На этой женщине они и решили сосредоточить свое внимание.

Они прошлись возле домов и Дардара, и его женщины, осмотрели все внимательными глазами людей, разбирающихся в такого рода делах.

Как только стемнело, они подождали, пока последние прохожие укроются в своих домах, и прокрались к дому женщины. Ее звали Жаннет. В окне светилась свеча, и тень на окне мелькала за занавеской.

Открыть отмычкой дверь для Савко не составило труда.

У дверей, ведущих непосредственно в комнату, слышался шорох, шаги и тихий разговор. Потом друзья поняли, что хозяйка разговаривает с кошкой. Дверь открылась, и она, пушистая и ленивая, прошла в щель, потерлась о сапог Савко и важно удалилась к двери, ведущей во двор.

Подождав немного, Савко открыл слегка прикрытую дверь.

Комната не блистала роскошью. Было заметно, что это простая мещанская конура. Немного душный воздух был настоян на запахах рыбы и прогорклого пальмового масла.

Женщина подошла к окну, намереваясь открыть его. Савко шагнул и тихо, с интонацией угрозы, проговорил:

– Не торопись, милашка. Успеется, и не вздумай кричать.

С этими словами он многозначительно повертел в руке небольшой кинжал. Женщина охнула, прикрыла рот рукой и застыла в испуге.

– Если будешь благоразумной, то ничего с тобой не случится, – с прищуром глаз добавил к сказанному Лука.

– Что вам нужно, господа? – пролепетали дрожащие губы Жаннет.

– Очень немногое, милашка, – ответил Савко. – Ты знаешь некоего Дардара?

Она энергично закивала. Ее локоны запрыгали вдоль лица.

– Скажи-ка, где он теперь? Я его давно не видел, а в городе говорят, что он уехал куда-то. Так куда же он подевался? – поинтересовался Лука.

– Он уехал по делам на север, сударь.

– Что за дела у него там? Он говорил?

– Н-нет, сударь. Сказал только, что вернется дня через три.

– Это все? Ничего не утаиваешь? А то мой присутствующий здесь друг – человек нервный, он вполне может и вспылить.

– Нет, нет! – слишком торопливо ответила Жаннет.

Савко, понявший намек, вдруг подошел ближе и неожиданно схватил женщину за волосы, приставив к горлу клинок.

– Советую говорить правду и только правду, милочка! Говори! – и он надавил слегка на рукоятку кинжала. Капля крови заскользила, оставив красный след.

– Ой! – тихо вскрикнула женщина. В глазах ее метался ужас. – Я скажу, господа!

– Так-то лучше, – опустил Савко кинжал. – И что же он говорил, что тебе в этом доме оставил?

Женщина вращала глазами, и в них читались тщетные поиски выхода из того жуткого положения, в которое ее загнал сожитель. Савко поторопил ее, дернув за волосы.

– Он просил передать конверт с бумагой губернатору, если он не вернется через три-четыре дня.

– Где конверт, милочка? – поинтересовался Лука.

Она заторопилась, Лука последовал за нею. Она недолго порылась в трухлявом комоде и с самого низа его достала большой конверт желтоватой грубой бумаги. Протянула его дрожащей рукой.

– Он меня убьет, сударь! Он так грозился это сделать, если я его потеряю!

Слезы текли по ее лицу. Она села после толчка Савко и закрыла ладошкой лицо.

– Что в конверте? Он говорил об этом? – спросил Лука.

– Я ничего не знаю, сударь! Он пригрозил изувечить меня, если я открою его и прочитаю. Да я и читать по писаному не смогла бы.

Лука подошел к свече, разорвал пакет и принялся изучать все то, что было написано на листе бумаги корявым и грубым почерком малограмотного человека.

Не все смог разобрать Лука при плохом освещении, но и этого оказалось достаточно, чтобы понять, насколько оправданы те опасения, которые так взволновали его.

Бросив мучиться, Лука поднес бумагу к пламени и подождал, пока она почти полностью не сгорит. Бросил уголочек листа на пол, затоптал ногой, повернулся к женщине.

– Кому он говорил об этом письме еще? У него были друзья?

– Не знаю, сударь! По-моему, он никому не говорил. И особых друзей у него нет. Просто собутыльники и случайные приятели на день-два.

– А чем он занимается вообще?

Она помолчала, но ответила, пожав плечами:

– Вот подобными делами и занимается, сударь. Мне всегда было страшно с ним.

Лука подумал немного, помолчал, а женщина со страхом поглядывала на него и ждала, продолжая орошать свое лицо слезами.

– Договоримся так, – молвил Савко угрожающе. – Убивать я тебя не стану. Но ты должна обещать, что эта ночь полностью забудется и в твоей голове об этом ничего не останется. Поняла?

Она затрясла головой, не в силах ответить словами от страха.

– Узнаю – прирежу, найду даже под землей! Слышала? И мы тебя не посещали!

Она продолжала трясти головой, расширенные глаза горели надеждой и жаждой жить. Это немного успокоило Савко.

– А вот это вам, милочка, чтобы вы не очень были на нас в обиде. Ведь все хорошо, что хорошо кончается, не правда ли? – И Лука протянул перепуганной женщине несколько монет.

Они вышли во двор, оглядели улицу и скользнули в тень.

В двух милях от городка дорога, а вернее, широкая тропа раздваивалась. Одна полоска уходила в глубь острова, другая вилась вдоль берега моря. Именно по ней почти все путники и ехали в Сент-Джорджес.

– Мы подождем здесь, Мирука. Отведи лошадей в кусты. Пусть пасутся. А мы будем ждать, – сказал Савко.

Индеец согласно кивнул и удалился.

Лука и Савко устроились в тридцати шагах от развилки и осмотрелись. Закат уже пылал над морем. Было тихо, лишь москиты неутомимо гудели, да цикады верещали без умолку.

До полуночи они прождали в тишине, укрывшись легким одеялом. Огонь разводить не стали, не желая привлекать совершенно не желательного сейчас постороннего внимания.

Спали по очереди и утром плотно, хотя и всухомятку, поели.

Весь день они наблюдали за дорогой. Путников было немного. И лишь одна телега прокатила в город, видимо, с соседней усадьбы.

К вечеру дороги и вовсе опустели.

Они пролежали еще добрых два часа, прежде чем Мирука не встрепенулся и прислушался. Потом приложил ухо к земле, послушал.

– Что? Едет? – спросил Савко тихо.

Индеец молча закивал и показал один палец.

– Приготовимся, Лука. Его надо угрохать тихо и быстро.

А Лука вдруг подумал, что то, что сейчас произойдет, будет радостным событием в жизни этого индейца, чуть ли не единственного оставшегося в живых мужчины из деревни по соседству.

Торопливый топот лошади приближался. Она шла широким шагом по тропе побережья. Засада была устроена у группы кустарника с двумя развесистыми деревьями, недалеко от развилки.

Савко жестом приказал товарищам лечь, сам вышел на тропу и укрылся в густой тени.

Он не видел лошади, но хорошо слышал ее усталое сопение.

– Стой, приятель! – тихо вскрикнул Савко, схватил отпрянувшую лошадь за уздечку и остановил.

В темноте было видно, как человек, сидящий в седле, попытался было схватиться за пистолет у пояса, но тень сзади метнулась из темноты. Мирука опередил Луку. Вскрик, хрипение – и тело всадника с тихим шуршанием сползло на землю. Лошадь плясала на месте, Савко с трудам удерживал ее.

– Готов? – спросил Савко.

В ответ индеец что-то говорил, но друзья поняли лишь то, что дело сделано.

Они потом долго разметали место убийства ветками. Уложили убитого через седло, привязали его, и Мирука погнал лошадей по тропе в глубь острова. Лука и Савко ехали следом, прислушивались, но все было тихо.

Они проехали мили полторы, добрались до неглубокой долины с ручьем на дне.

– Здесь будет хорошо, Мирука, – остановил индейца Савко. – Отнеси его подальше и сбрось среди камней.

Индеец унес жертву, предварительно обыскав его самим тщательным образом.

Ничего интересного не нашли. Из денег было всего несколько ливров. Их Савко забрал, чтобы было похоже на ограбление. Седло с лошади сняли и выбросили вслед за трупом. Лошадь стегнули, и она умчалась, довольная, что освободилась от страшного груза.