Во время поездки из больницы Билл старался вести беседу на всякие отвлеченные темы. Включив в стареньком «форде» приюта Святого Франциска радио, комментировал передаваемую музыку, говорил о необычайно теплой погоде и рассказал Кэрол, что понадобились все его знания автомобильного дела, чтобы эта старая колымага работала. Но когда радиокомментатор рассказал о том, что Бобби Кеннеди объявил о намерении выдвинуть свою кандидатуру в президенты от демократической партии, лицо его помрачнело.

– Это нерешительный оппортунист! Зануда. Маккарти идет на риск, ранит дракона, и тут вламывается Кеннеди!

Кэрол не могла не улыбнуться. Она не помнила, чтобы когда-нибудь видела Билла таким рассерженным. Она подумала, что Джим бы ответил: «Это политика, Билл!»

– Меня мутит от этого! – воскликнул Билл.

В это время они повернули на подъездную дорожку к особняку, и Кэрол заметила машину Эммы.

– Она уже здесь!

– Думаю, ты можешь воспользоваться ее помощью, – посоветовал Билл, останавливая фургон перед подъездом. – А как ты считаешь?

Кэрол пожала плечами, не желая признаться, что он прав. Она чувствовала себя неплохо, значительно лучше, чем даже вчера. Но все еще была слаба. Доктор Галлен сказал, что она потеряла много крови, но не видел острой необходимости в переливании, предпочитая, чтобы произошло самовосполнение с помощью ее собственного костного мозга. Так что она, возможно, действительно нуждалась в посторонней помощи. Но Эмма...

– Она милая женщина, – согласилась Кэрол, – и у нее доброе сердце, но она говорит не умолкая. Иногда мне кажется, что я сойду с ума от ее непрерывной болтовни!

– Думаю, это просто нервная привычка. И не забывай – она ведь тоже потеряла близкого человека. Может быть, ей необходимо чувствовать себя нужной.

– Пожалуй, так оно и есть, – ответила Кэрол, проглотив подступивший к горлу комок. – Но в том-то и дело: Эмма все время напоминает мне о Джиме.

Билл вздохнул:

– Да, конечно. Но она не может иначе. Потерпи несколько дней. «Принесите эту жертву», – учили нас монахини. Вам обеим будет легче. А мне спокойнее знать, что ты здесь не одна.

– Спасибо за заботу обо мне, – искренне поблагодарила его Кэрол. – Тебе, наверное, это было нелегко после спектакля, который я устроила в пятницу.

– Уже забыто, – улыбнулся Билл.

Но смущение, мелькнувшее в его улыбке, подсказало ей, что он ничего не забыл. Как можно забыть такое? Она разделась догола перед ним, ее старым другом, священником,и предлагала ему себя, порывалась расстегнуть «молнию» на его брюках! Она встряхнула головой, отгоняя ужасное воспоминание.

– Понять не могу, что на меня нашло, – с раскаянием проговорила она. – Но клянусь, это никогда больше не повторится. Ты уж прости меня.

– Прощаю, – ответил он, и на этот раз улыбка его не была натянутой. – Я могу простить тебе, считай, почти все.

Облегчение, которое она почувствовала при этих словах, омрачила вспышка раздражения его благородством. Раздражение прошло так же быстро, как возникло. Но она не могла понять, откуда оно взялось.

– Послушай, – обратился к ней Билл, выскочив из машины и открывая дверцу с ее стороны. – Я сказал матери, что ты будешь здесь совсем одна. Она собирается наведываться сюда. А насколько я ее знаю, она привезет целый котелок тушеного мяса или противень запеканки.

– Это совершенно ни к чему.

– Она умирает от желания помочь тебе. Никак не может привыкнуть к пустому гнезду и ищет возможность быть для кого-нибудь вместо матери.

Кэрол помнила ласковую круглолицую миссис Райан еще с тех лет, когда в средней школе ходила на свидания с Биллом. Она знала, что с пятницы Билл гостил у своих родителей, и интересовалась, как они живут.

– Со мной все будет хорошо, – сказала она. – Уверяю тебя.

В доме их встретила Эмма. Она подхватила Кэрол под руку и повела к большому креслу в библиотеке, заботливо поддерживая, будто невестка была престарелой тетушкой, не способной самостоятельно передвигаться.

– Вот сюда, – сказал она. – Усаживайся поудобнее в этом кресле, а я приготовлю тебе ленч.

– Все в порядке, Эмма, я могу сама...

– Чепуха! Я приготовила немного салата из тунца, такой, какой тебе нравится, с кусочками корнишонов.

Кэрол улыбнулась, вздохнув про себя. Эмма так старалась ей угодить и так ухаживала за ней! Как может она обидеть свекровь, отказавшись от ее услуг?

– А где Иона?

– Он дома, звонит своему мастеру. У него скоро отпуск – он их столько накопил! А теперь вот собирается взять несколько недель, чтобы помочь, когда что понадобится, и привести этот дом в порядок.

Только этого мне не хватало,подумала Кэрол, чтобы они оба тут толклись!

И все же ее тронуло их внимание. Сколько Кэрол знала отца Джима – приемного отца, – он был далек от нее, как луна. Однако после похорон его отношение к ней резко изменилось. Он стал внимателен, заботлив и даже ласков.

И она не помнила, чтобы он за все годы их знакомства когда-нибудь брал отпуск. Ни разу.

Чрезмерная опека начинала утомлять ее.

– Билл, хочешь остаться на ленч?

– Нет, спасибо. Я...

– Тебе надо иногда есть. И мне твоя компания будет очень кстати.

– Хорошо, – согласился он. – Но только что-нибудь на скорую руку, а то мне пора возвращаться в приют.

Солнце светило так ярко, а день был таким теплым, что Кэрол подумала: как было бы приятно позавтракать на открытом воздухе, на балконе, выходящем на Лонг-Айленд! Эмма отказалась присоединиться к ним. Билл уже вышел во двор и чистил сиденья, когда вдруг раздался телефонный звонок.

– Я подойду, – сказала Кэрол, думая о том, кто бы это мог звонить сюда днем в воскресенье.

– Алло!

– Кэрол Стивенс? -спросил глухой голос.

– Да. Кто говорит?

– Это не важно. Важно, чтобы вы знали, что ребенок, которого вы носите, сам Антихрист.

– Что? – Кэрол задохнулась от страха. – Кто говорит?

– Сатана перешел из лишенной души телесной оболочки вашего мужа в ваше чрево. Вы должны избавиться от Сатаны!

–Вы сошли с ума!

– Вы избавитесь от Сатаны? Вырвите дьявола из вашего чрева и бросьте обратно в ад, где ему место!

– Нет! Никогда! И не звоните мне сюда больше!

По телу у нее побежали мурашки, она швырнула тяжелую трубку на рычажок и поспешила наружу, подальше от телефона, пока он не зазвонил опять.

Грейс отвязала носовой платок, которым была обернута телефонная трубка, и засунула его в карман.

Итак, все определилось.

Ей было противно разговаривать с Кэрол в подобном тоне, но она надеялась так напугать бедняжку, что та сама решится на аборт. По-видимому, этого не произошло. Значит, образ действий Грейс определился.

Она вернулась из своей спальни в тесную гостиную, где с трудом разместились тринадцать дожидавшихся ее человек. Среди них брат Роберт, Мартин и десять членов группы Избранных, которые оказались чудесным образом отмеченными Святым Духом в квартире Мартина прошлым вечером.

Они были одеты в свитера и куртки, кое-кто пришел в свободных брюках, другие – в джинсах; у всех были забинтованы руки. Как и у Грейс, их раны перестали кровоточить через час после чуда.

Интересно, подумала она, провели ли они, подобно ей, всю ночь без сна, рассматривая свои ладони и ступни, изучая рану под левой грудью и не переставая уверять себя, что раны настоящие, что Господь действительно подал им знак своим прикосновением?

В гостиной находился и мистер Вейер. У него одного руки не были забинтованы. Все собравшиеся вопрошающе смотрели на Грейс.

Бремя руководства Избранными без торжественной церемонии и звуков фанфар перешло к ней. Грейс чувствовала себя сильной, окрыленной святой целью. Она знала, чего Господь хотел от нее, и, хотя ее ужасала мысль о том, что ей предстояло сделать, была готова подчиниться. Остальные, и брат Роберт в их числе, признали ее первенство. Брат Роберт, казалось, с радостью отошел в сторону, предоставив ей решать, каким должен быть следующий шаг. Грейс получала наставления свыше. С ней был Святой Дух. Все они знали это и потому вверили себя ее воле.