— Откуда стреляли? — требовательно спросила она.

— Судя по углу падения стрелы, из одного вон из тех высоких зданий.

— И что?

— К каждому уже отправлена поисковая группа, кельдама. Всех граждан, находящихся в этих зданиях и поблизости от них, допросят и обыщут.

— Его милость жив-здоров?

— Абсолютно.

— А умирающий лебедь? — Нуксия ткнула большим пальцем за плечо, туда, где находился Кор-Малифон.

Круфор закашлялся и поднес руку ко рту — то ли для того чтобы пригладить пышные светлые усы, то ли чтобы спрятать улыбку.

— Сержант Поньо, немного понимающий в медицине, говорит, что рана лорда Кор-Малифона пустяковая. Царапина. Но врача тем не менее уже вызвали.

Да гвардеец был не только хорош собой, но и знал свое дело.

— Хорошо, командир. Я вами довольна. Очень довольна.

— Счастлив услышать похвалу, поскольку высоко ценю мнение кельдамы.

— Когда вернутся поисковые отряды, жду подробного доклада.

— Любая информация будет тотчас представлена на ваше рассмотрение. Более того, я лично ее доставлю.

— Что ж, пусть так. Хорошо, командир. Мне нравится ваша деловитость. А теперь скажите своим людям, чтобы пропустили меня к герцогу.

— Все будет так, как желает кельдама. Круфор склонил белокурую голову, повернулся и отдал приказ гвардейцам, которые расступились, пропуская кельдаму к трусливо присевшему на корточки Повону.

— Вот это женщина, — ни с того ни с сего промолвил командир и стал наблюдать за охающими и ахающими придворными, которые метались, грозя, того и гляди, перевернуть платформу.

Нуксия твердым шагом подошла к герцогу. Поистине жалкое зрелище: глаза Повона остекленели, на лбу выступили капли пота. Кудахтать над ним у Нуксии не было ни времени, ни желания.

— Итак, — грозно начала она, — что вы намерены предпринять?

Повон молчал.

— Я спрашиваю, что вы намерены предпринять. Говорите!

Герцог понял, что отвечать все равно придется.

— В каком состоянии мой друг Бескот? — уклончиво спросил он.

— Хнычет, трясется, стенает, но опасность ему не грозит.

Из груди Повона вырвался вздох облегчения. Превыше всего он желал бы сейчас услады «Лунных грез», а последний источник, из которого он получал их, едва не оказался перекрыт. Сознание того, что далеко не все потеряно, вернуло ему мужество.

— Надо защищаться, — невнятно пробормотал он. — Напасть на врага. Напасть. На Грижни. Атаковать.

— Сколько можно сражаться с химерами, нареченный? — раздраженно заметила кельдама. — Уверяю вас…

— Да, атаковать! — провозгласил герцог с такой страстностью, что кельдама была вынуждена умолкнуть. — Будет битва. Такая, какой доселе не видывали. Я соберу огромное войско, нападу на Назара-Син и раз и навсегда расправлюсь со всеми врагами.

— Безрассудство…

— Со всеми, — продолжал бредовой скороговоркой Повон, — со всеми до единого! Раз и навсегда! С сыном Грижни… с его вдовой… с предателем, который им там помогает… с белыми демонами… со всеми! Всех их ждет смерть! И только тогда я наконец успокоюсь и избавлюсь от жутких кошмаров. Лишь тогда.

— Куда более разумно было бы обдумать…

— Огромное войско, — настойчиво повторил герцог. — И полное уничтожение. Полное!

В чем, в чем, а в этом его милость проявил небывалое упорство. И напрасно кельдама Нуксия приводила всевозможные доводы, пытаясь хоть как-то на него повлиять. Повон жаждал крови.

Проведенные гвардейцами поиски ни к чему не привели. Злодей, замышлявший убийство, успел улизнуть. Арбалет и остатки трапезы, обнаруженные на крыше башни Вежни, никоим образом не навели на его след. Никто не видел, как хотя бы одна живая душа входила в здание или выходила из него. Злоумышленник — или злоумышленники — словно испарился.

Из-за утреннего происшествия открытие Парнисской регаты пришлось отложить. Она началась на другой день, но уже без торжественного напутствия герцога и к тому же под проливным дождем. Один из сильных порывов ветра перевернул «Заколдованный лес».

Леди Верран вовсе не собиралась специально следить за Риллифом Хар-Феннахаром, она мельком увидела его в одном из коридоров, и странное поведение лантийца привлекло ее внимание. С этого момента любопытство не давало ей покоя. Она следовала за ним по пятам, оставаясь незамеченной, наблюдала, и его действия все больше и больше вызывали у нее недоумение. Феннахар шел медленно, внимательно осматривая стены. Вряд ли столь тщательные исследования всего лишь плод праздного любопытства. По всему было видно, у него есть какая-то цель. Казалось, он что-то искал. Но что? И почему просто не подошел к ней и не спросил о том, что его интересует, вместо того чтобы втихаря рыскать по коридорам? Ведь скрытность так противна его натуре. И вот еще что, зачем он так странно машет левой рукой?

Рука Феннахара была простерта как «волшебная лоза». Он то поднимал ее к потолку, то опускал к полу. Подойдя к разветвлению коридоров, он вытянул левую руку сначала в сторону одного хода, затем другого, как будто искал направление, и продолжил путь по левому проходу. Верран, по-прежнему не отставая, шла за ним. Он, похоже, направлялся в дальний подземный зал, где находилась обогревательная система, изобретенная Террзом Фал-Грижни, и беспокойство Верран усилилось. Что нужно Феннахару от обогревательной системы? Его интерес чисто научный или же он задумал причинить вардрулам вред? Стоит разрушить Фал-Грижниево устройство, и огромная система туннелей лишится тепла, необходимого для жизни. Ей не составляло труда остановить Феннахара. Нужно только громко позвать — и десятки вардрулов вмиг появятся здесь. Но Верран хранила молчание. Ведь этот человек всего несколько венов назад рисковал своей жизнью, сражаясь с герцогскими гвардейцами, чтобы защитить пещеры. Вряд ли он враг. Более того, интуиция подсказывала, что ему можно доверять, и все же…

Что он ищет?

Феннахар пошел по круто уходящему вниз коридору к залу, который вардрулы посещали очень редко. Самодостаточный механизм Грижни, другими словами вечный двигатель, не требовал ни ремонта, ни какого-либо ухода. Когда Феннахар добрался до зала, он, как и обычно, был пуст. Верран видела, как, остановившись перед входом, он потрогал серебряный браслет на левом запястье, и впервые ей пришло на ум, что он мог служить не только украшением. С величайшей осторожностью касаясь металла, Феннахар снял браслет с руки и опустил в карман. И сделал он это так, подумала Верран, будто браслет жжет ему руку. Почему?

Продолжая протирать левое запястье, Феннахар вошел в зал. Из своего укрытия Верран увидела, как он приблизился к источнику энергии, и напряглась. Феннахар не совершал ничего плохого. Хотя он и рассматривал каждую деталь устройства с величайшим интересом, но делал это, не касаясь его. Затем Феннахар прошелся по залу, тщательно исследуя борозды и трещины в каменных стенах. Так как изучать там было нечего, поиски скоро закончились. Феннахар постоял отрешенно и встряхнул головой, будто отгоняя неприятные или ненужные мысли.

Минуту спустя, коснувшись кармана, в котором лежал браслет, он вновь застыл в прострации. Внезапно он резко повернулся и направился к выходу. Верран едва успела спрятаться, чтобы не попасться ему на глаза. Задержавшись на мгновение, чтобы надеть браслет, Феннахар стремительно пошел по коридору. Некоторое время Верран провожала его взглядом, а когда он удалился на приличное расстояние, вновь пошла следом знакомыми туннелями и проходами. Феннахар направлялся к арке, симметрично и искусно отшлифованной, той самой, что вела в ее покои. Возле арки он остановился и позвал ее по имени. Верран едва не откликнулась, но то ли сомнение, то ли любопытство заставило ее промолчать. Он вновь позвал ее, затем наклонил голову к занавескам, прикрывавшим вход, прислушался и, быстро оглядев примыкавший коридор, проскользнул внутрь. Верран задержала дыхание, испытывая одновременно замешательство и возмущение. Что ему нужно? Как он посмел войти в ее покои без приглашения? Мысль, неясно пронесшаяся у Верран в голове, свидетельствовала о большом влиянии на нее сознания вардрулов, настолько не отягощенных чувством собственничества, что в их языке даже не было слова, выражающего понятие «вторжение в чужие владения». Нет, разозлило ее не бесцеремонное вторжение, а совсем другое — предательство! Верран решительно направилась к арке и заглянула за занавеску. Феннахар обыскивал комнату, перебирая ее вещи, заглядывал за сталагмиты, шарил руками за изготовленными ею гобеленами. При виде этого зрелища сердце Верран бешено забилось, но она постаралась успокоиться, перед тем как войти в комнату. Феннахар стоял к ней спиной, исследуя содержимое маленькой ниши, в которой она хранила бесценные для нее письменные принадлежности — самодельные ручки и чернила, рулоны материи, служившие ей своего рода бумагой. Она глубоко вздохнула и, когда заговорила, не отдавая себе отчета, произнесла те же простые слова, что семнадцать лет назад сказал Террз Фал-Грижни, застав ее в своем кабинете.