— Извиняюсь, граждане, прикурить у вас не будет? — спросил он, дыхнув на Пузакова.

— Будет, — деловито ответил Вовочка и достал спички.

Кирюша с завистью поглядел на своего самостоятельного друга. Трофимыч, прикурив «беломорский» бычок, сладко затянулся и приятельски подмигнул Пузакову.

— Эх, жизня пошла! На войне такой не было. А кто-то, мать его за ногу, — живет. Во, директор наш — кобелина! Зарплату зажал, а отдыхающих бабенок, это самое… Мы вот тут работаем, — из пролетарской солидарности он и Пузаковых с Вовочкой зачислил в работающие, — а он в клубе бабу туды-сюды… Цивилизация!

Надо сказать, что по концентрации матерных слов на один погонный метр фразы он далеко переплюнул даже Эдичку Лимонова. Вовочка восхищенно улыбнулся, потому что, как ему казалось, узнал еще одно неприличное слово — «цивилизация».

Странно, но Пузакову и в голову не пришло, что речь может идти о Марине Ивановне. Он зашагал дальше, а Вовочка с Кирюшей приотстали.

— Кирюха, — заговорщицки шепнул Вовочка, — пошли подсмотрим, а?

— Чего? — также шепотом спросил младший Пузаков.

— Как директор это самое, туды-сюды…

— А как? — Кирюше стало интересно.

— Ну, как-как… — прикинул Вовочка. — Зайдем в клуб и найдем, где они там.

— А дед? — Кирюша был убежден, что у Трофимыча есть полномочия никого не пускать в клуб.

Ветеран тем временем досмолил свою «беломорину» и решил сделать небольшое, но важное дело, для чего зашел за угол клуба.

— Давай!

Вовочка и Кирюша прошмыгнули в храм культуры. Проскочив на второй этаж, они увидели выставку Блятензона и стали ее рассматривать, с неотвратимой неизбежностью приближаясь к двери с надписью «Посторонним вход воспрещен!».

— Вот это да! — восхищался малограмотный в вопросах секса Кирюша, а многоопытный Вовочка лишь презрительно посмеивался:

— Подумаешь, мазня какая-то! Вот я видак глядел — там да!

— Тихо! — Кирюша вдруг услышал голоса. Оба мальчика замерли и прислушались.

— Светик… — на инфразвуковых волнах урчала Марина Ивановна, — Светик, вы чудо! Вы потрясающий мужчина!

— Марина… — хрипел Светозар сквозь ритмические колыхания дивана, которые отдавались тяжкими колебаниями по всему полу второго этажа.

Вовочка первый определил и источник инфразвука, и происхождение колебаний. Он жадно прильнул к замочной скважине, но тут же с досадой сплюнул:

— Ключ вставили, не видно…

Тут решил блеснуть эрудицией начитанный Кирюша. Он вытащил перочинный ножик и осторожненько ковырнул шилом в замке. Ключ, тихо звякнув, упал на пол, а Кирюша по праву первооткрывателя припал к отверстию, которое оказалось для него окном в незнаемое.

Увидел он нечто похожее на момент окончания схватки по вольной борьбе. Марина Ивановна бесспорно чисто выиграла ее у лежавшего на обеих лопатках Забулдыгина. Кирюша был очень горд, что у него такая сильная мама, но все-таки ему немного странно показалось, что Марина Ивановна вступила в борьбу, не позаботившись о спортивной форме. Забулдыгина ему было очень жалко. Как видно, дядька этот все время пытался вырваться, судорожно дергался, но куда там!

— Ну, чего там? — пытаясь отпихнуть Кирюшу, нетерпеливо пыхтел Вовочка. — Так нечестно! Ты все смотришь и смотришь!

— Там моя мама дядьку какого-то на обе лопатки положила! — гордо сообщил Кирюша. — На, погляди!

Вовочка, добравшись до замочной скважины, так и прилип к ней. На лице его играла довольная улыбка.

— Вот это да! — шипел он почти так же, как Кирюша, когда смотрел на полотна Блятензона…

Внезапно сзади послышались шаги. Рассматривая Блятензоновы шедевры, Пузаков тяжелой поступью Командора приближался к месту своего полного позора. Первым услышал эти шаги Вовочка и, заорав: «Атас!», ринулся прочь от двери, а Пузаков-младший столкнулся с отцом.

— Папа! — радостно объявил Кирюша. — Наша мама какого-то дядьку поборола и трахает!

— Что ты мелешь! — взревел бухгалтер. Он вспомнил, как его мужское достоинство было ущемлено и поругано во время утренней экзекуции, устроенной супругой. Он в ярости разбежался и саданул в дверь плечом, да так, что сорвал замок и ввалился в комнату, где истерический визг застигнутых врасплох любовников прорезал воздух. Ужас положения был еще и в том, что одна из групп мышц (медики знают, каких именно, ибо речь идет о мадам Пузаковой) внезапно сократилась. Хотя никакого желания пребывать в сексуальном единстве с Мариной Ивановной у Забулдыгина уже не было, он поневоле оказался прикован к жертве эмоционального стресса… Едва Марина Ивановна попыталась встать, как Светозар Трудимирович взвыл от боли.

— Только не силой! — заверещал он, опасаясь, что только что пережитая любовная радость может оказаться последней в его жизни.

— Эй, вы, — наливаясь кровью, словно спелый помидор соком, заорал Пузаков фальцетом, — постесняйтесь хотя бы детей!

— О-о! — взвыла Марина Ивановна. — Ради бога, уведи Кирюшу!

— А мне можно посмотреть? — спросил Вовочка.

— Во-о-он! — взвизгнул Владимир Николасвич.

Он схватил мальчишек за шиворот и поволок из комнаты.

— Прочь! Прочь отсюда! Позор! Какой позор!

— Папочка, наша мама выиграла? — спросил Кирюша, когда Пузаков стаскивал их с Вовочкой по лестнице.

Тем временем Марина Ивановна еще раз попыталась освободиться, но Светозар Трудомирович болезненно вскрикнул.

— Что же делать? — простонала Марина Ивановна, помирая от стыда.

— Отпустить!!! Вот чего!

— Я не могу-у! — захныкала Пузакова. — Там какая-то судорога!

— И долго это продлится? — горестно вопросил Забулдыгин.

— Почем я знаю! — огрызнулась Марина Ивановна. — Я же не врач!

— Но нельзя же так все время? — нервно выдавил Забулдыгин. — Надо хоть одеться, что ли…

Надеть удалось все, кроме трусов. Марина Ивановна даже смогла застегнуть на все пуговицы халатик. Светозар Трудомирович ухитрился облачиться в рубашку и брюки, даже сумел надеть туфли, но кое-какой беспорядок в его костюме все-таки присутствовал.

Пока они занимались акробатическими трюками, вновь явился Пузаков. Одна его рука была занята чемоданом, другая — плачущим Кирюшей.

— Папа! Мы же только приехали! — верещал мальчишка. — Не хочу в город!

— Молчи! — рявкнул Пузаков. — Посмотри и на всю жизнь запомни, какова была твоя мать! Она предала нас!

— Папа, — завопил Кирюша. — Видишь, мама уже не голая! И она больше не будет драться с дяденьками! Мамочка, пойдем с нами!

Растроганная Марина Ивановна инстинктивно рванулась к сыну, и Светозар Трудомирович завопил от боли.

— Та-ак! — Угрожающе шипя и приобретая в лице свекольный оттенок, Пузаков поглядел на незастегнутые брюки Светозара. — У них нет ни стыда, ни совести! Идем, Кирилл! Я сам буду тебя воспитывать!

— Мама! — упирался Кирюша. — Я не хочу с папой! Я хочу здесь отдыхать! В городе жарко!

— Идем, Кирилл! У тебя нет матери! — орал Пузаков.

— Идиот! — голосом раненой медведицы взревела Марина Ивановна. — Ты что, не понимаешь, что мы не можем расстаться?

— Как не можете? — опешил бухгалтер. — Не пори ерунды!

— Она права, — пролепетал Светозар. — Там, извините… что-то заклинило, заело…

— Мама! — крикнул Кирюша. — Отпусти дядю. Ты же его уже оттрахала! Пойдем домой…

— Сынок, — всхлипнула Пузакова виновато, — сыночек, я не могу! Я приросла к этому дяде.

— Где? — заинтересовался Кирюша, приглядываясь.

Забулдыгин прикрыл ладонью то, что просвечивало. Но Кирюша уже доставал перочинный ножичек.

— А давайте мы это разрежем? — предложил он так, будто речь шла о ленточке на торжественном открытии пускового объекта.

— Не-ет! — завизжал в испуге Светозар, обеими руками защищая драгоценное место.

— Это нельзя! — объявил неведомо откуда возникший Вовочка. — За это посадят. Потому что статья есть — за членовредительство!

Пузаков обрел дар речи и спросил, несколько смягчив тон и понизив голос:

— Вы это серьезно? Не можете? И что теперь делать?..