Видишь – там две души одинаковым блещут оружьем?

Ныне, объятые тьмой, меж собой они в добром согласье,

Но ведь какою войной друг на друга пойдут,[715] если света

Жизни достигнут! Увы, как много крови прольется

830 В дни, когда тесть от Монековых скал с Альпийского вала[716]

Спустится, зять же его с оружьем встретит восточным![717]

Дети! Нельзя, чтобы к войнам таким ваши души привыкли!

Грозною мощью своей не терзайте тело отчизны!

Ты, потомок богов, ты первый о милости вспомни,

835 Кровь моя, меч опусти!..

Этот, Коринф покорив,[718] поведет колесницу в триумфе

На Капитолий крутой, над ахейцами славен победой.

Тот повергнет во прах Агамемнона крепость – Микены,

Аргос возьмет, разобьет Эакида, Ахиллова внука,[719]

840 Мстя за поруганный храм Минервы,[720] за предков троянских.

Косс и великий Катон,[721] ужель о вас умолчу я?

Гракхов не вспомню ли род? Сципионов, как молния грозных,

Призванных гибель нести Карфагену?[722] Серрана, что ниву

Сам засевал? Иль Фабриция, кто, довольствуясь малым,

845 Был столь могуч?[723] О Фабии, вас назову и усталый…

Максим, и ты здесь, кто нам промедленьями спас государство![724]

Смогут другие создать изваянья живые из бронзы,

Или обличье мужей повторить во мраморе лучше,

Тяжбы лучше вести и движенья неба искусней

850 Вычислят иль назовут восходящие звезды, – не спорю:

Римлянин! Ты научись народами править державно —

В этом искусство твое! – налагать условия мира,

Милость покорным являть и смирять войною надменных!"

Так Анхиз говорил изумленным спутникам; после

855 Он добавил: "Взгляни, вот Марцелл[725], отягченный добычей;

Ростом он всех превзошел, победитель во многих сраженьях,

Тот, кто Рим укрепит, поколебленный тяжкою смутой,

Кто, воюя в седле, разгромит пунийцев и галлов, —

Третий доспех,[726] добытый в бою, посвятит он Квирину".

860 Молвил на это Эней, увидев рядом с Марцеллом

Юношу дивной красы[727] в доспехах блестящих, который

Шел с невеселым лицом, глаза потупивши в землю:

"Кто, скажи мне, отец, там идет с прославленным мужем?

Сын ли его иль один из бессчетных потомков героя?

865 Спутников сколько вокруг! Каким он исполнен величьем!

Но осеняет чело ему ночь печальною тенью".

Слезы из глаз полились у Анхиза, когда отвечал он:

"Сын мой, великая скорбь твоему уготована роду:

Юношу явят земле на мгновенье судьбы – и дольше

870 Жить не позволят ему. Показалось бы слишком могучим

Племя римлян богам, если б этот их дар сохранило.

Много стенаний и слез вослед ему с Марсова поля[728]

Город великий пошлет! И какое узришь погребенье

Ты, Тиберин[729], когда воды помчишь мимо свежей могилы!

875 Предков латинских сердца вознести такою надеждой

Больше таких не взрастит себе во славу питомцев

Ромулов край. Но увы! Ни у чему благочестье и верность,

Мощная длань ни к чему. От него уйти невредимо

880 Враг ни один бы не мог, пусть бы юноша пешим сражался,

Пусть бы шпоры вонзал в бока скакуна боевого.

Отрок несчастный, – увы! – если рок суровый ты сломишь,

Будешь Марцеллом и ты![730] Дайте роз пурпурных и лилий:

Душу внука хочу я цветами щедро осыпать,

885 Выполнить долг перед ним хоть этим даром ничтожным".

Так бродили они по всему туманному царству,

Между широких лугов, чтобы всех разглядеть и увидеть.

После того, как сыну Анхиз перечислил потомков,

Душу его распалив стремленьем к славе грядущей,

890 Старец поведал ему о войне, что ждет его вскоре,

О племенах лаврентских сказал, о столице Латина,

Также о том, как невзгод избежать или легче снести их.

Двое ворот открыты для снов: одни – роговые,

В них вылетают легко правдивые только виденья;

895 Белые створы других изукрашены костью слоновой,

Маны, однако, из них только лживые сны высылают.

К ним, беседуя, вел Анхиз Сивиллу с Энеем;

Костью слоновой блестя, распахнулись ворота пред ними,

К спутникам кратким путем и к судам Эней возвратился.

900 Тотчас вдоль берега он поплыл в Кайетскую гавань.

С носа летят якоря, корма у берега встала.

Здесь же скончалась и ты, Энея кормилица, чтобы

Память навек о себе завещать побережиям нашим:

Место, где прах твой зарыт, сохраняет имя Кайеты,[731]

Чтят гесперийцы его; так не это ли славой зовется?

5 Благочестивый Эней, совершив обряд погребальный,

Холм насыпал над ней и, когда успокоилось море,

В путь поспешил на всех парусах и гавань покинул.

Ветер в ночи понес корабли, и луна благосклонно

Свет белоснежный лила и дробилась, в зыбях отражаясь.

10 Плыл вдоль берега флот, минуя царство Цирцеи,

Где меж дремучих лесов распевает денно и нощно

Солнца могучая дочь[732] и, в ночную темную пору,

В пышном дворце, засветив душистый факел кедровый,

Звонкий проводит челнок сквозь основу ткани воздушной.

15 С берега львиный рык долетает гневный: ярятся

Звери и рвутся с цепей, оглашая безмолвную полночь;

Мечется с визгом в хлеву свиней щетинистых стадо,[733]

Грозно медведи ревут, завывают огромные волки, —

Все, кого силою трав погубила злая богиня,

20 В диких зверей превратив и обличье отняв человека.

Чтобы Цирцеи волшба не коснулась троянцев, чтоб волны

К берегу их не снесли, не пригнали в опасную гавань,

Ветром попутным Нептун паруса энеадов наполнил,

Бег ускорил судов и пронес через бурные мели.

25 Море зарделось в лучах золотистой Авроры, сверкавших

С неба, где мчалась в своей колеснице алой богиня.

Ветер внезапно упал, дуновенья больше не морщат

Мраморной глади – одни с безветрием борются весла.

Видит с моря Эней берега, заросшие лесом,

30 И меж огромных дерев поток, отрадный для взора:

Это струит Тиберин от песка помутневшие воды

В море по склонам крутым. Над лесами стаи пернатых,

Что по речным берегам и по руслам вьют себе гнезда,

Носятся взад и вперед, лаская песнями небо.

35 Тотчас Эней повелел корабли повернуть и направить

К берегу; так он вошел, торжествуя, в тенистые устья.