Конечно, сам ЛиМарчборг и трое его сыновей давно мертвы, так что в этом случае некому потребовать возвращения наследства. Однако откройся что-нибудь в этом роде в деле ЛиТарнграва… его-то наследница еще жива. Ты меня понимаешь, сынок? Если ты будешь законным мужем Гленниан ЛиТарнграв, то при любых обстоятельствах…

– Я тебя понимаю, - Пфиссиг, нахмурившись, пристально всматривался в лицо отца. - Должен сказать, все это очень неопределенно. Что нового могло бы открыться в деле ЛиТарнграва? В нем ведь не было ничего сомнительного? Или было?

– Может, и не было, но разумнее предусмотреть все возможности. Обдумай, пожалуйста, на досуге мой совет, а сейчас не будем больше об этом. У меня ужасно разболелась голова.

Головная боль продолжала усиливаться, и, в конце концов, Квисельд вынужден был улечься в свою одинокую постель. Присутствие тихой женушки в такое время могло бы оказаться приятным, но она спала в отдельной спальне на другом конце бесконечного коридора. Такое расположение комнат не нравилось ни ему, ни ей, но было, по мнению Квисельда, необходимо - богатый человек, владелец дома ЛиТарнгравов - дома Квиселъдов - должен соответствовать модным веяниям, одно из которых требовало раздельных покоев для каждого из супругов. Однако иногда Дремпи недоставало жены.

Голова просто раскалывалась. Нечего и думать заснуть. Холодный пот заливал лицо, Квисельда тошнило. Дремпи едва успел выбраться из постели и поднять крышку ночного горшка, как его вывернуло наизнанку. Упав на колени перед резным креслицем, целомудренно скрывавшим горшок, он успел пару раз вздохнуть - и тут же его вырвало снова. Тошнота немного отступила, зато с головой стало еще хуже. Стены комнаты закружились вокруг него. Шнур звонка для вызова слуг висел над кроватью, страшно далеко, да и чем могли помочь ему слуги?

Почтенный Дремпи остался беспомощно стоять на коленях перед горшком и вскоре дождался нового приступа рвоты. В желудке уже мало что оставалось, и теперь его вывернуло дочиста, но головная боль стала просто убийственной. Ему захотелось умереть, и поскорее.

Что же такое он съел за обедом? Квисельд мысленно перебирал кушанья. Ничего, что бы он тысячу раз не пробовал раньше. Все самое свежее, приготовленное лучшим поваром; вместе с ним ели его домашние, да и гости тоже. Там не могло быть яда. И тут ему вспомнилось о дорогом подарке. «Золотой Лист», дым которого он так жадно вдыхал - подарок, неизвестно кем присланный. Дремпи охватил ужас. Он попробовал кликнуть слуг, но его крика никто не услышал, а до звонка было не то что не дотянуться - даже не доползти.

Слезы бессильного страха потекли по пухлым щекам Дремпи. Он мучительно перебирал всех возможных врагов. Какой-нибудь анархист, ненавидящий достаток и преимущества богатства? Злой шутник? Безумец, мстящий за вымышленные обиды? Или за настоящие? Он хотел отогнать эту мысль, потому что сейчас не время было упрекать себя, но в памяти неотвязно мелькали имена и лица несчастных, которым он, как решительный деятель Лиги Союзников, выписал путевку на Очищение. Первым, конечно, вспомнился Джекс ЛиТарнграв. Воспоминание о публичном Искуплении ландграфа было потрясающе свежо, невзирая на все усилия стереть его из памяти, и Дремпи поразила мысль, что покуситься на его жизнь могла дочь лорда Джекса, юная Гленниан. У нее, несомненно, имелись и мотив, и возможность.

Да нет, что за вздор, она не подозревает, какую роль он сыграл в гибели ее отца. Квисельд всегда был добр к ней, дал ей приют, исполнял все пожелания девушки, и Гленниан искренне привязалась к нему, это ясно. Нет, только не Гленниан.

От этих поганых мыслей головная боль только усилилась. Теперь это была настоящая пытка, вполне сравнимая с любой из тех, что практиковались в подвалах Сердца Света. Квисельд громко застонал, уже не думая о своем Достоинстве. Да и рядом никого не было.

Он понятия не имел, сколько пролежал на полу. Он не заметил, когда ослабли мучения, но так или иначе боль смесь забытьем или бредом, и он снова увидел себя на Зимнем Восхвалении, и снова перед ним оказалась Эстина ЛиХофбрунн, блаженно выбалтывающая свое невероятное признание. А рядом с ней, молча наблюдая, стоял верховный судья.

Высшая правда! Так сказал мне судья ЛиГарвол, а кому лучше знать, как не ему!

Какой взгляд бросил на нее Гнас ЛиГарвол! Право, после такого взгляда она правильно сделала, что умерла.

Дремпи Квисельда привел в себя приступ страха. Видение еще стояло перед глазами как наяву, причиняя почти физическую боль. Как застряли в памяти эти страшные светлые глаза ЛиГарвола!

Нет ничего хуже, чем ненависть верховного судьи. Квисельд не представлял себе, что заставило Эстину на глазах у всех обвинить верховного судью черт знает в каких прегрешениях, но, сделав это, она, несомненно, была обречена… «Эта женщина болтлива, неумна и подвержена перепадам настроения…» Так отозвался когда-то об Эстине верховный судья. А ведь эта болтунья знала тайну, угрожающую всему Белому Трибуналу. При всей показной любезности ЛиГарвол, должно быть, предпочел бы похоронить тайну вместе со знающей ее женщиной.

А ведь и он сам, осознал почтенный Квисельд, владеет не менее опасной тайной. Он, как и Эстина, лжесвидетельствовал по приказу верховного судьи.

Здесь есть над чем задуматься. Правда, он тринадцать лет держал язык за зубами и тем доказал, что достоин доверия. Бесспорно, верховный судья числит его среди друзей и союзников, и все же… Есть над чем задуматься.

Почтенный Квисельд осторожно приподнял голову и оглядел комнату. Сквозь щелку крепко запертых ставен лился утренний свет. Кошмарная ночь прошла, он пережил ее. Яд, если это был яд, не сработал. Голова все еще болела, но Квисельд нашел в себе силы встать и вернуться в постель. Он дважды дернул шнур звонка, прежде чем позволил себе потерять сознание. В постели пришлось провести целый день, но отдых пошел ему на пользу, и на следующее утро Квисельд был вполне здоров, если не считать легкой слабости.

И намерен был и впредь оставаться здоровым. Когда на следующий день рассыльный принес новый пакет без подписи, на сей раз с порцией дорогого «Зифского табака», подарок немедленно сожгли. Дремпи распорядился также задержать следующего подобного посыльного для допроса, хотя до дрожи боялся того, что может открыться по ходу расследования. Если подарки в самом деле присылали из Сердца Света, он предпочел бы попросту об этом не знать.

Но день проходил за днем, новых таинственных посылок не появлялось, и Дремпи начал понемногу успокаиваться. Пришлось поволноваться, конечно, но теперь, уверял он себя, можно и расслабиться. Покушение не удалось, он остался жив, и все будет хорошо.

В тот день, когда Квисельд решился-таки высунуть нос в промозглую зимнюю сырость, ему было особенно весело. В последние дни Дремпи забросил свой обычай прогуливаться по широким окрестным улицам, но настало время снова вернуться к легкому моциону. Дремпи Квисельд шествовал по городу, высоко подняв голову. Радуясь освежающе-холодному ветру, он с удовольствием оглядывался по сторонам. Вокруг поднимались черно-белые мраморные особняки богатейших семейств Верхней Геции. Вдоль улицы между голыми деревьями выстроились фигурные фонари, а совсем рядом разрезал серые небеса огромный купол дворца дрефа.

Человек, живущий в таком респектабельном районе, рассуждал Квисельд, может считать себя настоящим счастливчиком. Стоит только подумать, как высоко он поднялся - и в сотый раз подивишься неслыханной щедрости госпожи Судьбы. Почтенный Дремпи Квисельд, особа значительная и состоятельная, один из ближайших соседей самого дрефа Лиссида!

У перекрестка, под высоким деревом краснозуба, Квисельд остановился, наслаждаясь видом дворца. Стоя там, на виду у всего мира, он вдруг уловил колыхание морозного воздуха и тут же услышал, как что-то тяжело ударило в ствол дерева, под которым он стоял. Он в недоумении обернулся и увидел над собой дрожащий в стволе нож с широким тяжелым клинком. Его острие глубоко ушло в дерево.