— Я, молодой человек, вам не позволю самоуправствовать! Ишь чего выдумал, честного человека запирать.

— Да это для вашей же пользы! — попытался протестовать Артемон.

— Я за Зорина ручаюсь! Никого он не убивал. И за Тю-тю, он мне как дочь!

— А за меня? — пискнул Серега.

— И за тебя! Чтобы такой дохляк с двумя бугаями-спортсменами справился, это ж надо додуматься…

— Мадам, — вмешался Кука, — долбануть одного гантелей по черепу, а другого прирезать, когда тот пьян да еще и спит, тут никакой силы не надо!

— Глупости! — топнула своей колонноподобной ногой Галина Ивановна. — И вообще, раскомандовались тут… индюки капиталлистские.

— Но мадам, — совсем робко заговорил Артем. — Ведь кто-то убил…

— И вообще, — продолжала бушевать женщина. — Почему надо вести разговор обязательно в соседстве с трупом? Разве нельзя было уйти в другое место?

От ее воплей заложило в ушах. И не только у меня. На недовольно сморщенных лицах собратьев по несчастью явно читалось раздражение и острое желание, чтоб она поскорее заткнулась.

— Заткнитесь, пожалуйста! — озвучила Ксюша мысль «электората»

— Что? Что вы сказали?

— Я говорю, что от ваших воплей…

— Да как вы смеете… — Озлилась Галина Ивановна. — Да вы вообще… не в нашем НИИ работаете…

— И слава богу! — Ксения воздала руки к небесам.

— Отдыхаете тут на птичьих правах… Понаехали…

Она еще что-то бубнила, но ее никто не слышал. Каждый из нас, как загипнотизированный, смотрел на дверь, за которой раздавались чьи-то шаркающие шаги…

Шаги приближались. Становились все отчетливее слышны.

В комнату вползла длинная черная тень.

— Мама, — пробасил кто-то, кажется, Серый.

Дверь мерзко скрипнула, раскрываясь на полную. И в зал ввалился косматый, красный, всклоченный громила с лицом маняка-убийцы. Маньяк замер, сжал кулачищи и произнес нечеловеческим басом:

— Х-ы-ы!

Кука дернулся — его извечная выдержка на этот раз ему изменила. Артемон икнул. А Зорин… Зорин кинулся к громиле со словами:

— Лева, друг! Левушка… Они меня… того… Запереть хотят, Лева! На помощь!

Блохин несколько секунд тупо таращился на Юрку, потом икнул и спросил:

— А?

— Лева, скажи им. Я не могу никого убить. Я пацифист, Лева, и ты это знаешь!

— А?

— Толстый, а толстый, — наконец, отмер Артемон. — Ты бы присел. Успокоился. Никто тебя не запрет. У нас теперь другой подозреваемый имеется.

— Кто? — непонимающе мигнул Зорин.

Артемон не удосужил Юрку ответом, только хмыкнул и приказал:

— Кука, вырубай!

Кука молниеносно подпрыгнул, как балерун, вытянув носок, и долбанул этим несерьезным носком Леву по красной скуле.

Блохин покачнулся и мешком осел на пол.

Любой другой на его месте тут же отрубился бы и провалялся в отключке до утра, на Леву же удар произвел скорее положительное действие. Секунду спустя Блохин приподнялся, помотал, как телок, своей большой косматой головой, и вполне членораздельно произнес:

— Что это было?

— Кука! — взревел Артемон. — Уволю, на фиг!

Кука изготовился долбануть Леву еще разок, но тут Зорин совершил чудеса героизма — закрыл своим телом ошалевшего от стремительности текущих событий Блохина.

— Не смей, чертов попрыгун! — заорал он в лицо врагу.

Немного опешив от такой наглости, Кука отступил.

Тут я поняла, что мне пора вмешаться.

— А теперь давайте успокоимся. — Я зыркнула на злого до красноты банкира. — Все успокоимся, Артемон. Кука, только тронь еще Блохина, я на тебя Галину Ивановну натравлю, никакое карате не поможет. А вы, мадам, сядьте, не на митинге. Сядьте, говорю, — прикрикнула я на переполняемую праведным гневом тетку.

Галина Ивановна еще малость попыхтела, как перекипающий чайник, но села на место. Дело в том, что в НИИ меня уважают и побаиваются. Так было не всегда, но менее, чем пол года назад (об этом деле я уже вскользь упоминала), я умудрилась не только отбиться от убийцы, оказавшись единственной уцелевшей жертвой, но и сломать ему нос. Чем очень помогла милиции — с залитыми кровью глазами он просто не смог оказать ей сопротивление.

Так что теперь я личность в «Нихлоре» знаменитая и почитаемая.

— Успокоились? — переспросила я строго. — А теперь, давайте думать.

— А че думать? — вскочил со своего кресла-трона Артемон. — Этот хрящ Витюню замочил, больше некому. Он все это время где был?

— Где? — доверчиво спросил Лева.

— В фойе, так? Типа, спал, типа, на ящиках.

— Да. Я спал. На ящиках, кажется…

— И ничего не слышал? Ни как кто-то вошел в зал, ни как вышел? — внес свою лепту в допрос Кука.

— Я ничего не слышал… А что произошло?

— Ты лежал почти перегораживая своими ногами вход в зал, ты не мог не…

— Я спал. Я что произошло? Я не понял… что я смочил?

— Замочил, даун, замочил, — взвился Артемон.

— Я ж не прачка, — хихикнул Левка. — Что мне замачивать?

Артемон одним прыжком преодолел расстояние разделяющее его и прикрытый скатертью труп. Рывком сорвал материю и заорал:

— Вот что!

И вот тут произошло то, чего так добивался Кука — Лева рухнул без сознания на пол.

— Ни фига себе! — опешил Артем. — Он что в обмороке?

— А ты не видишь? — огрызнулась я.

— Не-е вижу, конечно… — банкир как-то смутился. — Но чтоб такой бугай… Срамота-то!

— Лева у нас существо нежное, — пояснила я. — И не очень везучее. Он постоянно попадает под раздачу. В прошлом году его даже задержали по подозрению в серии убийств.

— Ну? — Артемон аж подпрыгнул от любопытства. — И че?

— Отпустили, конечно. Но душевная травма осталась, — нарочито грустно молвила я.

— А мокрушника нашли?

— Нашли, и все благодаря Леле, — влез со своими неуместными дифирамбами Зорин. — Она у нас женщина героическая. Она маньяка, как вы выражаетесь, отметелила. А потом в милицию сдала. И он теперь мотает, тьфу ты, заразное это что ли… отбывает пожизненный срок в тюрьме строго режима.

Артемон с уважением на меня уставился и выдал:

— Ва-а-аще!

— Все было не так, ты его не слушай, — начала я, но меня Ксюша перебила:

— Все было так. Но одна маленькая деталь — обезвреживать маньяка Леле помогали и мы. — Я недоуменно на подругу уставилась — чего это она «пургу гонит», но следующие ее слова все разъяснили. — Особенно отличилась Соня. Она тоже героическая женщина.

— Да ну? — не очень поверил Артемон.

— Ты что! Она знаешь какая. Если бы не она, Леля бы не справилась…

Допеть Ксюня не успела, ибо с пола, как раненный гиппопотам, начал подниматься Лева.

— Оклемался, что ли? — насмешливо пробасил Артемон, похоже, он уже забыл, что всего 5 минут назад считал Левку убийцей.

— К-к-кажется.

— Ну че? Не вспомнил ничего?

Блохин аж перекосился от усердия, силясь что-нибудь вспомнить, но…

— Не… Я ничего не видел. И не слушал. Я спал.

Артемон вопрошающе на меня уставился, видимо, признал меня вожаком этой безмозглой стаи. Не услышав от меня не единого осмысленного, как и не осмысленного, слова, он нетерпеливо произнес:

— Может, прям ща попробовать к шоссе прорваться? Пурга-то стихла.

— Слушай, осталось каких-то пара, тройка часов. Пересидим.

— Стра-а-а-шно, — проблеял Суслик. — С трупом-то под одной крышей…

— Че те все страшно? — накинулся на него Артемон. — Липовщик сра…

Я недовольно зыркнула — не люблю грубых выражений. Артемон тут же извинился:

— Пардон, мадам… Но я не могу на этого хорька смотреть. Да и на остальных тоже… Че у вас за мужики? Один в обморок падает, другой жмурика боится, третий в юбке ходит, четвертый… — Он красноречиво уставился на Зорина. — Четвертый… я ваа-а-аще молчу…

Я не дала ему договорить, опасаясь за свои уши, и брякнула первое, что пришло в голову:

— А мог кто-нибудь с улицы зайти в здание и убить Виктора?

— Ну… — Артемон почесал в затылке. — В принципе мог. Да Кука?

— Вполне. Окна не зашторены. Помещение зала очень хорошо просматривается — тут свет, а за окном темно. Ты видишь, тебя не видят. Убийца мог подойти, заглянуть в окно, убедиться, что в зале, кроме Виктора, никого нет