— Почему ты убил их? Объясни? Неужели ты так ненавидишь женщин, что готов резать их? Я не понимаю. Ты женоненавистник да? Или просто мизантроп? — продолжала нести чушь ваша покорная слуга, прекрасно понимая, что ошиблась с выбором темы для разговора. Для заговаривания зубов она подходила мало. — Сулейман, тебя в детстве обидела какая-нибудь девочка? Мама часто порола? Невеста к другому ушла? Объясни мне, почему ты нас ненавидишь?

Тут он расхохотался еще громче, причем в смехе его было столько искренней радости, что я поежилась. Похоже, у него не просветление, а кризис. Внеочередной приступ безумия.

Отсмеявшись, Сулейман, замолк, потом остро на меня посмотрел и после небольшой паузы весело выдал.

— Ну ты и дура!

— Чего? — ошалела я от такого поворота событий.

— Дура, говорю, — беззлобно и даже благожелательно повторил он, усаживаясь напротив меня на колченогий табурет. Вид он при этом имел вполне адекватный, даже нормальный. Будто не он недавно слюной брызгал.

— Ничего не понимаю! — взвыла я и попыталась высвободиться.

— Да не трепыхайся ты. Сиди смирно, — спокойно молвил он, отбрасывая нож. — Понравился спектакль? — Он вновь сделал зверскую рожу и засверкал глазами. — Вижу, что понравился. Ты ведь именно этого ждала? Маньяка с пеной у губ?

— Постой… Так это не ты их всех убил?

— Я. — Ответил он с достоинством.

— Но… Я ничего не понимаю… — залепетала я. — Ты не маньяк?

— Конечно, нет. Разве я похож на идиота?

— Нет, не похож, но… Из за чего же ты их?

— Точно дура, — после очередного уничтожающего взгляда, бросил он. — Ясно из-за чего — из-за денег.

— Как? Неужели им и впрямь кто-то оставил наследство?

— Полная дура, — констатировал он, хмыкнув. — Даже странно, как с такими куцыми мозгами смогла меня вычислить. Не иначе, бес попутал. Ну да ладно! — Сулейман привстал, оглядел помещение. — Мне надо собираться, так что извини, придется тебе поскучать.

— Куда собираться?

— Уезжаю. На историческую родину. Завтра утром самолет.

— На которую из двух?

— В Израиль, козе понятно.

— А я?

— А тебя, извини, придется убить, — очень обыденно доложил он, после чего начал собирать в стопку какие-то книги.

— Как убить? За что? С меня взять нечего!

— Знаю. Что можно было, я из твоего дома вынес. — Сулейман хихикнул. — Но ты единственный свидетель, так что сама понимаешь… А вообще я против тебя ничего не имею. Мне даже нравятся твои… к-хм…ноги.

— Ну тогда оставь меня в живых. Свяжи, кляп в рот засунь. Когда меня в понедельник найдут, ты будешь уже далеко…

— Не болтай ерунды.

Я закусила губу, чтобы не зареветь белугой. Мне стало ясно, что договориться с ним у меня не получится, как не получится и перехитрить. То обстоятельство, что Сулейман не психопат, несколько меня успокоило (корыстные убийцы, по крайней мере, не издеваются над своими жертвами, перед тем, как убрать), но намного усложнило дело. Такого фиг переиграешь!

Мне конец! Надеяться на то, что Геркулесов, как Черный плащ, летящий на крыльях ночи, примчится ко мне на помощь, мне не позволял здравый смысл. Если б смог — давно бы примчался. Значит, спасти меня не кому. А сама себе я помочь не могу.

— Чего же ты тянешь? — спросила я.

— А? — он обернулся, в руках его были какие-то бумаги. — А! Тебе придется подождать. Здесь я тебя убивать не собираюсь. Мне сейчас лишние трупы не нужны. Вот думаю вывезти тебя отсюда куда-нибудь: к теплотрассе или на свалку, там крысы растащат в момент. Но ты не переживай, я тебя сначала оглушу, чтобы ты не очень мучилось, я ж не садист. Опять же ора женского не люблю, а так будешь лежать куколкой, я тебя через дырку вытащу, погружу в машину, она, кстати, за кустами стоит… Ты ее не видела, нет? «Жигули» «копейка», на другую, к сожалению пока не заработал, но скоро, скоро… — Он весело покивал головой, потом деловито продолжил. — Я бы тебя прямо сейчас… м-м-м… избавил от мук бренной жизни, но ты при такой температуре быстро остынешь, а я, знаешь, как трупняков таскать не люблю — они тяжелые. Да еще этого надо вывезти. — Сулейман дернул подбородком в один из темных углов. — Не знаю, правда, как вы уберетесь в багажник, он у «копеечки» моей небольшой.

Я скосила глаза, чтобы глянуть на то, что он собирался вывезти вместе со мной, и с чем я должна делить багажник. Сначала тюк полиэтилена, который занимал один из углов комнатенки, показался мне грудой ненужной пленки, но, приглядевшись, я поняла, что ошибалась, в центре тюка была что-то завернуто. Что-то довольно большое. Что же это? Я сощурилась. Тряпки что ли? Нет. Похоже на манекен. Но зачем ему…. Тут меня передернуло. В кусок полиэтилена был завернут труп! Я видела скрюченные руки, сжатые плечи, и голову, с выпученными стеклянными глазами, смотрящими сквозь пленку в пустоту.

— Кто это? — сипло спросила я, не в силах оторвать взгляд от этого страшного зрелища.

— Пашка.

— Паша-тишайший? Но зачем его-то?

— Ты совсем ничего не понимаешь, да? — участливо поинтересовался он, кажется, я заслужила его сочувствие из-за своей непроходимой глупости. — Да. Плохо жить с фанерной головой.

— Так вот ты кого укокошил на заднем дворе!

— И это ты знаешь? — кажется, я себя немного реабилитировала. Потому что он благосклонно улыбнулся, типа, молоток, не умом, так наблюдательностью! — Его. Но заметь! Не единого следа. Как тебе это?

— Блестяще! Только я не могу понять как…

— Ты фильм «Смертельное оружие» смотрела?

— С Мелом Гибсоном?

— Ага. Фильмец, конечно, барахло, но мне он помог. Помнишь, там какой-то мафиози вызвал одного из своих «шестерок» для разбора полетов, при этом, предварительно расстелил на полу своего кабинета кусок пленки. Помнишь такое? Ну вот. Провинившийся гангстеренок встал на этот кусок, кажется, еще поинтересовался, зачем патрон его постелил, патрон, не будь дураком, что-то ему наплел, про ремонт что ли, ну и всадил ему пулю в лоб. Клеенку тут же свернули и выкинули. Нет ни трупа, ни следов крови. Каково?

— И ты сделал то же самое?

— Ага. Только Пашка даже на полиэтилен внимания не обратил. Дурковатый он был малость.

— И не жалко тебе его? — зачем-то спросила я.

— Немного. Но он сам виноват. Из-за него, по большому счету, вся каша и заварилась.

— Как это?

Сулейман тяжко вздохнул, закатил глаза и даже перестал перекладывать с места на место книги, что, видимо, свидетельствовало о его возмущении.

— Ну дура я, дура, — воскликнула я. — Знаю, ты мне уже об этом говорил. — Начала голосить я. — Но я еще и любопытная дура! Так что давай, выкладывай все до конца! Иначе я сдохну прямо сейчас!

— Некогда, — немного подумав, буркнул он.

— Сдохну от любопытства! — пригрозила я.

Он что-то взвешивал в уме, прикидывал, даже на часы смотрел, потом, наконец, сжалился:

— Ладно. Только ты меня не перебивай, когда я буду говорить, иначе я собраться не успею. Договорились?

— Угу.

— И еще. Ты извини, что я иногда спиной к тебе буду поворачиваться. Мне вещи надо упаковать. — Сулейман и впрямь начал сборы, он раскрыл огромную дорожную сумку, в которую бережно уложил какие-то папки. — Итак…

Он вновь замолк, собираясь с мыслями. А я шалела от нереальности происходящего. Мало того, что безжалостный убийца, в лапы которого я попала, мило со мной беседует, так он еще и прощения у меня просит за свои не слишком учтивые манеры. Если так пойдет, он, пожалуй, еще и всплакнет над моим остывающим трупом. Абсурд!

— Итак, — сосредоточившись, изрек Сулейман. — Для начала хочу тебя спросить, ты слышала когда-нибудь об Абраме Эммануиловиче Швейцере?

Я искреннее силилась вспомнить, но у меня ничего не получилась.

— Не знаешь, — правильно истолковал мое молчание Сулейман. — И никто не знает. А почему?

— Потому что у нас фанерные головы? — ляпнула я первое, что пришла на ум.