— Что ты хочешь этим сказать? — спросила миссис Форбс.

— Послушай, мама. В отличие от тебя у меня было время все обдумать. Существует только один выход. Тот, что я уже назвал. Я женюсь на ней, и пусть все будет шито-крыто. А если она когда-нибудь узнает… Это, конечно, нежелательно… Но уже ничего нельзя будет поделать! Мы «не знали», и она не знала. Впрочем, если мы поженимся, это не будет иметь никакого значения. Я останусь благородным кузеном, который женился на бедной родственнице, на бездомной бесприданнице, да еще незаконнорожденной.

— Не говори так! — воскликнула миссис Форбс.

— Почему? — снова засмеявшись, спросил Мэк.

Дженни их не видела, но они видели друг друга, и то, что миссис Форбс прочла на лице сына, было ужасно…

Одно дело подозревать и в любой момент иметь возможность отогнать эти подозрения, а другое дело — узнать горькую правду. Она вспоминала мужа, но тут же постаралась о нем не думать, так как хорошо знала, что он осудил бы ее за несговорчивость и за пренебрежение к Дженни, а Мэка за его самоуверенность. А миссис Форбс взвешивала пока все «за» и «против». Она прикинула все последствия своего отказа от жертвы сына… Дженни хозяйничает в доме вместо нее, а она сама всего лишь вдова с ограниченными средствами, и Мэк, оставшийся ни при чем… Миссис Форбс не могла даже помыслить об этом. Нет! Ни за что!

Она готова была защищаться и спасать сына любой ценой.

— Нет… нет! — произнесла она негромко, но твердо. — Я не могу! Не могу!

Мэк улыбнулся.

— Да ты сама увидишь, что все отлично устроится.

— Нет-нет! То есть я хочу сказать, ты прав… Ты должен на ней жениться.

— Конечно я прав! Я всегда прав. Л почему? Потому что умею четко мыслить. Я никогда не отвлекаюсь на всякие сантименты вроде моральных норм. Это всегда приводит ко всяким неприятностям. Главное — решить, как лучше действовать, а уж что там морально или аморально разберемся после.

Миссис Форбс с легким изумлением смотрела на него.

— О чем ты вообще говоришь? Ты женишься на девушке, что ж тут аморального? Наоборот, ты ее осчастливишь.

И лучше вообще забыть эту глупую историю с женитьбой ее родителей. Не верю я… и никогда не поверю.

Дженни удивилась, услышав смех Мэка. Такой веселый и заразительный.

— Пусть будет по-твоему! — сказал он.

В эту минуту послышались детские голоса и голос Алена. Дверь прихожей открылась и захлопнулась. Мэк взял мать за руку.

— Пойдем встречать. Совсем ни к чему, чтобы они нас тут застукали, как каких-то заговорщиков, а?

— Ты прав. Эти непоседы уже давно должны быть в постели. Я не представляла, что они так задержатся! Это, разумеется, вина Дженни. Ей бы только развлекаться.

Они вышли.

— Не забудь выключить свет! — напомнила миссис Форбс.

Дверь закрылась. В комнате стало темно. Дженни услышала удалявшиеся шаги. Она осталась наконец одна.

Дженни двигалась очень осторожно. Нужно было бесшумно выйти из комнаты, успеть до того, как Картер приведет сюда девочек. Куда ей идти? Где спрятаться? Нет-нет…

Она вообще не должна прятаться! Надо вести себя как ни в чем не бывало и пойти туда, где было бы разумнее всего сейчас находиться. В своей комнате? Нет. Миссис Форбс по пути в классную комнату могла открыть дверь и заглянуть. Тогда где? В ванной комнате. Там можно запереться, чтобы вымыть лицо, привести в порядок волосы и чтобы быть готовой составить компанию девочкам за ужином.

Очутившись в надежно запертой ванной комнате, Дженни почувствовала себя лучше, но, взглянув на себя в зеркало, пришла в ужас. Она была очень бледной, даже постаревшей. Дженни энергично потерла губкой щеки, не разрешая себе думать о случившемся. Теперь она выглядела почти такой же как всегда. Но пока Дженни стояла у зеркала, румянец снова исчез.

Выйдя из ванной комнаты, она встретила Картер с девочками.

— О Дженни! — бросилась к ней Джойс. — Знаешь, у няни новый котенок!

— Очень хорошенький, — вторила Мэг. — Правда-правда! Его зовут Патрик. Шерсть у него вот такая длинная! — она пальчиками показала длину шерсти котенка. — И он мне помурлыкал. А для Джойс он не стал мурлыкать. Она его держала не так как нужно и даже поцеловала!

Котятам не нравится, когда их целуют.

— Нет, нравится! — возмутилась Джойс. — Им это ужасно нравится!

— Тогда почему Патрик тебе не мурлыкал? О Дженни, я так хочу котенка! Как ты думаешь, мама разрешит?

— Ну-ка, девочки! — вмешалась Картер. — Пойдемте побыстрее переодеваться. Мама ваша и так недовольна, что мы долго задержались. И уж конечно, сейчас не время болтать про котят, совсем не время!

Она торопливо увела детей, на ходу бросив Дженни:

— Кормить их не нужно. Столько всего съели за чаем, что я диву давалась! Можно было подумать, что их целую неделю морили голодом. Я тоже пойду переоденусь, а вы, Дженни, уложите их в постель. И поживее, барышни, а не то сейчас придет ваша мама.

Картер исчезла, а Дженни осталась с детьми. Последние слова Картер звучали как угроза. Девочки мигом разделись, побежали в ванную и бегом же вернулись обратно, будто мышки, спасающиеся от когтей проворной кошки. К тому времени, как миссис Форбс поднялась по лестнице, розовые личики были тщательно умыты и обе приготовились ко сну. Дженни знала, что миссис Форбс будет разочарована и знала почему. Ей только что пришлось проглотить горькую пилюлю и ей очень хотелось сорвать на ком-нибудь свой «праведный» гнев. Но повода так и не нашлось. Ни единого. Девочки, на удивление чистенькие и аккуратные, стояли на коленях по обе стороны от Дженни, которая сидела на кровати и слушала, как они молятся перед сном.

— Пожалуйста, Господи, спаси и благослови маму, и Мэка, и Алена, и сделай так, чтобы я была хорошей девочкой!

Джойс с другой стороны ей вторила:

— ..и помоги мне стать хорошей девочкой!

— И благослови няню и Картер, и всех. И благослови Дженни и Джойс. Аминь!

— ..и благослови Дженни и Мэг. Аминь!

Дженни сидела спиной к двери и, когда дверь открылась, не видела, кто вошел. Сердце ее сжалось. Она подумала, что это Картер. Но неожиданно раздался голос миссис Форбс. Обернувшись, Дженни увидела, что та стоит в дверях, ожидая, пока девочки закончат молиться.

— Живо обе в постель! — как всегда отрывисто и резко сказала миссис Форбс. — Спокойной ночи, Мэг. Спокойной ночи, Джойс. Дженни, сегодня вам лучше поужинать вместе с нами. Составьте мальчикам компанию.

Дженни растерялась. Она не может этого сделать… не может! Вот что пришло ей в голову, когда миссис Форбс, поцеловав обеих девочек и погасив свет, удалилась.

Минуту Дженни постояла в темноте. Потом она поцеловала Мэг и Джойс и вышла в освещенный коридор.

В мозгу пульсировала одна мысль: она не может этого сделать…

Миссис Форбс, не подождав Дженни, пересекла коридор, вошла в свою комнату и закрыла дверь.

Дженни поспешила к себе. В голове по-прежнему билась мысль: «Не могу! Не могу!» Но… должна. Ей необходимо уйти из этого дома, а если они что-нибудь заподозрят, то ни за что не выпустят, остановят. Однако уйти Дженни должна. Она не может оставаться здесь и видеть Мэка… Никак не может!

Придется пойти на ужин… В последний, самый последний раз. Но потом она уйдет и никогда больше их не увидит. А Мэг и Джойс? При мысли о девочках у Дженни защемило сердце. Они ее забудут. Дженни подумала о тех оставшихся в прошлом людях, которых она знала, когда сама была в возрасте этих девочек. Гарсти она, конечно, никогда не забудет, и Гарсти никогда не станет для нее далекой тенью. Гарсти будет всегда с ней рядом! Потом Дженни вспомнила о старой миссис Пеннистоун, которая умерла, когда Дженни было столько же лет, сколько сейчас Мэг. Она помнила эту очень добрую и очень толстую леди. Миссис Пеннистоун всегда угощала ее мятными леденцами, а за год до своей смерти подарила чудесную куклу, на Рождество. Но зачем сейчас вспоминать миссис Пеннистоун или других деревенских знакомых, кто давно уже умер или уехал? Они не были ее родней. Ее родственниками были Форбсы. Это очевидная истина, от которой никуда не деться. Семья есть семья. Мэк и Ален были ее кузенами, а девочки — кузинами. Других родственников Дженни не знала. Если она уйдет, у нее совсем никого не останется. Однако лучше вообще не иметь родных, чем таких, кому не можешь доверять.