О Боже, если бы только #то была правда!

– Исследования, профессор Берне? А человек с вашим положением мог бы проверить имена людей, живших очень давно? Очень-очень давно?

– Милочка, библиотека Гарварда не имеет себе равных – просто не имеет себе равных! – Он так раздулся от гордости, словно сам составлял эту библиотеку. – Какое время и страна вас интересуют?

– Год тысяча двести восемьдесят третий от Рождества Христова. А место – северо-запад Англии, – прошептала Джульетта. – Приграничный лорд по имени Джон Рованвуд и его жена Деметра. Грабитель по имени Дрого Фицболдрик. И рыцарь, рыцарь короля, которого звали… – Она закрыла глаза и огромным усилием воли заставила себя договорить, хоть и опасалась того, как профессор отреагирует, услышав последнее названное ею имя. – …Джеффри д'Арбанвиль.

– А, предок молодого человека, которого отправились повидать солдаты!

Джульетта могла только надеяться, что за облаком табачного дыма не видно будет, как она облегченно вздохнула, услышав прекрасное объяснение, которое профессор нашел для ее странного интереса. А может, и видно. Сквозь сизую дымку она ясно видела, как профессор хмурит лоб. Значит, и ее волнение было столь же хорошо заметно.

– Конец тринадцатого века. Гм-м-м. Попробую, конечно, но должен откровенно признаться, что даже библиотека Гарварда может оказаться недостаточно полной. Вы говорите о трудных временах, милочка, очень неспокойных временах. Валлийские выскочки объявляли себя королями, принцессами и еще кем угодно, смертельно досаждая доброму королю Эдуарду. Письменные свидетельства весьма неполны.

– И не забудьте о кельтских богах, – добавила Джульетта. – Они тоже играли немалую роль. По крайней мере так я слышала.

– О Боже, да! – Профессор похлопал себя по карманам и извлек из одного из них небольшую записную книжку. – Я попрошу у вас ручку, милочка. Если немедленно не запишу эти имена, то обязательно их позабуду. Вы даже не можете себе представить, сколько у меня забот!

Джульетта принесла ему перо и чернильницу и, затаив дыхание, смотрела, как он нацарапал на страничке названные ею имена. Она сама не могла бы объяснить, почему такое простое действие заставило ее столь сильно разнервничаться, однако это было так. Она даже не знала, что было бы хуже: узнать, что Джеффри всего-навсего потерявший память актер или что он действительно перенесшийся из прошлого рыцарь, посланный сюда каким-то древним кельтским божеством, чтобы положить конец приграничному конфликту и спасти ее от горького вдовства. А еще она не могла не испытывать тревоги по поводу того, что скажет Джеффри, когда узнает, что она сделала.

Записывая, профессор бормотал себе под нос:

– Деметра. Хорошее кельтское имя. Защищала замок, говорите? Не могу сказать, что припоминаю женщину по имени Деметра в родословной Плантагенетов. Похоже на тех выскочек, о которых я вам говорил. Дрого Фиц… что там дальше?

– …Болдрик.

– Да, конечно. И Джеффри д'Арбанвиль. – В конце имени «Джеффри» профессор поставил небольшую завитушку, подул на чернила, чтобы они быстрее высохли, а потом захлопнул свою книжечку и сунул ее обратно в карман. – Я займусь этим сразу же… Конечно, после того, как закончу доклад президенту.

– Разумеется.

– При условии, что я так же удачно пересяду с поезда на поезд, как по дороге сюда. С большой вероятностью, что я смогу ответить вам в течение полумесяца, миссис Уолберн.

– Так скоро? – Она сама удивилась той искре волнения, которая в ней вспыхнула. – Надеюсь… надеюсь, что моя просьба не причинит вам много хлопот, профессор.

– Чудеса современного транспорта, милочка. И не тревожьтесь из-за такой пустяковой просьбы. Право, это самое меньшее, чем я могу отплатить вам за ваше гостеприимство. Боюсь, что ему не будет равных во многих заведениях, где мне придется останавливаться по дороге домой.

Профессор поднялся со стула и, тяжело ступая, вышел из кухни. Джульетта прижалась спиной к стене, внезапно ослабев при мысли о том, что она только что сделала.

Она не попросила профессора справиться относительно актера шекспировского театра по имени Джеффри д'Арбанвиль.

Ей хочется, чтобы слова Джеффри оказались правдой.

Прошло уже больше недели с тех пор, как капитан Чейни ушел с их переговоров с явно ошеломленным видом. Как всегда, рыцарская логика подействовала. Работы на строительстве его дома из дерна представлялись Джеффри справедливым эквивалентом, и мужчины города охотно с этим согласились. Теперь все мужское население Брода Уолберна – за исключением Джозайи Уил-кокса, который смотрел на него с гневом, граничащим с ненавистью, – работало и обучалось под строгим наблюдением Джеффри. И хотя рыцарь был по-учительски доволен результатами, но постоянная бдительность, которую ему приходилось соблюдать при постройке дернового дома, казалась ему труднообъяснимой.

– Можно подумать, – ворчал Джеффри, – строительство простой крепости стало делом забытым.

– Ну, я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь видел хоть что-то похожее, – отозвался капитан Чейни.

– Не так уж это не похоже на другие дерновые строения.

– Я еще никогда не видывал круглого дерновника, окруженного рвом. Даже представить себе не могу, что скажет по этому поводу сын миссис Эббот из Военной службы инженеров-топографов.

– Возможно, вы как раз обнаружили одну из причин слабости обороны в вашей стране, раз лучшие войска вашего президента не могут построить такого надежного дома.

Джеффри с гордостью смотрел на свою небольшую, но солидную с виду крепость. Вся Англия была усеяна фундаментами от каменных строений такой же формы, относившихся к славным дням Вильгельма Завоевателя. Рыцарь и его группа потенциальных оруженосцев вырезали кирпичи из дерна с широкой полосы земли вокруг единственной чуть заметной возвышенности на его участке. Переговоры с капитаном Чейни оказались как нельзя кстати – благодаря Джеффри он заручился помощью взрослых мужчин для земляных работ. Пока они копали и выбрасывали землю из канавы, мальчики утрамбовывали лишнюю почву поверх возвышенности, создав небольшой холм, окруженный пустым рвом. Очень маленьким рвом, конечно, учитывая медленное течение ручья, которому придется его наполнять.

На вершине нового холма постепенно вырастал дом Джеффри – безликий, приземистый и непривлекательный, благодаря чему это скромное жилище имело вид травянистого средневекового замка (при условии, что он смотрел на него с определенной точки и при этом прищуривался). Дом ничем не напоминал его родовое поместье. Но хотя Джеффри часто мечтал получить владения отца, их вид никогда не дарил ему того удовлетворения, какое испытывало его жаждущее своей земли сердце при виде земляной лачуги – пусть даже она принадлежит ему на совсем короткий срок.

– Надо признать, – сказал капитан Чейни, – что без углов работать было легче. И эти… как вы их назвали… бойницы не дадут крыше просесть так же сильно, как над обычными окнами. По правде говоря, весь город предвкушает, как мы его сегодня закончим.

– Что вполне понятно. А что, разве для горожан вашего времени… э-э… ваших мест непривычно собираться на совместные празднества?

– Здесь мало поводов для праздников, Джеффри. У людей не остается для этого ни денег, ни сил.

– Их не было и в мое… там, откуда я приехал. И тем не менее люди не замыкались, как здесь, когда в лачуге сидят иногда всего двое. Да ведь я со дня приезда не видел ни единого сказителя или акробата! Простые удовольствия: посидеть вместе за столом, послушать рассказы – мне этого очень не хватает. Надо признаться, прежде бывали минуты, когда мне казалось, что я бы душу продал за минуту уединения. Теперь – ни за что. В этих прериях страшно одиноко.

Джеффри взял за привычку говорить подобное – на душе от этого становилось легче. Да, здесь было одиноко, особенно когда Джульетта была связана своими обязанностями. Но не настолько одиноко, чтобы он с радостью не остался бы здесь, среди своих новых друзей-фермеров, чья мужская дружба была ему так приятна. Если бы рыцарь не принес клятву чести, он с наслаждением закончил бы свои дни здесь, на земле, которую он мог назвать своей, разделив свой надежный новый дом с Джульеттой.