— Вот цена пренебрежения павшими братьями. Бомж просто побоялся войти внутрь, а то бы давно освободили бедолагу.
— А может быть, это его рук дело? — не согласился Бармалей.
— Не говори глупостей! Ты его хорошо рассмотрел? Ему с Пекарем ни за что не справиться.
— А может — по голове, сначала? — задумался уже Кащей.
— Сейчас спросим, — сказал Комбат, советуя остыть некоторым у которых фантазия разыгралась, не на шутку. — Только не говорите мне, о преображение девицы в бомжа!
Когда пострадавшего развязали и привели в чувство, то он долго не мог понять причин беспокойства, стольких людей. Ничего не помнит, никто его не бил, шишек нет. Очнулся — вот… Сами видели.
— Кондытер, твою! — сплюнул Доцент.
Когда Пекаря отпоили, предварительно избавив от верёвок, а себя от стресса, он вернулся к своим обязанностям, твёрдо ступая на обе ноги.
— Комбат, — позвал вояку Крон. — Кажется, наши барышни меняют тактику. Чувствую, близится развязка.
— Как-то неуклюже у них это вышло — слишком резко!
— А-а-а! Видимо — торопятся…
Сталкеры, движимые порывом завершения операции, так же, не стали мешкать и, оставив Пекаря заниматься булочками, поспешили в сторону свалки. Проходя мимо высокой и широкой трубы, торчащей прямо из земли, Наина спросила Крона, о её предназначении. Тот, в свою очередь, поинтересовался у проводников, о странном амбаре, на что последовал лаконичный ответ: «Квасильно-засолочный цех».
— Настоящий цех, который функционировал до катаклизма, находится дальше, — объяснил Сусанин. — Эта труба — упавший корпус первой ступени межконтинентальной баллистической ракеты. Нашёл её Огуречник и приватизировал, срезав автогеном ненужное. Надо сказать, сначала у него это не получилось Ему даже пришлось ездить на Большую Землю, за консультациями. Короче — дело длинное: отрезал и отрезал. Главное то, что он, до падения ступени, нашёл яичную кладку снорков, выжившую после второго катаклизма. Теперь они в трубе капусту квасят. Для лучшего засола, её нужно потоптать. В ракетный корпус, стоящий вертикально, наваливается капуста и забрасывается, пара-тройка снорков.
— А они от запаха не задохнутся? — усомнился Пифагор.
— Они же в противогазах! — удивился Сусанин непониманию. — Далее, они прыгают, пытаясь покинуть трубу, но капуста, по высоте, набросана с таким расчётом, что сил у попрыгунчиков не хватает. Так и прыгают, пока капусту не потопчут. Собственно, так же и виноград — на вино. Сок сливается, а бульдозером, труба опрокидывается. Жмых удаляют, а снорки убегают в загон на кормёжку, до следующего этапа работ.
— Что за отстой! — удивился Сутулый. — Кащей, ты веришь в эту пургу?
— А-а-а! — отмахнулся товарищ, уже уставший мычать и махать руками. — Мне давно всё-равно. Я домой хочу!
— Я тоже…
— Интересно — чья это ракета была? — озадачился Бармалей.
— Тебе-то, не всё равно? — равнодушно спросил Почтальон. — Если американская — какая теперь разница?
— Я это вот к чему, — продолжил Бармалей. — Если они узнают про то, как используется их техника, то скорее всего потребуют контрибуцию, несмотря на то, что корпус тут всё помял. Сами бы они до этого не додумались.
— Да они и капусту солёную, не больно-то жалуют, — вставил своё слово Пифагор. — У них кукуруза во главе стола.
— Что русскому хорошо, то янки — не поймёт! — сделал вывод Доцент и на этом, ракетная тема закрылась.
Глава двадцать первая Мир грёз и болотная лихорадка
После посещения стольких злачных мест, Сутулый порядком окосел и размахивал пистолетом Калашникова в левой руке, а немецким МП-40 — в правой. Прогрессивное человечество стало беспокоиться: как бы он не влепил, кому-нибудь, из обоих стволов.
— Что-то мне Стул не нравится, — озабоченно высказался Почтальон, с опаской поглядывая на расшалившегося товарища. — Того гляди — угостит свинцовым сэндвичем.
— Задолбал ты уже, своими свинцовыми сандвичами! — в сердцах воскликнул Дед. — Лучше бы настоящих раздобыл…
К нему, сразу же присоединились Доцент с Пифагором, разделяя дедовское мнение, насчёт неполноценного питания. В этом они оказались одиноки, так как Крон сразу же пресёк любые поползновения на рацион сталкера:
— Я бы и сам не отказался от хорошего шашлыка, но жевать буржуйское дерьмо… Я один раз попробовал и больше не хочу. И вообще, если вам так нравится жрать в сухомятку, то лучше об этом не вспоминайте, потому что кроме расстройства нервов, ничего не получите. Подождите до возвращения на Большую Землю и получайте, на здоровье, своё расстройство желудка…
Колбасно-сосисочный след терялся в умах и в переходах цехов одноимённого комбината. Сам комбинат отсюда не виден и его наличие, в принципе, пока не имело никакого значения, оставаясь в сознании, чем-то нереальным, на фоне серых развалин. То, что где-то идёт совсем другая жизнь, в подобных обстоятельствах стирается из памяти. Приобретая инопланетные черты, не свойственные образу жизни здешнего анклава, воспоминания о прошлом растворяются в ионосфере планеты, а мысли, о возможном возвращении, уносятся на кучерявых облаках.
Сутулый упал. Оба ствола, с глухим звуком, лязгнули об землю. Сталкеры опешили и за пару секунд, построили в уме столько предположений, что их с лихвой хватило бы на крупный медицинский центр, который принимал пострадавших из района катастрофы. Доцент нагнулся на лежащим и проверив пульс, мрачно сказал:
— Да у него горячка.
— Белая? — растерялся Кащей.
— Если бы! — с сожалением возразил Доцент. — Он весь горит — доктора надо. У нас есть, какие-нибудь таблетки?
— Как ты ему таблетку дашь? — возмутился Бармалей. — Разве что…
— На этот случай свечи выпускают, — спокойно пояснил новоявленный врач. — Я имел ввиду укол антибиотика, но ход твоих мыслей — мне нравится. Всё равно — в одно место…
— Давайте быстрее соображайте! — поторопил их Комбат.
Поиск в рюкзаках ничего не дал и Макинтош вызвался сгонять в одно место, где по его словам, можно найти всё, что угодно. Доктор в комплекте. Надеюсь, тропа не заросла и док на месте.
Он скрылся в кустах, а Сутулого уложили поудобнее, сделав на лоб холодный компресс.
— Ну и аптечки! — сокрушался Бульдозер. — Антибиотика широкого спектра действия нет, а от противобактериального препарата, вдруг ему ещё хуже станет? Он может больше не встать…
— Всё может быть, — подтвердил Бармалей. — Макинтош обещал быстро обернуться. Лучше подождать настоящего доктора.
Наина подошла к Сутулому и прищурившись, загадочно посмотрела на больного. Она о чём-то задумалась, а сталкеры напряглись.
— Найн! — воскликнул Крон.
— Чего? — отозвалась Наина.
— Ничего! Я сказал по — немецки — нет. Давай обойдёмся без психотропных препаратов.
— А с чего ты взял, что я собралась их применить?
— Ну, у тебя такой вид, — нерешительно ответил Крон.
— Если ты и дальше решил выражаться на иностранном языке, тогда тебе придётся переодеться в соответствующую форму, — намекнул Комбат.
— Зачем мне натовские портки? — поморщился Крон. — Телу ближе родная казахстанская шерсть и узбекский хлопок.
— Почему родные? — не понял Дед.
— Пока родные, а потом не знаю…
Вернулся Макинтош с доктором, который осмотрел больного и констатировал сильный жар, который и без него могли констатировать. Единственное, что не могли сделать без него, так это вколоть антибиотик. Оставив, на всякий случай, ещё пару ампул, доктор растворился в местной поросли, как и появился, с бодрым напутствием — ждать.
Сталкеры находились здесь, на поляне, а Сутулый пребывал за гранью. У него начался бред и кое-кому показалось, что он находится между жизнью и смертью. Невиданные города и веси, сверкающие огнями, поднялись над землёй и он слабым голосом произнёс:
— Мы чего пили? Журавлиный крик… Откуда они здесь и как сюда попали?
Он поворочался, беззвучно шевеля губами, и новые видения нахлынули с новой силой, сменяясь в калейдоскопе событий, но так же неожиданно пропали и Сутулый затих. Доцент пощупал пульс и успокоил товарищей:
