Серега накануне запретил ему говорить о матери.

— Начхать, — кратко заметил Будильник.

И Тим с Серегой отправились к Семе Дворскому.

Сема Дворский, как более удачливый игрок и более лояльный человек, благосклонно выслушал их и даже назвал в качестве путеводной звезды имя одной известной на Газопроводе (хотя и не слишком уважаемой) личности — Ахмета Бердыева.

— Ахмет дает деньги под двадцать процентов в месяц. Но он выживет из ума не раньше чем лет через шестьдесят. А пока что не даст вам ни копейки.

— А ты поручись за нас, — посоветовал Тим.

— Я ведь тоже не дурак, — усмехнулся Сема. — Сколько вам нужно-то?

Когда Серега назвал цифру, тот перестал усмехаться и выразительно покрутил пальцем у виска.

— Если кто заикнется Ахмету, что это я вывел вас на него, — головы поотворачиваю, — пообещал он.

И показал огромный кулачище — страшный, костистый, весь в засохших царапинах.

Потом Сема Дворский ушел. По его вытянувшемуся лицу было видно, что он все-таки считает себя дураком — потому что сразу не послал Серегу и Тимофея подальше.

Между друзьями произошел короткий спор, в результате которого дружба чуть было не расстроилась опять; дальше было решено все-таки сунуться к подозрительной личности по имени Ахмет Бердыев — больше для очистки совести, чтобы не думать потом, будто ничего не пытались сделать.

Ахмет проживал на углу Газопровода и Дорожной. Тим хорошо знал его адрес, потому что у подъезда Бердыева часто собиралась местная газопроводская шушера — выпивали, резались в «храпа», дрались или просто стояли с умным видом и плевали на асфальт. Этот пункт сбора назывался «у Ахметки».

Сегодня тусовщики, видно, устроили себе выходной. Или отправились в магазин. Тим с Серегой беспрепятственно поднялись на третий этаж (именно из этого окна обычно торчала лохматая голова Бердыева) и позвонили в дверь.

Долго не открывали. Потом послышались осторожные шаги, чья-то тень заслонила свет в дверном глазке, и глухой голос спросил:

— Чего надо?

— Мы к Ахмету.

Дверь распахнулась настежь, и чья-то рука схватила Серегу за волосы и втянула внутрь. Тим не успел даже пикнуть, как ворот его майки оказался намотан на чей-то кулак. Послышался треск рвущейся ткани. Тимофея грубо втолкнули в квартиру вслед за другом.

Трое незнакомых мужчин в прихожке: черные суконные брюки (не иначе как от «Неккермана»), тонкие дорогие рубашки — но руки синие от наколок, и глаза крохотные, мышиные, а челюсти — во!.. Ахмет, весь серо-белый, как мартовский снеговик, сидел в гостиной в одних трусах, привязанный к стулу ремнями. На его кудлатой голове виднелась странная широкая проплешина — от затылка до лба, напоминающая медвежью таежную тропу… Высокий незнакомый господин в черном смокинге возвышался над Ахметом с опасной бритвой в руках, словно художник с кистью перед мольбертом.

— Кто такие? — спросил он спокойным голосом, обернувшись через плечо на Тима и Сергея.

— Мы к Ахмету, — упорно повторил Серега.

— Понятно, — сказал мужчина, отступая и кивая в сторону Бердыева. — Вот вам Ахмет. Что дальше?

Тим и Серега промолчали. Они уже не сомневались, что снова влипли в историю.

Один из «конвоиров» наклонился к Сереге и прошептал ему на ухо:

— Отвечай, когда тебя спрашивают, щенок.

От него здорово несло спиртным (Серега так полагал, что это виски) и еще чем-то колючим, едким, — наверное, одеколоном.

Тут на помощь друзьям неожиданно пришел Ахмет. Он вдруг заскулил высоким бабьим голосом:

— Не нада-a-a-a-aL. Мужики-и-и-ы-ы-ы!!..

В ту же секунду лезвие бритвы оказалось у него под подбородком.

— Тебя побрить, Ахмет? — поинтересовался высокий.

Бердыев промычал в ответ что-то нечленораздельное: если бы он раздвинул челюсти, бритва проехалась бы по его горлу.

— Мальчишек — на кухню, — скомандовал мужчина в черном. — И поживее.

«Поживее»… Это слово (вернее, его буквальный смысл) прозвучало жестокой насмешкой. Серега захлопал глазами и скрутил ноги жгутом — жизнь и уборная сравнялись для него по своей значимости; он попытался было закричать, но огромная синяя, в наколках, ладонь мягко легла на его лицо. Другая ладонь обхватила тонкую шею Тимофея, словно ствол молодого деревца. Пальцы с холеными ногтями сомкнулись на его горле.

— Один звук — и вы оба трупы, — раздалось над его ухом.

Тим все понял.

На кухне их усадили на табуреты у противоположной от окна стены. Один из громил остался с ними и принялся чистить ногти миниатюрной пилкой, насвистывая под нос «Бесамо мучо». Серега бросил на Тима выразительный взгляд.

«Какие мы с тобой идиоты!..»

Тим кивнул в сторону гостиной и незаметно провел пальцем по горлу.

«Они хотят грохнуть Бердыева».

Серега зажмурил глаза и покачал головой.

«Тогда и нам крышка».

Тим отвернулся к окну.

«Все может быть».

— Разговорчики, — лениво протянул громила, не переставая любоваться своими ногтями.

Из гостиной доносилась торопливая сбивчивая речь Ахмета. Он что-то доказывал мужчине в черном, о чем-то умолял, что-то обещал. То и дело слышалось по-восточному темпераментное: «слюшай, дарагой!..», «мамой клянусь, слюшай!..» Суровый голос его собеседника звучал редко, но веско.

Наконец высокий мужчина появился на кухне.

— Воды, — коротко приказал он.

Громила резво вскочил на ноги и, схватив с полки полуторалитровую бутыль минералки, наполнил высокий стакан. Главарь отпил немного и поставил стакан на стол.

— Уходим, — сказал он. Мальчишек быстро подняли на ноги и повели к выходу. «Сейчас…» — подумал Тимофей, имея в виду, что самое время убирать свидетелей. Но один из бандитов широко распахнул перед ними дверь и сказал:

— Спокойно спускаетесь вниз. Не бежать, не дергаться, не визжать.

Тим оглянулся и увидел Ахмета. Тот сидел в прежней позе и остановившимся взглядом смотрел на стену перед собой. Его голову украшал единственный пучок курчавых волос надо лбом. Вся остальная площадь черепа была грубо обскоблена и представляла собой черную унылую зябь.

Заметив взгляд Тимофея, Ахмет оскалился и высунул длинный язык.

— Шевели поршнями, щенок, — последовал резкий толчок в спину.

Они спустились в сопровождении суровых дяденек. Едва мальчишки вышли из подъезда, как напротив затормозил серый «чероки».

— Полезай, — скомандовали сзади.

Тим и Серега, ни слова не говоря, погрузились в машину. Их усадили прямо на пол, а рядом, на сиденьях, расселись бандиты. Главарь в черном смокинге сел сзади. Он отодвинул носком туфли Серегину ладонь в сторону, чтобы поставить свою ногу.

— Позвольте, молодой человек.

Серега прижался к дверце автомобиля.

Водитель о чем-то негромко переговорил с главарем, потом чиркнула зажигалка, салон наполнился терпким дымом — и машина мягко тронулась с места.

— Вы куда нас повезете, дяденьки? — спросил Тим, с потерянным видом глядя на бандитов.

— В дремучий-дремучий лес, — сказал один из них. — И закопаем.

Серега побелел как ватман. Бандиты громко засмеялись. А потом они дружно, как по команде, закурили длинные вонючие сигары.

— Вы должны что-нибудь Ахметке? — неожиданно спросил главарь, наклонив к Тимофею широкое лицо с хищными раскосыми глазами.

Тот отчаянно замотал головой, в глубине души надеясь, что, может, хотя бы это как-то отсрочит их смерть.

— А зачем приходили?

— Мы… мы хотели одолжить у него… Только хотели… Мы даже не успели…

— Ахмет — нехороший человек, — назидательно произнес главный бандит.

Тим закивал.

— Никогда не одалживайте у него деньги. Ахмет обманывает.

Тимофей тут же мысленно поклялся никогда в жизни не одалживать деньги у нехорошего человека Ахмета Бердыева — даже если он будет давать их даром.

— Передайте всем, что Ахмет — банкрот, — продолжал главарь. Перед глазами Тима замаячил указательный палец с огромным перстнем. — Передайте, что так сказал сам Миша Кун-Фу.