Дым в ней, черный как смоль, перемешан с пеплом белесым, —
И языками огня светила высокие лижет,
575 То из утробы гора изрыгает огромные скалы,
С силой мечет их ввысь, то из недр, бурлящих глубоко,
С гулким ревом наверх изливает расплавленный камень.
Там Энкелада[543] лежит опаленное молнией тело, —
Так преданья гласят, – громадой придавлено Этны:
580 Через разрывы горы гигант огонь выдыхает,
Если же он, утомлен, с боку на бок вдруг повернется, —
Вздрогнет Тринакрия вся, небеса застелятся дымом.
Мы терпели всю ночь ужасное зрелище это,
Скрывшись в лесу и не зная причин столь грозного шума,
585 Ибо ни звездным огнем, ни в эфире разлитым сияньем
Не был мир озарен, но скрывала ненастная полночь
Небо от глаз и луну застилала облаком плотным.
Новый день едва занялся и, поднявшись с востока,
Ночи влажную тень прогнала с небосвода Аврора.
590 Тут из чащи лесной незнакомец странного вида
Вдруг появился – худой, изможденный, в рубище жалком,
Шел он вперед и с мольбой протягивал к берегу руки.
Видим мы: весь он в грязи, лицо обросло бородою,
Сколот колючками плащ – но можно узнать еще грека, —
595 Верно, из тех, что пришли из отчизны под Трою когда-то.
Издали он увидал на нас дарданское платье,
Тевкров доспехи узнал и на месте замер в испуге,
После, помедливши миг, он быстрей устремился на берег,
С плачем стал нас молить: "Светилами вас заклинаю,
600 Властью богов и светом небес, дыханье дарящих,
Тевкры, возьмите меня, увезите в земли любые!
Только об этом молю! Пусть я был во флоте данайском,
Пусть войной – признаюсь – на троянских шел я пенатов.
Если поныне сильна обида за наше злодейство,
605 В волны бросьте меня, потопите в глубокой пучине:
Если умру я – то пусть хоть умру от рук человека".
Молвив, колени склонил он и, наши колени обнявши,
Долго стоял. Рассказать, от какой происходит он крови,
Кто он, мы просим его, и какая судьба его гонит.
610 Юноше руку Анхиз протянул, не замедливши долго,
Душу ободрил ему залогом дружбы родитель.
Он же, отбросив страх, о себе наконец нам поведал:
"Я на Итаке рожден, Улисса несчастного спутник.
Имя мне – Ахеменид; Адамаст, мой отец небогатый
615 (Мне бы долю его!), меня отправил под Трою.
Спутники[544], в страхе спеша порог жестокий покинуть,
Здесь позабыли меня в пещере огромной Циклопа.
Своды ее высоки и темны от запекшейся крови
Всех, кто сожран был в ней. Хозяин – ростом до неба
620 (Землю избавьте скорей, о боги, от этой напасти!),
С виду ужасен для всех и глух к человеческой речи,
Кровью и плотью людей Циклоп насыщается злобный.
Видел я сам, как двоих из наших спутников сразу
Взял он огромной рукой, на спине развалившись в пещере;
625 Брызнувшей кровью порог окропив, тела их о скалы
Он раздробил и жевал истекавшие черною жижей
Члены, и теплая плоть под зубами его трепетала.
Но не замедлила месть: Улисс не вынес такого,
Верным себе и в этой беде итакиец остался.
630 Только лишь сытый Циклоп головой поник, усыпленный
Чистым вином, и в пещере своей разлегся, огромный,
Мяса куски вперемешку с вином во сне изрыгая,
Мы, великим богам помолясь и по жребью назначив,
Что кому совершать, на него все вместе напали,
635 Острым шестом проткнули ему огромное око,
Что лишь одно под челом свирепым Циклопа скрывалось,
То ли аргосцев щиту, то ли светочу Феба подобно.
Рады мы были тому, что за тени друзей отомстили…
Но бегите скорей, несчастные, берег покиньте!
640 Рвите причальный канат!
Как ни велик Полифем, что в пещеру овец загоняет,
Скот шерстоносный доит, – но таких же огромных и диких
Сто циклопов других населяют изогнутый берег
И по высоким горам, несказанно страшные, бродят.
645 Трижды меж лунных рогов пространство заполнилось светом
С той поры, как в лесах по заброшенным норам звериным
Жизнь я влачу, наблюдаю со скал циклопов огромных
И трепещу, услыхав только шум их шагов или голос.
Твердый, как галька, кизил и оливки – жалкую пищу —
650 Ветви мне подают, и кореньями травы питают.
Часто я озирал окоем, но сегодня впервые
Здесь корабли увидал у берега. Вам предаюсь я,
Что бы ни ждало меня: лишь бы страшных избегнуть чудовищ!
Лучше от вашей руки любою смертью погибнуть".
655 Только промолвил он так – на вершине горы увидали
Мы самого пастуха Полифема. Высокой громадой
Двигался он средь овец, направляясь на берег знакомый.
Зренья лишенный Циклоп, безобразный, чудовищно страшный,
Ствол сосновый держал, им, как посохом, щупал дорогу.
660 Следом – отара овец, что отрадой единственной были
И утешеньем в беде для него.
Так он спустился к воде и, глубокого места достигнув,
Стал текущую кровь смывать с пронзенного ока,
После в бухту вошел, скрежеща зубами, стеная,
665 Но и колен у него не смочили глубокие воды.
Мы же, молящего взяв с собой (того заслужил он),
В страхе кинулись прочь, перерезав молча причалы,
Моря гладь размели, налегая дружно на весла.
Все же услышал Циклоп и на звук голосов устремился,
670 Но, поняв, что до нас дотянуться рукой не удастся
И кораблей не настичь, ионийской волной уносимых,
Громкий поднял он крик, от которого море, и зыби,
И берега Италийской земли содрогнулись в смятенье,
И отвечали глухим гуденьем Этны пещеры.
675 Тут на зов из лесов и с гор окрестных сбежалось
Племя циклопов и весь заполнило берег залива,
Видим – встали толпой сыны ужасные Этны,
Смотрят свирепо на нас, бессильной полные злобы,
Все, как один, – до небес; так стоят, высоко вознесши
680 Пышные кроны свои, дубы в лесах громовержца,
Так кипарисы стоят шишконосные в рощах Дианы.
Страх жестокий велит нам причал подобрать поскорее,
Мчаться на всех парусах, попутному ветру доверясь.
Но приказал нам Гелен, чтобы мы ни к Харибде, ни к Сцилле
685 Путь не смели держать, ибо та и эта дорога
К смерти ведет. Потому паруса повернуть мы решили.
Тут, на счастье, подул от проливов узких Пелора
Посланный нам Борей. Близ Пантагии[545] устий скалистых
Мы прошли. Вот низменный Тапс над Мегарским заливом —
690 Вспять плывя по пути скитаний своих, называл нам
Местности Ахеменид, Улисса злосчастного спутник.
Там, где Племирия мыс Сиканийские волны[546] разрезал,
Остров напротив лежит, что Ортигией[547] издавна звался.
Молвят: Алфея поток,[548] таинственный путь под глубоким
695 Дном морским проложив, течет сюда из Элиды,
В устье сливаясь твоем, Аретуза, с волной сицилийской.
Местных почтивши богов, как велено было, прошел я
Мимо тучных земель, затопляемых часто Гелором[549],
После Пахин обогнул, к утесам, к скалам прибрежным
700 Ближе держась; показались вдали Камарина, которой
Быть недвижимой велит судьба, и Гелойские пашни;[550]
