– Пора, – тихо молвил Лука.

Казаки выхватили пистоли, нацелили на двух стражников. Быстро выхватили из рук солдат алебарды, затолкали их в привратную сторожку, где охрана опрометчиво оставила мушкеты, и повернули пистолеты в сторону заволновавшихся горожан и селян, что появились у ворот.

Толпа загалдела, появилось дреколье в руках горожан, но дробный топот копыт и вопли казаков охладили их пыл. А завидев в проеме ворот скакавший к воротам отряд казаков с саблями наголо, все постарались исчезнуть побыстрее, толпу как ветром сдуло. Лишь вопли и визг были ответом на это видение.

Казаки влетели в открытые ворота и растеклись по узким улочкам городка. В двадцать минут объехав весь городок, они остановились на рыночной площади, где красовалось двухэтажное здание ратуши городского совета.

Сотник Крук немного знал французский и быстро договорился с городскими мужами из совета. К тому же Боровский торопился и не заламывал слишком большого выкупа. Его больше интересовал фураж и продовольствие.

Скоро был собран выкуп, повозки нагружены добром, и отряд казаков с добродушными улыбками и криками покинул городок.

– И не стоит жадничать, казаки. Зато все сделали быстро и без потерь, – с веселым смехом отвечал Боровский на ворчание некоторых казаков. – Мы еще пощекочем городки, и будет у нас плата за пролитую кровь.

В начале осени отряд Боровского кружил в районе Рокруа, далеко оторвавшись от основного войска. Связь с ним была давно потеряна, но это Боровского мало волновало.

– Хлопцы, мы с Круком узнали, что недалеко имеется городок. Крук гутарит – дюже богатый городок. А стены уже полуразрушены, и проникнуть в город не составит труда.

– И что нам делать, пан сотник? – с интересом спросил Лука.

– Подойдем к городку под утро, спешимся, но не все, проникнув за стены, откроем ворота, перебив стражу, если будет сопротивляться, и заберем выкуп. К полудню мы будем уже далеко вместе с деньгами и харчем!

– Здорово, пан сотник! Мы готовы!

Разведка обошла городок кругом перед заходом солнца, ничего подозрительного не обнаружила и вернулась в отряд, который расположился в семи верстах от местечка в глубоком овраге, заросшем дубами и соснами, источавшими смолистый запах хвои.

Без костров и курева казаки устроились на ночлег с усиленной охраной.

Поднялись затемно, за два часа до рассвета. Отряд быстрым аллюром направился к городку. Шагах в трехстах полторы сотни спешились и тихо подошли к стене. Она во многих местах была обрушена, и перелезть ее не составило труда. Сорок конных казаков тихо ожидали в ста шагах от ворот, когда их откроют.

Сонный городок оглашался редкими криками сторожей, бивших в колотушки. К воротам подошли без препятствий, если не считать усилившегося лая собак.

Стража дремала в сторожке. Ее быстренько связали, заткнули рты, открыли ворота. Конные казаки тихо въехали в город с табуном коней, их быстро разобрали, и в серевшем предрассветном воздухе прокатились боевой вой и свист. Стук копыт гулко раздавался по мостовым улиц.

Как это бывало и в других городках, жители выскакивали из домов и в ужасе взирали на круговерть казачьих лошадей, которых горячили нарочно. Страшные конники стреляли в воздух и вопили истошными голосами, запугивая несчастных жителей.

Выкуп получили хороший, никого не тронули и опять отбыли с нагруженными фурами подальше от этого места.

Два дня спустя отряд отдыхал в двадцати верстах от ограбленного городка.

Осень уже расцвечивала перелески в яркие цвета, воздух посвежел. Ночами было прохладно, но казаки, обзаведясь одеялами, горя не знали. Утром десяток Луки был отряжен охранять обоз. Это было ему приятно. Он с удовольствием болтал с товарищами, особенно с Макеем. Тот был благодушен, лишь иногда тоскливо вспоминал Украину и с мечтательными нотками в голосе представлял себе возвращение домой.

– Только б не растерять добытого, Лука, – вздыхал он. – С такими деньгами, как у нас, можно будет зажить на старости лет припеваючи! Эх! Скорее бы!

– Ты прав, дядько Макей, – соглашался Лука мечтательно. – Надоело бегать в чужой земле. Я уже подкопил порядочно талеров, можно и делом заняться. В Мироновке отстрою хату, прикуплю землицы, скота и буду хозяиновать! Сам себе пан! Хорошо, правда, дядько Макей?

– Ой правда, сынок! И я бы рядком с тобой. Хорошо!

Как-то получилось, что отряд ушел на целую версту вперед. Обоз оказался позади, когда казаки услышали выстрелы, доносившиеся со стороны отряда.

– Неужто наскочили на француза? – вскричал Лука. – Поскачу вперед поглядеть, а вы тут притормозите малость и приготовьтесь.

Лука пришпорил кобылу, та быстро вынесла его на пригорок. И Лука в ужасе углядел, как несколько сотен французской кавалерии атакуют казаков. Одна из сотен отделилась от полка и направилась рысью в сторону обоза.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что казаки попали в ловушку и теперь отбиваются в окружении по меньшей мере четырех сотен, а еще дальше виднелись ряды пехоты и обоза неприятеля.

Лука похолодел. Конец был неминуем. Еще несколько мгновений он раздумывал, что делать, но потом развернул Нэньку к обозу. Его заметили, французы пришпорили коней и понеслись следом, стреляя на ходу из кавалерийских мушкетов.

Вдруг Нэнька споткнулась, ее повело в сторону, и она завалилась на бок, с тоскливым храпом забив ногами.

Лука едва успел отскочить, но нога запуталась в стремени. Когда он высвободился, французы уже показались на дороге.

Юноша затравленно озирался, вытащил пистолеты, попробовал юркнуть в кусты. Всадники с саблями окружили Луку и, гогоча, отобрали оружие.

Его толкали в спину, смеялись. Лука посмотрел на Нэньку. Из брюха кобылы сочилась кровь, она жалобно утробно ржала, смотрела на Луку, а у того слезы навернулись на глаза. Он бросился к лошади, упал к ней на шею, обнял, а французы перестали смеяться, окружили его и мрачно смотрели.

Лука посмотрел затуманенными глазами на французов, потом стал просить пристрелить лошадь, прекратив мучения, жестикулировал, пока те не поняли. Младший офицер вытащил пистолет, подошел к Нэньке и выстрелил в ухо. Лука отвернулся и зажал руками уши.

Офицер вдруг дружески положил ему руку на плечо, стал что-то говорить, как показалось Луке, утешительное. Остальные солдаты молча вздыхали, понимая горе утраты. Их поразило, что этот варвар из азиатских степей так убивается над потерей лошади. И они с уважением отнеслись к этому порыву врага.

А со стороны обоза доносились выстрелы и крики, но потом все быстро затихло.

Лука сидел около трупа Нэньки, в голове ничего не было, кроме пустоты, горя и глубокой тоски. И вдруг всплыл образ французской девушки, так же убивавшейся над телом отца. Ее лицо так четко высветилось в его мозгу, что он забыл перипетии сегодняшнего дня, так трагически завершившегося.

Лука прислушался. Сражение уже окончилось. Выстрелов больше не было слышно, а со стороны обоза нарастал перестук и скрип колес.

Лука было встал, но его придержали сильные руки солдата. Он обернулся – солдат сделал предостерегающий жест.

Показались фуры. Ими правили французы, а казаки со связанными руками шли следом. Лука жадно всматривался в их суровые лица. Определил, что троих нет с ними, но облегченно вздохнул, заметив Макея и Якима. Последний был ранен и держал руку другой рукой. Рана была наспех замотана окровавленной тряпкой.

Казаки поглядели на Луку, на мертвую Нэньку, а Макей спросил тихо:

– Как там наши, сынок?

– Плохо! Наверное, порубали всех. Слишком много было врагов. А вы?..

– А что мы? Сам видишь, сынок. Я смотрю, твоя Нэнька убита?

– Из-за этого и в плен попал. Что теперь будет?

– На одного Бога надежда, сынок! Будем уповать на него. Больше не на кого. А там посмотрим. Не казнят, надеюсь.

Пленных погнали дальше. Луку почему-то не стали связывать, и он брел вместе с остальными, переговариваясь и охая.