Дверь открылась, из комнаты показался раздосадованный Пфиссиг. Губы его кривились в ленивой усмешке, однако покрасневшее лицо выдавало действительное состояние юноши, а маленький носик был еще краснее, чем обычно. За его спиной, гневно сложив руки на груди, стояла Гленниан ЛиТарнграв.

– И обратно не возвращайся, - посоветовала она.

– В чем дело? - вмешался Дремпи Квисельд. При виде отца Пфиссиг застыл как вкопанный.

– Пустяки, отец, - отозвался он. - Маленькое недоразумение. Наша Гленниан горячится из-за ломаного гроша.

– Ломаный грош! Какое красочное выражение! - глубоко вздохнув, Гленниан вышла из комнаты навстречу опекуну. - Почтенный Дремпи, я не хотела вас беспокоить, но раз уж вы все равно услышали, я должна просить вас о помощи. Прошу вас, запретите своему сыну входить в мою комнату. Я вернулась и застала его копающимся в ящиках собственного стола.

Почтенный Квисельд почувствовал волну жара, окатившую щеки и понял, что лицо его покраснело не хуже, чем у сына. Это было смешно, но он ничего не мог с этим поделать. Дремпи всегда робел перед Гленниан ЛиТарнграв, несмотря на ее молодость и положение воспитанницы. А ведь девушка вовсе не стремилась к этому, она даже не осознавала своей власти. Квисельд сам толком не мог понять причину этой робости, хотя предполагал, что дело в сходстве девушки с отцом, его бывшем господином, благородным ландграфом ЛиТарнгравом. Правда, сходство было не так уж и велико. Девически стройная фигура Гленниан мало напоминала коренастое сильное тело Джекса ЛиТарнграва, ее нежная бледность разительно отличалась от здорового румянца на щеках благородного ландграфа. Его морковно-рыжая шевелюра перешла в темно-каштановые локоны дочери, а от россыпи веснушек у нее осталось только несколько темных пятнышек у переносицы. И, прежде всего, блестящие глаза принадлежали одной только Гленниан - ясные, серо-зеленые глаза с карими искорками, миндалевидные глаза, прикрытые густыми темными ресницами. «Ведьмины глазки» - называл их про себя Квисельд. Ему было легко, судить - эти глаза приходились как раз вровень с его собственными, хотя девушка не была высокой. Но при всем при том девушка необычайно напоминала отца: тысячей мельчайших деталей, движений и интонаций.

– Почтенный Дремпи… - окликнула его Гленниан. Квисельд опомнился.

– Ты можешь это объяснить? - с надеждой обратился он к сыну.

– Разумеется, - без запинки отозвался Пфиссиг. С его губ не сходила все та же улыбочка. - Я просто искал одну книгу. Всем известна страсть Гленниан к чтению. В ее комнате целые горы книг. Я подумал, что та, которую я искал, могла случайно попасть к ней, и хотел попросить ее посмотреть у себя на полках. Постучался, но никто не ответил, и я решил зайти и посмотреть. Прошу прощения за свою дерзость, но право же, я никого не хотел обидеть.

– Вот видишь, он ничего дурного… - начал Квисельд.

– Зачем же ему понадобилось рыться у меня в столе? - возразила Гленниан. - И в платяном шкафу?

– Я не делал ничего подобного, - застывшая улыбка и немигающие голубые глазки делали круглое личико Пфиссига совсем кукольным. - Ты просто не поняла. Тебе показалось. Может, выпила за обедом лишний стаканчик?

– Я видела, что он делает, и не в первый раз, - Гленниан, не замечая Пфиссига, обращалась напрямую к опекуну. - Почтенный Дремпи, с этим делом легко покончить. Просто разрешите мне поставить замок на дверь, и чтобы ключ был только у меня.

– Кажется, моя приемная сестричка над нами смеется, - фыркнул Пфиссиг. - Не думает же она, в самом деле, что мы будем перестраивать дом ради ее капризов!

– Один замок - не такая уж большая перестройка, а для меня это очень важно, - даже возражая Пфиссигу, Гленниан словно не замечала его присутствия.

– У нашей Гленниан добрые намерения, однако она слишком чувствительна и порой упускает кое-что из виду, - снисходительно усмехнулся Пфиссиг. - Например, что дом Квисельдов - не ее дом.

– Как я могу забыть то, о чем мне постоянно напоминают, - огрызнулась Гленниан, по-отцовски стиснув зубы. - Почтенный Дремпи…

– Хватит. - У Квисельда закружилась голова. - Не ссорьтесь, дети. Гленниан, я обдумаю твою просьбу и скажу тебе о своем решении. - Мысль, что кто-то из рода ЛиТарнгравов зависит от него, опьяняла, но Квисельд не позволил этому чувству отразиться на лице. - Пфиссиг, я прощу тебя не заходить в ее комнату. И ты мог бы извиниться.

– Разумеется, отец. - Улыбочка Пфиссига была словно гвоздями прибита. - Я готов на все, чтобы восстановить мир в доме, так что охотно признаю, что мне очень жаль. Жаль, что Гленниан так плохо обо мне думает. И жаль, что она расстроена своими несправедливыми подозрениями. Мне очень жаль ее. Тяжелая ноша - такое пылкое сердце, не знающее покоя и доверия…

– Хватит! - Почтенный Квисельд дернул сына за руку. - Пойдем.

Отец и сын двинулись прочь. За их спинами громко захлопнулась дверь в комнату Гленниан ЛиТарнграв.

– Зачем ты все время ее изводишь? - сердито спросил Квисельд.

– Но, отец… - Пфиссиг избавился, наконец, от своей улыбочки. Его невинные голубые глазки округлились от обиды. - Я ничего такого не делал. Это она на меня за что-то взъелась.

– Не надо было давать ей повод. Ты мужчина и сам должен управлять событиями. Постарайся быть с ней помягче.

– Чего ради? Злоязыкая, заносчивая, строптивая ведьма! Чего ради мне подлаживаться под нее?

– Мой мальчик, постарайся понять. Гленниан ЛиТарнграв перенесла тяжелую потерю…

– Ну так пусть скажет спасибо своему папочке-колдуну.

И еще кое-кому…

– Она осталась сиротой, без наследства…

– Тем более девчонка должна ценить твою доброту. Ты ведь позволил ей остаться здесь - а мог бы выгнать на все четыре стороны.

– Ты не прав. Ей, конечно, нелегко оставаться в зависимости от бывшего слуги в доме, принадлежавшем прежде ее семье… А каково будет, если она когда-нибудь узнает правду?

– Могло быть и хуже. Она должна быть тебе благодарна.

Дело закрыто. Она никогда не узнает, как все было на самом деле.

– Ты мог бы постараться помочь ей, сыпок. Постараться сблизиться с ней. - Квисельд взглянул в глаза сыну. - Должен признаться, все эти тринадцать лет я не переставал надеяться, что когда-нибудь ты привнесешь в род Квисельдов благородную кровь - через брак.

– Ты что, говоришь о Гленниан?

Квисельд кивнул.

– Нет уж, спасибо! Надеюсь, я найду себе жену получше, чем нищее отродье казненного колдуна. Я хочу жену из почтенной семьи. Как-никак мы сами теперь благородные.

– Ты уверен?… «Свежеприобретенное дворянство может считаться в лучшем случае сомнительным…» - промелькнуло в памяти ехидное замечание Эстины ЛиХофбрунн. - И ты говоришь о почтенной семье? Сынок, ты не найдешь рода древнее и благороднее ЛиТарнгравов. Женщины этого рода не раз становились женами самих дрефов. Род Квисельдов сможет гордиться таким союзом, и в то же время он пойдет на пользу и потомку ЛиТарнгравов. Все будут в выигрыше от такого брака.

– Но, папа, она мне не нравится. Я не хочу…

– Согласись, она хороша собой…

– Возможно, только я не поклонник тощих ученых сухарей. Я бы предпочел что-нибудь поменьше и помягче, да и покруглее там, где надо. Моя жена будет кроткой, нежной и тихой, будет в восторге от мужа и вполне покорна его воле. Разве это похоже на Гленниан ЛиТарнграв?

– Нет, - признал Квисельд, - не похоже. Тем не менее, ты мог бы обдумать одно обстоятельство. В случае, если приговор будет опротестован, собственность, конфискованная у осужденного Белым Трибуналом, вполне может быть возвращена ему или его наследникам. Если Джекс ЛиТарнграв будет когда-нибудь оправдан, его единственная дочь Гленниан…

– О чем ты говоришь? - возмутился Пфиссиг. - Опротестовать приговор? Это невероятно!

– Может, и так… - Квисельд прикусил мундштук своей трубки. - Только… Ты ведь слышал признание Эстины ЛиХофбрунн в лжесвидетельстве. Она сама признала, что ее муж был осужден на основании ложных сведений.