— Неужели?

— Абсолютно. В сущности, она уже сегодня просила меня дать ей денег.

— Неужели?

— Говорю вам, просила, и я буду рад услышать вашу точку зрения на предмет ее содержания.

Эгберт зевнул.

— У меня не бывает точек зрения. Искусство — вот что меня интересует. Моя небольшая коллекция… фарфор…. миниатюры… графика… Искусство.

— Мистер Стандинг, я должен спросить вас со всей серьезностью: готовы ли вы гарантировать небольшое содержание вашей кузине?

— С какой стати?

Мистер Хейл объяснил:

— Если вы станете наследником состояния последнего мистера Стандинга, вы будете очень богатым человеком.

Эгберт опять покачал головой.

— Не слишком, после того как каждый урвет себе кусок, — заметил он.

Мистер Хейл понял, что это относится к налогу на наследство.

— Все равно вам достанется очень много, — сухо сказал он. — Содержание вашей кузине…

В третий раз Эгберт покачал головой.

— Никаких подачек. Если бы было завещание, или если бы оказалось, что дядя был-таки женат на ее матери, разве она стала бы выделять мне содержание? Ни за что!

— Вряд ли можно проводить подобную аналогию.

— Никаких подачек, — еще раз повторил Эгберт, — в том числе в виде содержания. Кое-кто, — он пробежался рукой по волосам, — кое-кто посоветовал, чтобы мы поженились. Что вы об этом думаете?

— Вопрос скорее в том, что об этом думает сама мисс Стандинг.

— И что? Ее это вполне устроит, не так ли? Я подумал, что с моей стороны это будет отличное предложение, оно устраивает нас обоих, разве вы не видите? Если объявится завещание или свидетельство о браке, мне это до лампочки А если не объявится — ей. Я думаю, что это отличное предложение.

— Безусловно, оно дает обеспечение мисс Стандинг, — подтвердил мистер Хейл.

— Или мне, — сказал Эгберт.

В тот вечер мистер Арчи Миллар возместил Чарлзу пропущенный обед. Они заняли столик в углу огромной обеденной комнаты отеля «Люкс». Арчи был в ударе, полон дружелюбия и искренней симпатии к Чарлзу.

— Я — как Виртуозный Племянник из серии «Брошюры для милых крошек». Уже в семнадцатый раз за этот год меня призвали к смертному ложу тети Элизабет. И она каждый раз оживает, потому что каждый раз прихожу я! Она не собирается умирать в течение ближайших ста лет, но старушка без конца развлекается: посылает за мной, вечно меняет завещание и дает мне ценные советы. Вечно говорит о моих промахах и недостатках, на что я отвечаю: «Ты права» — и она оживает! Врач сказал, что для нее это великолепный тоник. Ради бога, но я не хотел бы, чтобы она посылала за мной, когда я обедаю с приятелем.

Чарлз обдумывал, сколь много можно рассказать Арчи. Пропади пропадом эта Маргарет! Только путается под ногами. Он нахмурился и внезапным вопросом прервал поток разглагольствований Арчи:

— Расскажи про Пельхамов. Они живут все там же, на Джордж-стрит, шестнадцать?

Арчи опустил вилку для рыбы.

— Так ты ничего не слышал?

— Ни слова с тех пор как уехал.

— Миссис Пельхам умерла шесть месяцев назад, — сообщил Арчи.

Чарлз был потрясен. Маргарет обожала свою мать. Временами ему казалось, что она обожает ее сверх меры. Красивая, эмоциональная, с неуловимым, не поддающимся описанию шармом, она никогда не испытывала недостатка в поклонниках. Чарлз и сам преклонялся перед ней. За что же упрекать Маргарет? Он был потрясен и не скрывал этого.

— Бедняга Фредди совсем раздавлен. Фредди Пельхам, конечно, зануда, но сейчас все его жалеют. Еще бы, такой удар: всем растрезвонил, что везет ее за границу, и вдруг такой конфуз… Домой вернулся один, бедняга.

— Она умерла за границей?

Арчи кивнул.

— Фредди решил отправиться с ней в длительное путешествие. Никто не знал, что она была больна. Бедняге Фредди не позавидуешь — вернуться одному! Чудовищно.

Чарлз, мысленно проклиная себя за нежелание произносить имя Маргарет, все-таки сказал:

— А разве Маргарет с ними не было?

— Нет. Для нее это был ужасный шок.

Чарлз еще раз пересилил себя.

— Я полагаю, она замужем?

— Маргарет? Кто сказал тебе эту чушь?

— Никто. Я просто подумал, что она давно вышла замуж.

— Так вот, она не вышла замуж — по крайней мере так было до того дня, когда я с ней встречался, а это было десять дней назад. Знаешь, она больше не живет с Фредди.

— Почему?

— Никто не знает. Девушки нынче пошли все такие независимые. Она ушла из дому и стала жить самостоятельно, когда Фредди увез мать за границу, и так продолжается до сих пор: она сама зарабатывает на жизнь, и непохоже, чтобы ей это нравилось. Мне и самому жаль. Я всегда любил Маргарет, ты же знаешь, — извиняющимся тоном сказал он.

Чарлз неестественно засмеялся.

— Я тоже. И что же она делает?

— Работает в магазине — много часов, мало денег. Я бы сказал, что все это — мерзкая показуха. Что за прихоть — работать, когда можешь не работать? Девушки этого не понимают, когда уходят из дому.

— Где она живет?

— Она говорила, но провалиться мне на этом месте, если я запомнил, — сказал Арчи. — Какая-то квартирка. Родной отец оставил ей деньги, знаешь?

— Да такая мелочь, что не о чем и говорить.

— Ах ты мерзкий плутократ!

— На эти деньги нельзя прожить.

— Она на них живет, плюс один фунт в неделю.

Чарлз не сдержал своего удивления:

— Один фунт в неделю?!

— Столько она огребает.

— Невероятно!

— Говорю тебе, ты мерзкий плутократ. Фунт в неделю — ее цена на рынке. Она сама сказала.

— Это же эксплуатация! А в чем состоит ее работа?

— Мерить шляпы для безобразных старух, которым противно на себя смотреть в зеркало. Маргарет надевает шляпку, старуха думает, что она в ней будет как роза, платит пять или десять гиней и уходит довольная, как слон. Даю тебе слово, все так и есть. Забавно, правда?

Чарлз нахмурился.

— Что за магазин?

— «Саутерил» на Слоун-стрит. Жутко изысканный, эксклюзивный.

Чарлз с трудом отогнал от себя картину, как Маргарет примеряет шляпки для других.

— Индейцы племени хула-була говорят, что тщеславная женщина подобна пустой яичной скорлупе, — изрек он.

— Женщины все тщеславны, — сказал Арчи. — Я всего раз встретил не тщеславную, и она была страшна как смертный грех, честное слово. А видел бы ты ночные чепцы моей тети Элизабет! Кстати, она только что составила завещание, по которому все до копейки оставляет приюту для негодников-попугаев, которые улетели от своих преданных хозяек. Говорит, их так много, что даже морж прослезится. Говорит, что чувствует призыв обеспечить им безбедную старость. Придется жениться на богатой наследнице, вот что мне светит. Начну-ка я бегать за этой девицей Стандинг, пока другие не спохватились.

— Кто такая девица Стандинг?

Арчи чуть не уронил нож и вилку.

— Да ты что, газет не читаешь, старый хрыч? Старик Стандинг был мультимиллионер, его смыло за борт во время последнего шквала в Средиземном море. Гнусное, скажу тебе, место — Средиземное море. Мерзкий холодный ветер, мерзкое, переменчивое море — сплошной сквозняк. Ну так вот, его смыло за борт, завещание не могут найти, а У него только одна дочь, которая и огребет весь куш. Я все медлю перед броском, потому что нигде не встречал ее фотографии, а это значит, что она страшна как черт, иначе бы ее фотографии напечатали. А тетя Элизабет в любой момент может изменить завещание, если ее попугай клюнет ее или скажет словечко, от которого, как она считает, она его отучила. Она со слезами на глазах говорила мне, как он изменился в лучшую сторону. Но разве у попугаев что разберешь?

Чарлз слушал невнимательно. Он решил, что расскажет Арчи о том, что было прошлой ночью, но опустит про Маргарет. Он прервал Арчи, когда тот излагал гениальный план: научить попугая таким страшным ругательствам, от которых волосы встанут дыбом.