиться от изумления, как трое близнецов прыгнули друг к другу, сбились в кучку, непонятным образом слились в единого могучего парня с лицом, покрытым трехдневной щетиной, и, пятясь, убрались за дверь.

— Я готов, — пробормотал путешественник. — Позор на мою голову!

— Дальняя дорога — тяжкая дорога, — произнесла баба, вытирая губы тыльной стороной шершавой ладони. — Погоди, накину чего-нибудь! — говоря это, она нырнула в мрачное чрево пристройки.

Опора и надежда крупного международного консорциума по торговле различными материалами остался один, если не считать косматого пса, а может, козла, сонно вздыхающего среди перин на развалюхе-лежанке. Со двора, куда отправился поразительный «тройняк», не доносилось ни звука. Мефф оглядел комнату. Убожество состязалось в ней с запущенностью. Лампочка — самое большее двадцативаттка — стыдливо пряталась в гирляндах многолетних липучек против мух, в углу вздымался навал калош и других неопределенных частей гардероба, на столе меж банок и бутылок валялось десятка полтора книжек и журналов. Единственным значительным предметом была стоящая в углу сложная аппаратура, напоминающая современную скульптуру, сооруженную из сосудов фантастической формы, стеклянных и резиновых трубок и шлангов. Во всем этом что-то булькало, издавая некую далекую от ритмичности песнь без слов, которую Мефф счел типичным блюзом, характерным для этой части Европы. Ничто не указывало на то, что вторая половина чека могла принадлежать кому-либо из обитателей одинокого дома.

— А вот и я!

Мефф вскочил бы на ноги, если б его элегантные вельветовые брюки не приклеились к табурету, а тот, как мы помним, накрепко сросся с полом, покрытым плотным слоем многовековой грязи. Полная неожиданность. Голос был низкий, хоть и с приятным звучанием — альт зрелой, но все еще притягательной дамы. Стало светлей. У хозяйки убыло лет сорок. Теперь это была тонкая темноволосая женщина, волосы с металлическим отливом она ухитрилась собрать в какую-то немыслимую прическу, глаза ее излучали силу и витальность, а губы, украшение абрикосового цвета лица, горели самым что ни на есть естественным кармином. И что казалось совсем уж невероятным — это была та же самая, что и пять минут назад женщина. Не баба. Отнюдь!

В голове путешественника пронеслись любимые слова Тедди, профессионального шулера из Лас-Вегаса: «Нет некрасивых женщин, просто — водки мало!» Теперь слово явно стало делом!

— Бэта, — представилась девица, подавая по здешнему обычаю для поцелуя изящную ручку, благоухающую духами «Суар де Пари».

— Мефф.

— Прошу простить за не совсем радушную встречу, но соображения безопасности… Старик, ты можешь наконец проснуться?!

Перины заколыхались, то, что Мефф вначале принял за животное, оказалось мужчиной в дохе и шапке-ушанке мехом навыворот. Однако хватило двух движений, и, как шелкопряд из кокона, из лохмотьев вылупился субъект в черном вельветовом гарнитуре, с седой бородой, обрамляющей худощавую физиономию, как бы живьем позаимствованную у заморышей Эль Греко.

— Приветствую тебя, юноша! Прости, что наша обитель явилась тебе в столь неприглядном виде, но мы живем в трудные времена. По домам шныряют всяческие комиссии, велят отчитываться о доходах, пересчитывают серебряные ложки, облагают налогом недвижимость… Но, коль мы здесь все свои…

Тут он хлопнул в ладоши. В потолке открылся люк и тут же под бревенчатым потолком закачался тысячеваттный золотистый паук, с тихим шелестом вдоль голых, неоштукатуренных стен опустились расписные коврики. Зашумели климатизаторы, нагнетая в преобразившуюся комнату вместо вони запахи лаванды и «Олд Спайс». Лежанка обернулась диваном с золотистой пурпурной обивкой, каждая из покрытых грязью досок пола перевернулась на 180 градусов, превратившись в паркет, а хромоногий табурет преобразился в удобный шезлонг. Еще минута и на окна опустились зеркала в золотых рамах, раковина умывальника обернулась вместе со всей стеной, явив взору бар, снабженный не хуже, чем его далекая родня в Лас-Вегасе, а мнимые пуэрториканцы составили цыганский оркестр, который тут же принялся терзать слух присутствующих резво и вполне фольклорно. Дьявольщина, черт побери!

Велюровый седобородач сердечно обнял путешественника.

— Вылитый дедушка, ну вылитый же… Разве что блондин, пониже ростом, да нос прямой и глаза голубые. Прости мне небольшую формальность, но при тебе ли, дорогуша, приглашение?

Мефф подал хозяину чек, конверт и листок с адресом. Тот некоторое время рассматривал бумаги.

— Твоего отца звали Леоном, а мать — Абигейль?

Пришелец кивнул.

— Деда ты знал?

— Нет. Вроде, он родом из Европы, но, признаюсь, точно… Что вы делаете?!

Человек в велюре методично рвал поданные ему бумаги, не исключая и половинки чека.

— Все это липа. Называй меня дядей!

Кто думает, что это был конец неожиданностям, поджидавшим Меффа, тот глубоко ошибается. Истинные неожиданности еще только начинались. Бэта предложила «слегка перекусить». Креветки, филейная вырезка а-ля Шатобриан, астраханская икра, коньяки, сыры, фрукты… У путешественника на кончике языка вертелся вопрос: каким чудом дядюшка добывает подобные деликатесы, проживая в такой глуши, однако жизнь научила его задавать как можно меньше вопросов. Сам он, еще до того, как сесть в вагончик, пытался получить в местном буфете что-нибудь пожевать, после долгих уговоров получил бигус, но, когда пробовал заплатить твердой валютой, предупредительный буфетчик решительно отсоветовал ему пользоваться блюдом, учитывая распространившуюся дизентерию, и поделился собственным бутербродом.

Коньяк вызвал нездоровый румянец на эльгрековских щеках хозяина. Дядюшка потчевал гостя, выпытывал о самом разном, об отце, матери. Ужасно опечалился известием, что они уже почили. Интересовался жизнью далекого постиндустриального общества. Мефф расслабился до такой степени, что и сам отважился задать вопрос:

— Вы, дядя, и мой отец были родными братьями?

— Что ты, Меффуля, я — брат твоего дедушки… Ах, какой это был сорванец, столько лет прошло, до сих пор помню его шуточки.

— Так сколько же вам лет? — вырвалось у внучатого племянника.

— Сто сорок два! Но это между нами. По бумагам мне восемьдесят один, чтобы никто не придирался. А то еще телевизионщики нагрянут, какую-нибудь награду за долголетие пришпандорят, а я не люблю, когда обо мне слишком много говорят. Чего это ты там надумала?

3
{"b":"29814","o":1}