Очнулась я уже за проходной, на банкетке, стоящей в углу фойе. Под моей головой лежал чей-то плащ, а перед носом белел вонючий тампон.

— Чего это? — вяло отмахивалась я от ватки.

— Нашатырь. Нюхай давай, — упрямая Маруся продолжала издеваться над моим обонянием.

— Да я уже очухалась, отстань!

Я приподнялась. В голове было еще мутно, да и тела пока будто ватное. Но я знала, что это скоро пройдет, как никак в обморок падала уже не в первый раз. Ужаснее всего было ощущение, что я вся покрыта потом, у меня всегда очень обильное потоотделение перед отключкой, притом, что в обычной жизни даже в страшную жару я остаюсь сухой и благоухающей.

— Дай платочек, — попросила я у подруги.

— На, — услужливая Маруся сорвала с шеи шелковую косынку и протянула мне.

— Носовой. А, впрочем, не надо!

Я вытерла лоб ладонью. И только тут до меня дошло, что я наделала… В это миг пот на моем лбу высох сам собой, ибо я похолодела и даже слегка замерзла от досады.

— Зачем вы вперлись в институт? — ошалело обводя взглядом сердобольных нихлоровцев, ужаснулась я. — Вы же не только следы затоптали, вы еще и Леву лишили надежды на оправдание.

— Как это? — насупился Сулейман, который на соседней банкетке обмахивал тетрадкой лежащего Блохина.

— Нельзя было никого пускать, разве не ясно? Нужно было вызвать наряд, оцепить здание и прочесать все кабинеты.

— Зачем? — пролепетал Лева, совсем скисший после моих слов.

— Затем, чтобы найти того, кто женщину убил. Ведь это не ты?

— Не я, честное комсомо… честное слово, не я! — и он так трогательно схватился за сердце, словно не был уверен, выдержит ли оно подобные обвинения.

— Вот и я так думаю. Значит, в здании еще кто-то был. И этот кто-то теперь смешался с толпой, и мы его уже не вычислим.

— Вот именно!

Этот грозный возглас раздался откуда-то издали, и сначала я даже не поняла, кто его пророкотал, но секунда спустя, услышав вжиканье «вертушки» и уловив едва заметный аромат пряной свежести, я поняла — Геркулесов приехал.

— Вы, дорогие нихлоровцы, меня просто поражаете своей беспечностью! — продолжал браниться он, подойдя. — У вас под носом маньяк орудует, а вам на это глубоко наплевать.

— Почему наплевать! — возмутилась одна дама из лаборатории переработки. — Мы очень хотим, чтобы ВЫ его поймали, и МЫ бы вздохнули спокойно после этого.

— Как Я его поймаю, если у меня в НИИ только один помощник и тот иногда такие фортели выписывает, — после этих слов он посмотрел на меня, но так строго, что все поняли, что и из меня помощник аховый.

— А вы господин Блохин чего лежите? — продолжил он, все так же по-деловому строго. — Вставайте давайте, на допрос пойдем.

— Можно и я с вами? — встрепенулась я и тут же с резвостью молодой козочки вскочила с банкетки.

— Нельзя. А вы, — он обратился к остальным любопытствующим. — Расходитесь. Нечего вам здесь делать.

Народ пороптал, но, гонимый начальственным взглядом Геркулесова, вынужден был ретироваться. В фойе остались только мы: следователь, подозреваемый, свидетельница и труп, труп, оказывается, прикрытый, причем прикрытый скатертью из нашей комнаты.

— Как вы здесь оказались так скоро? — спросила я у Геркулесова.

— Случайно, мимо проезжал, решил проверить, как тут у вас, — буркнул он. Потом подошел к трупу, отогнул край скатерки, мельком глянул, передернулся и спросил у меня. — Все тоже самое?

— Да. Мертвая, с раной в животе. Только эта не уборщица, а вахтерша.

— Кто ее так? — впервые подал голос несчастный Блохин.

Геркулесов пристально посмотрел на подозреваемого, потом сочувственно спросил:

— И кто же вас так не любит, гражданин Блохин? Кто вас с таким упорством подставляет?

— Не знаю, — всхлипнул, вновь разнюнившийся Лева.

— Вы во сколько на работу-то пришли?

— Я и не уходи-и-ил, — заныл Блохин. — Я заработался, а когда на часы глянул, оказалось, что уже 12, а в это время трамваи уже не ходят, а живу я на другом конце города, и мне лучше было вообще домой не ходить.

— То есть вы хотите сказать, что ни единая душа в НИИ не знала, что ночь вы провели здесь.

— Ни единая, клянусь. Даже Суля и Паня. Я вместе со всеми вышел, а уже по дороге решил вернуться, я же день пропустил, у меня работы накопилось, знаете сколько!

— Фатальное невезение! — хмыкнул Геркулесов.

— Чего?

— Не везет, говорю, вам по страшному. Один раз маньяк вас подставил, так вы во второй раз сами подставились.

По отвисшей нижней губе Блохина, я поняла, что он опять сейчас завоет, по этому быстренько взяла его за локоток и подтолкнула к графину, стоящему на столике рядом с вахтой и посоветовала:

— Хлебни водицы, Левушка, полегчает.

Он благодарно кивнул и поплелся к источнику живительной влаги.

А Геркулесов, между тем, уже трепался с кем-то по сотовому.

— Выехала, говорите? Я уже 10 минут здесь, а что-то не… Ну лады, жду, — увидев мой пристальный взгляд, он пояснил. — Вызвал криминалистов, а что-то никого. Долгонько добираются.

— А вы, значит, теперь каждое утро будите нас проведывать?

— Буду, — успокоил меня Коленька. — А вот теперь вы мне скажите, кому на хвост наступили?

— Я? Наступила на хвост? Да с чего вы взяли?

— А вам не кажется, что он трупы специально на вашем пути разбрасывает?

— Не кажется, — уверенно ответила я. — Разве он мог знать, что именно я первой войду в институт, — тут я осеклась — знать он мог, любой из нашего отдела был в курсе моей пунктуальности. Подумав, я продолжила, уже увереннее. — А первые два случая. Кто же мог предположить, что я…

— Да, да, да. О том, что вы попретесь на помойку, не мог догадаться ни один, даже самый извращенно мыслящий, психопат.

— Вот видите, — мило улыбнулась я, хотя Геркулесов, наверняка, ждал от меня взрыва негодования.

— Значит, в этой богодельне не везет не только Блохину, но и вам.

Я развела руками, типа, что поделаешь, не все такие везунчики, как ты. Геркулесов хмыкнул и заторопился к входной двери, ему показалось, что к крыльцу подъехала машина.

— Ваши прикатили? — вежливо осведомилась я, решив больше с ним не цапаться.

— Вроде, нет. Обычная «газель» притормозила. И что они не едут? Как всегда бензина что ли нет, — начал кипятиться Геркулесов.

— Да приедут, не волнуйтесь. Труп-то никуда не денется.

Но Геркулесов волновался. Он нервно ходил по фойе, сцепив руки за спиной, и чем-то напряженно размышлял.

Я до поры не лезла, решив дать возможность Геркулесовским извилинам поработать на полную мощь. Коровин тоже не мешал, тихо и печально он сидел на банкетке, держал в руках стакан с водой, вздыхал и охал.

— А извне никто не мог проникнуть? — ни с того, ни с сего спросил Геркулесов, затормозив прямо передо мной.

— Вы ограждение видели? Там два метра цемента, а по верху ток проходит. Кто через такое проникнет?

— Может, через окна на 1-ом этаже?

— На всех решетки, — разочаровала я. — Значит, вы думаете, что…

— Я ничего не думаю, просто рассматриваю все версии. — Он устало протер глаза. — Мне ваш убийца покоя не дает. Это ж надо быть столь расчетливым и осторожным. Эх, такую бы энергию, да в мирных целях.

— Да! — протянула я и поймала себя на какой-то смутной догадке. Что же мне не давало покоя все эти минуты. Что? И тут меня осенило. — А вдруг это диспетчер? Ведь он тоже мог, вернее она.

— Что уже не так уверены, что это мужчина?

— По-прежнему, уверена, но уже не на 100 %. Может, она свихнулась на почве… Ну не знаю… — Тут я ляпнула о наболевшем. — Она старая дева, бездетная и одинокая, на этом и двинулась. По этому все остальные женщины вызывают у нее чувство зависти и отвращения.

— Мне тоже в голову приходила эта мысль, — радостно сообщил мне Геркулесов. —Но. В дни убийств дежурили разные женщины. А заговор лесбиянок-мизантропок мне в голову не приходил.