— Нет. На этот раз ожидающий произнесет слово «Вавилон», а стюардесса должна ответить «Я уже десять раз была в Багдаде». Да, посылки должны быть там сегодня же. Список городов выучите на память и уничтожьте. Стюардессам можете сказать, что это медикаменты для ваших пациентов. Лекарства от какой-то таинственной болезни. Впрочем, при соответствующем вознаграждении они не станут ни о чем спрашивать.
Меффу хотелось еще добавить, что случайные письмоноши после выполнения задания будут ликвидированы, но он укусил себя за язык. Он ведь знал, что и сам доктор Шатлен, возвращаясь с аэродрома рейсовым автобусом, скончается от инфаркта. Неожиданно.
— Итак, все ясно? — спросил он формальности ради.
— Так точно! — доктор кивнул, довольный, что освобождается от хлопотного содержимого сейфа. С того момента, когда он тридцать лет назад подписал в присутствии Боруты цирограф, что обеспечило молодому врачу успех и деньги, это была всего лишь третья оказия расплатиться. Таким образом, контракт оказался весьма выгодным. Что же до печальной необходимости отправиться в Пекло, то, во-первых, врач был атеистом, а во-вторых, верил, что хороший специалист даже в Пекле обеспечит себе неплохую практику.
«Кроме того, нас все равно ждет атомная война», — утешал он себя в минуты сомнений.
Недолго передохнув на больничной койке, Мефф почувствовал себя, как только что вылупившийся из-под земли подснежник. По собственному мнению, он завершил самое трудное испытание.
Оставался последний акт.
Пятое письмо дяди он прочитал еще в самолете, в который пересел после снежного плуга. Прочел, а затем съел, взволнованный его содержанием.
«Дорогой мой, — писал старичок-сатана, — в кругах Великих Котлов, именуемых на сленге «Горячей закалкой», уже несколько тысячелетий в ходу выражение: «У хорошего начала — хороший конец, даже если середина и гнилая». Поэтому я осторожненько хвалю тебя, но не вздумай возгордиться, тем более перед концом операции, поскольку гордыня есть грех, достойный людей, но для нас — излишняя роскошь, ибо, как ведомо, мы и без того лучше всех. Под Солнцем и под землей. Исполнителями ты уже обзавелся, и теперь для достижения великой цели тебе будут потребны еще два элемента: конспирация и связь. Относительно финансов не беспокойся. Как ты уже убедился, сумма, которую я доверил тебе в моей скромной обители, имеет такое свойство, что независимо от расходов она всегда остается постоянной, и даже повышается одновременно с галопирующей инфляцией».
— Да, но я все еще не знаю цели, — пробормотал Фаусон.
«Конечно, ты можешь нервничать, не зная цели предприятия. Но для тебя это даже лучше. Спи спокойно, дорогой племяннушка. Все узнаешь через два дня, когда сломаешь печать на последнем конверте. Итак, сосредоточься на двух вопросах: конспирация и связь. Как ты, вероятно, знаешь, наши извечные конкуренты „белые“ постоянно наступают тебе на пятки. Им уже известно, что твой дублер — обычный человек, хотя они не имеют понятие, что это всего лишь двойник. Как сделать, чтобы Мефф Фаусон получил полную свободу действий в своем традиционном воплощении? Как отделаться от обличья синьора Дьябло, действия которого подняли по тревоге службы противника на четырех континентах? Надо будет проделать маневр обманной сдачи поля бояи пожертвовать всеми пешками, чтобы ввести в бой главные фигуры.
Да, это означает смертный приговор бедняге Лесору, быть может, твоей Мэрион, но теперь, вероятно, она тебе безразлична. Связь с нею для дьявола в твоем положении была бы поистине мезальянсом…»
— Так значит, Мэрион в Париже?
«Твоя, осмелюсь утверждать, бывшая невеста находится в Париже и проводит ночи в объятиях твоего двойника».
— Вот проститутка!
«Однако девушка может оказать нам неоценимую услугу, спровоцировав налет полиции на „Парадиз“, что даст возможность ликвидировать Лесора в одежде синьора Дьябло и возвратить тебе собственное лицо…»
Дальше шли несколько строчек подробностей, которые мы уже знаем из хода разыгранной партии, как известно — победоносной, так что перейдем сразу к следующей части нашего повествования.
«Проблема связи. Ты знаешь, золотой мой, как фальшивая монета, племянник, что, в принципе, я традиционалист и предпочитаю хорошие вилы гамма-излучениюи расплавленную серу атомному реактору, но в нашем предприятии одной традиции недостаточно. Необходимо супероружие! А в теперешних поразительно любительских временах таким оружием является информация и связь. Американцы выиграли битву под Мидуэй не благодаря героизму пилотов; баталия была решена на земле, когда их шифровальщики разгадали японский код. Вывод напрашивается очевидный: кто обладает средствами связи, недоступными противнику, тот выиграет. Мы располагаем таким средством. Именно оно позволяет мне писать на листке, который ты, удаленный от меня на тысячи миль и несколько измерений, в данный момент держишь в руке. Это как бы новейшая форма древнего телетайпа. Сие изобретение сделал японский ученый, профессор Касаки, который в абсолютной тайне проводил исследования с сороковых годов нынешнего столетия. Его проблема состояла в том, что он не мог решить кому завещать изобретение. Собственное правительство казалось ему чересчур либеральным, американцев же он считал противниками. Китайцев было слишком много, аборигенов Тасмании — слишком мало. Поэтому он маялся с ним, словно крыса, поедающая собственный хвост, а когда наконец узнал, что его внучек связался с антиатомным движением, уничтожил лабораторию, результаты исследований и в конце концов сделал себе харакири…»
— Ну, так, вероятно, с этим покончено?
«А как ты думаешь, куда попал этот „Желток“ после смерти? К нам! И здесь он наконец нашел партнера, которому мог без опаски доверить плод своей научно-технической мысли. По переданным нам проектам были изготовлены модели, а после удачных испытаний их передали на землю. Сейчас они находятся у нашего давнего сотрудника, некоего доктора Шатлена, который выдаст их первому, знающему пароль…»
Подробностей было очень много и, поверьте, сейчас трудно воспроизвести все письмо, тем более, что оно было Меффом съедено. Это произошло в тот момент, когда самолет опускался на парижский аэродром. Приближалась стюардесса. Мефф прожевал бумагу, не заметив, что внизу странички под последней фразой: «Только очень тебя прошу, будь осторожен…» находится выписанное печатными буквами словечко «verte». [41] Впрочем, он все равно не знал латыни.
Допрос в комиссариате Фаусон перенес мужественно. Впрочем, комиссар Сюрель отнесся к американцу с необыкновенным пониманием, чуть ли не по-отечески, соболезнуя судьбе Мэрион, сочувствуя тяжелым переживаниям и удовлетворившись подписью под протоколом, который закрывал дело. Он оказался даже настолько предупредительным, что позволил воспользоваться телефоном. Фаусон, естественно, позвонил Аните.
Девушка была удивлена, но и обрадована его молниеносным выздоровлением. Мефф ковал железо, пока чувствовал, что обладает притягательностью.
— Я должен с вами встретиться, хотя бы для того, чтобы поблагодарить за вторичное спасение. Кроме того, мы, собственно, никогда не беседовали подолгу…
Она согласилась неожиданно быстро. Только просила назначить встречу пораньше, поскольку вечером у нее с подружкой самолет в Швейцарию. Она собиралась провести неделю на лыжах, воспользовавшись обильными снегопадами в горах. Фаусон предложил небольшой бар около аэродрома.