Через пять минут из подъехавших машин высыпали вооружённые люди, смутьяны были усмирены, а пьяные часовые отстранены от службы и водворены на ту же гауптвахту.

Никакого суда не было, но с тех пор многих «героев-североморцев», а по существу — бывших городских блатняг и хулиганов, старались держать подальше от сложной боевой техники и поближе к береговым хозяйственным работам.

И вот сейчас матросы Остапенко и Кучковский оказались волею случая на атомной подводной лодке для сдачи каких-то неведомых им зачётов. Целый год они не плавали и ничего, кроме складов, уборки мусора, чистки отхожих мест, тайного употребления наркотиков, драк, пьянок и гауптвахты не видели.

И после этого, как на грех, случилось ужасное: их запихнули на атомную подводную лодку, а та — утонула!

ВЫЖИТЬ — любою ценой и за чей угодно счёт!

Молодые — подавленно молчали. А один из салаг — так тот даже и заплакал.

Но и среди старослужащих не было единства. Дело-то в том, что водолазные костюмы — это одно, а тёплое бельё под них, без которого нет особого смысла всплывать в ледяной воде и ждать, быть может, несколько часов, пока тебя там заметят и спасут, тёплое бельё — это нечто совсем другое. А баллоны, из которых лишь некоторые с воздухом, а большинство без воздуха, — это нечто третье. Как всё это поделить между столь крупными мастерами по выживанию?

— А ну! Без паники! — скомандовал Краснобаев, разнимая двух сцепившихся и уже основательно осатаневших до хрипа и выпученных глаз матросов.

— Пошёл ты! — заорал на него один из отлетевших в сторону. Это и был Кучковский.

— Я тебе как пойду, так ты бедным у меня станешь! — пригрозил Краснобаев. — Приказываю: положить всем спасательные средства! Сейчас во всём разберёмся!

— Что там разберёмся?! Кто там будет разбираться! Спасайся, кто может — вот и все разборки! — это был всё тот же Кучковский — специалист по перепродаже наркотиков из Средней Азии в Москву.

— Меня мама ждёт дома! — это Остапенко вспомнил свою торгующую пивом мамашку. — Мне здесь не кайф оставаться!

— А ну, молчать!

— А ты кто здесь такой? Чего ты здесь возникаешь?! Ребята! Бей его! Бейте его! Чего же вы стоите! — это опять был Кучковский.

Краснобаев, удержавшись от страшного, только показал, как он его сейчас размажет по переборке одним ударом кулака.

— Ты, мичманюга вонючий! Не лезь — убью, падла! Не подходи!!! Убью, если подойдёшь!!!

Краснобаев схватил разводной гаечный ключ — огромный, увесистый — и заорал:

— Всем не двигаться! Командую отсеком — я! Снесу голову любому, кто выйдет из подчинения! Все меня слышали?

Истерика заглохла. В тишине только раздавалось чьё-то хлюпанье соплями да ещё чья-то нервная икота.

Насторожённые собачьи глаза нескольких ублюдков. И каждому ясно: обещал снести голову — снесёт!

— Слушай мою команду: всем оставаться на местах! Ничего не делать без моего приказания. А спасательные средства оставить в покое. Мы всего лишь на глубине сорока трёх метров. Это не сто метров. Всплыть будет можно. Поняли? Когда я учился в школе подводных диверсантов, то всплывал и не с такой ещё глубины. И, как видите: жив-здоров! И ещё здоровее любого из вас!

Напряжение понемногу спадало.

— Мы в бухте, а не в открытом море. Дадим знать о случившемся — и нам помогут: дадут водолазные костюмы, дадут еды, дадут всё!

— Как? — недоверчиво спросил кто-то. — Как это нам дадут? Через форточку просунут, что ли?

— Через вот этот спасательный люк! — Краснобаев указал на огромную трубу, как бы подвешенную к потолку. — Через него можно будет передавать всё, что угодно, можно будет выходить наружу и возвращаться обратно!..

— Обратно — ни за что! — закричал кто-то, и все рассмеялись.

Атмосфера становилась заметно добрее.

— К лодке подсоединят гидрофоны и будут с нами переговариваться! Ребята! Всё заранее продумано и без нас! Подводную лодку проектировали люди с гениальными мозгами, а строили — люди с золотыми руками! Всё будет отлично, ребята!..

Но на подлодке было ещё и так называемое всплывающее устройство — нечто вроде батискафа, который выстреливается на тросе вверх; люди вылазят из него куда-то на поверхность моря к тем, кто их там подберёт; затем устройство затягивается назад, внизу эта капсула вновь заполняется людьми, и опять поднимается на поверхность… Но это так — по теории. На практике же, выяснилось, что и эта гениально простая штуковина — не срабатывает!

За всё время существования корабля никому не пришло в голову испытать в деле всплывающее устройство. Это было бы слишком хлопотно: сначала погружайся, потом запихивай туда людей, потом отстреливай устройство вверх, потом жди, пока там люди из него вылезут, потом затягивай всё назад… загружай… отстреливай… жди… Гораздо легче было ничего этого не делать. А только записывать липу в техническую документацию, что вот, мол, испытания проводятся, что всё в ажуре и в порядке…

Всё-таки кино — это вещь очень вредная; в большой степени именно из-за этого вида искусства люди отвыкают всерьёз воспринимать беды и катастрофы. Привыкли к тому, что всё на экране, всё — понарошку, а когда случается что-то настоящее, они с изумлением обнаруживают, что оказались отнюдь не в кинозале, отнюдь не дома на диване перед телевизором, а наедине с Бедою или даже прямо — со Смертью.

Всплывающее устройство было так плотно упаковано в своём гнезде, что, если глядеть на подлодку сверху, то неопытным глазом нельзя было бы и заметить, где оно там прячется в этом обтекаемом гладком корпусе.

Оно было так плотно упаковано, что за всё время своего беззаботного и бесполезного лежания в гнезде — прилипло!

Возможно, чересчур уж гладкие поверхности просто срослись на молекулярном уровне — очень уж всё было тщательно подогнано — с мастерством ювелирным, а возможно — и что-то другое: ну, например, штуковину приварили невзначай, чтобы она не вывалилась на ходу. И это последнее — скорей всего. А впрочем, какая разница! Одно было очевидно: всплывающее спасательное устройство — не всплывёт и не спасёт!

Поэтому, когда туда в панике залезли двое офицеров и попытались, выражаясь коммунистическим языком, «оторваться от коллектива», то есть тайно ото всех спастись бегством, у них, естественно, ничего не получилось. Паникёры вхолостую выдавливали и выдавливали в Мировой Океан громадное количество воздуха, но вырваться из подводного плена так и не смогли. Им указали на неправильность их действий. В резкой форме. Опозоренные в глазах экипажа попыткой незаконным образом спасти свои шкуры, они выбрались назад.

Это были капитаны второго ранга Берёзкин и Полтавский. Офицеры из вспомогательного экипажа. Первый — механик, второй — командир всех этих «добавочных» людей.

На верхней палубе носового отсека помещались четыре торпедных аппарата. Четыре трубы, калибром в 533 миллиметра. Длина каждой составляла восемь метров. Две трубы — вверху, и две — внизу. На крышке каждой из них — большая красная кремлёвская звезда на жёлтом фоне.

Четыре крышки — четыре и звезды. Так, чтобы, моряк, стреляя во время войны торпедой, знал: ради каких идеалов он пускает на дно вражеский корабль!