Правда, при благоприятном стечении обстоятельств уже меньше чем через два часа, в полночь, Валерия будет находиться в воздухе. Увы, стечения обстоятельств бывают не только благоприятные. Погода-то аховая! То, что хорошо для сокрытия следов на земле, может оказаться препятствием для взлета. Конечно, русская авиация, как принято считать, является всепогодной, но все же если полосу капитально заметет, то вылет могут задержать, а то и вовсе отменить. Возможно, что для этих нелегальных полетов оставлено какое-то очень узкое «окно» по времени. В общем, не исключено, что Валерия сегодня вовсе не улетит и ей придется воспользоваться своими «запасными вариантами».

Конечно, как и планировалось, она должна уточнить все у знакомого майора, позвонив ему по сотовому со старой дачи. Если на вопрос: «Это военторг?» — он ответит: «Вы ошиблись!», значит, все нормально, и вылет состоится, если ответ будет: «Вы не туда попали!», значит, все откладывается на двое суток минимум. Так или иначе, но старой дачи ей сегодня не миновать. Если она улетит — тогда в принципе наплевать, найдут «гостью» или нет, а вот если вылета не будет, тогда на эту дачу по следам «Бурана» прибудут охранники Сенсея. Одно дело, если живой «гостьи» или ее трупа они не обнаружат — Лера может сказать, что благополучно отправила ее с какой-нибудь станции, чтоб не заезжать в город на «Буране», совсем другое, если «гостью» найдут мертвой или живой.

Так что надо было всерьез продумать, где отделаться от ненужной пассажирки, не оставив при этом лишних следов. Ведь даже закопав ее, сонную, в снег, можно столько натоптать вокруг, что сразу все станет понятно. Ведь под рыхлым, свеженаметенным снегом — твердый, слежавшийся наст. Если уж зарывать — то в него, а без лопаты это трудновато. Опять же, продавив наст, провалишься по пояс, и такие следы до завтра не исчезнут.

И тут Валерия вспомнила, что немного в стороне от хорошо известного ей маршрута к старой даче есть небольшой овражек с крутым, обрывистым склоном, а по краю этого обрыва растут с небольшими промежутками всякие елочки-сосенки. Если усыпленную «гостью» довезти до промежутка между елочками и кинуть под обрыв таким борцовским приемом, как бросок через голову, то она пролетит в воздухе пару метров и исчезнет на дне оврага. А около лыжни снегохода останется только несколько следов. Ну, допустим, сошли девушки, пописали и дальше поехали. Обрыв метров пять высотой, ночью ни черта не разглядишь, да и не станет никто смотреть — ведь следов, ведущих непосредственно к обрыву, не будет…

Загвоздка была только в том, что Валерия последний раз побывала на этом обрыве прошлым летом, а зимой приезжала туда аж в позапрошлом году. Конечно, вряд ли за два года там что-то существенно изменилось, но все-таки представления об этом самом овражке и даже о том, как туда доехать, у нее были довольно смутные.

Тем не менее Валерия свернула вправо с полузаметенной лыжни, которую оставила утром. «Буран» пошел по целине заметно медленнее, лыжи глубже садились в снег.

Лена на изменение курса никак не отреагировала. Больше того, она просто не заметила, что снегоход поехал куда-то не туда. И волноваться, естественно, не стала. Напротив, ей стало поспокойнее, поскольку она почувствовала, что «Буран» едет медленнее, неторопливо объезжая большие деревья и пни. .

Проехали эдак с километр, и Валерия почуяла, что ведет «Буран» неизвестно куда. Во всяком случае, по ее разумению, овражек уже должен был появиться где-то справа. Ориентиром должны были послужить все те же елочки-сосенки, растущие вдоль обрыва, однако вместо них фара высвечивала из темноты черно-белые стволы больших берез. А когда роща осталась позади, «Буран» очутился посреди какой-то незнакомой прогалины и начал спускаться вниз по пологому склону.

Валерия вообще-то неплохо знала здешние места, но что-то не могла припомнить, куда попала. Березовая роща, по идее, на таком расстоянии от клуба была всего одна, но она вроде бы располагалась далеко от оврага. А такой большой прогалины и вовсе не числилось. По крайней мере, насколько помнилось Валерии.

Чуть позже уже после того, как «Буран» проехал низину и стал подниматься вверх, Лера догадалась, что это вовсе не прогалина, а выруб. На этой стороне лога из-под снега просматривалось множество пней, и явно довольно свежих. Похоже, что кто-то хорошо прошелся по здешней заповедной березовой роще с бензопилами. Может, еще осенью, а может — уже зимой. Березу пилят чаще всего на дрова — в этом ее главная ценность. Конечно, в Лавровке большая часть поселка состояла из домов с печным отоплением, но во все прошлые годы эти самые частники неплохо обходились без этой самой заповедной рощи.

По сути дела, полноправными хозяевами заповедника были Драч и возвышавшийся над ним Сенсей. Если б какой-то нахал, даже очень богатый и влиятельный, имел наглость без спроса направить сюда лесорубов, чтоб заготовить энное число кубов леса, то, даже раздав нужные взятки всем официальным чиновникам, вплоть до Министерства природных ресурсов («проглотившего» бывшую Федеральную службу лесного хозяйства), он мог бы сильно пожалеть о своем решении. Березовые дровишки обошлись бы ему по цене красного или черного дерева — и это как минимум. А как максимум, он мог бы вообще получить пулю, ибо Сенсей и Драч, как уже отмечалось, очень любили природу и числились членами соответствующего клуба.

До сих пор, насколько было известно Валерии, ни одного безумца, желающего посягнуть на заповедник, контролируемый альянсом «Куропатки» и «Лавровки», не находилось. Отсюда неизбежно следовал логический вывод: березы повалили с их одобрения и согласия. Следующим по логике вещей должен был прозвучать вопрос: «А на хрена?»

Валерия никогда не работала таксатором и не могла даже приблизительно прикинуть, сколько кубов березы можно напилить с полутора гектаров — площадь вырубки вряд ли была больше. Но о том, что, если все это пустить на дрова, особо много не заработаешь — догадывалась. Тем более что заготовка дров в заповеднике требовала кое-каких отстежек, а вокруг города было полно мест, где без особых сложностей народ заготавливал точно такую же березу. Во всяком случае, особого дефицита дров пока не наблюдалось. Так что вряд ли Драч или Сенсей решили делать на этом большой бизнес.

На что еще можно пустить березу? Карельская вроде бы считается поделочным материалом — опять Карелия, не к ночи будь помянута вместе с Лиисой Карловной, чтоб ей ни дна ни покрышки! Но эта береза не карельская, и количество каповых наростов на ней невелико.

Еще из березы делают деготь, но эпоха использования его в качестве смазочного материала для телег и сапог в общем и целом давно прошла. Разве на дегтярное мыло употребляют, да и то наверняка предложение опережает спрос.

Активированный древесный уголь — вещь более полезная в современных условиях, но опять же для того, чтоб его получить, вовсе не обязательно вывозить березу из заповедника.

Но что бы там ни было, любопытно, что ни Сенсей, ни даже Драч ровным счетом ничего не сказали заведующей «Клубом любителей природы». Хотя обычно о всяких хозяйственных делах в заповеднике ее извещали. Наверно, если б речь шла просто о заготовке дров или там сырья для производства дегтя, никто не стал бы от нее скрывать такую ерунду. Стало быть, Сенсей и Драч сочли необходимым, чтоб госпожа Корнеева об этом не знала. Навряд ли просто потому, что ее в ближайшее время предполагалось «уволить» и заменить Чернобуровой. Как раз наоборот, ей не следовало этого знать, потому что Валерии еще предстояло месяц-другой или даже дольше пребывать на своем посту. То есть они, вероятно, предполагали, что заведующая заинтересуется странной историей с экономически невыгодной вырубкой березы в заповеднике и может сунуть нос поглубже. А это было чревато раскрытием какой-то серьезной тайны, в которую был посвящен достаточно узкий и строго ограниченный круг лиц.

Как только Валерия об этом подумала, то у нее в голове словно реле сработало, даже щелчок какой-то почудился: Шипов!