Кофе! Радушная хозяйка предложит гостю угощение, пусть даже он по пояс голый. У Джозайи не будет повода ругаться, если он застанет ее стоящей перед Джеффри с кофейником в руках. Ребекка обмотала руку фартуком, чтобы не обжечься о горячую ручку, и чуть не расхохоталась во весь голос, когда Алма снова захихикала и повторила:
– Пшшшш!
– Кофе, мистер д'Арбанвиль? – спросила Ребекка, поворачиваясь к нему, и почувствовала, как в ее душе поднимается знакомая печаль. Она столько лет живет рядом со страдающим человеком, что ей легко было прочесть душевную боль на лице незнакомца.
«В этих местах живет что-то, убивающее наших мужчин, а мы, женщины, понятия не имеем, как им помочь», – подумала она, каким-то чудом удерживая на губах вежливую улыбку и не дав руке, наливающей кофе, дрогнуть.
Мисс Джей ушла в спальню, чтобы зашить платье. Джеффри встал, расставив ноги, перед закрытой дверью, и его скрещенные на груди руки и напряженные мускулы стали более надежной преградой, чем засов или дверная цепочка. Он как Джозайя: создает преграды там, где они совершенно не нужны. И как Джозайя, он несгибаем и неуступчив и самим своим намерением отразить боль только сильнее ее бередит. Ребекка пыталась угадать, удалось ли мисс Джей понять Джеффри лучше, чем она, Ребекка, понимает Джозайю.
Мисс Джей открыла дверь спальни. Возбужденная болтовня Робби оборвалась на пронзительном взвизге. От мисс Джей и Джеффри исходила настороженность, которая ввела всех в мучительное смущение, хотя не произнесено было ни единого слова.
– Боже! – чуть слышно прошептала Ребекка, ужаснувшись. Неловкая тишина была ей неприятно знакома: недоверие, бушевавшее между нею и Джозайей часто погружало в такую же тишину целую комнату, полную народа – разговоры внезапно замолкали и воцарялось напряженное молчание. Ребекка всегда пряталась за убеждением, что, пока она молчит о своих несчастьях, окружающие не подозревают о глубине ее отчаяния. «Мы так и не сумели скрыть от других наших проблем!» – пришла к ней запоздалая догадка.
Она вспомнила слова Алмы о том, что они с мисс Джей очень похожи друг на друга, и страшно пожалела, что у нее не хватит храбрости сию же секунду отвести мисс Джей в сторонку и настоятельно порекомендовать ей, чтобы она немедленно обсудила проблему, возникшую между нею и Джеффри, пока все не испортилось безвозвратно.
По доскам крыльца простучали поспешные шаги, и сухопарая фигура Джозайи так быстро возникла в дверях, что Ребекка поняла: ее муж даже не задержался у порога, чтобы счистить с сапог грязь и поберечь пол на кухне. Его спешка была грозной приметой.
– Что тут, к дьяволу, происходит?!
Несмотря на здоровый загар и слой пыли, осевшей на лице Джозайи за все утро пахоты, он мертвенно побледнел при виде обнаженного по пояс Джеффри, стоявшего у дверей спальни.
Ребекка готова была умереть от стыда, когда полный подозрительности взгляд Джозайи с незнакомца немедленно перешел на нее, словно в ожидании того, что и его жена тоже окажется полураздетой.
Она чуть в обморок не упала от боли и обиды, когда мисс Джей дала объяснения, которых никогда не потребовал бы человек, доверяющий своей жене:
– Ваша жена любезно разрешила мне воспользоваться ее швейными принадлежностями. А мистер д'Арбанвиль любезно одолжил мне свою рубашку, когда я по неосторожности порвала платье.
Мисс Джей отдала рубашку Джеффри, который сразу же ее надел.
– Если вам верить! вызывающие слова Джозайи были произнесены с презрительной усмешкой.
Даже вежливость не смогла заставить мисс Джей и Алму подавить возмущенный вскрик.
И целой жизни регулярных посещений воскресных богослужений не хватило Ребекке, чтобы помешать ей одновременно нарушить несколько заповедей, по крайней мере мысленно. Она готова была продать душу дьяволу или любому духу в обмен на обещание сию же секунду положить конец постоянным издевательствам мужа. Ей вдруг захотелось убить супруга. Она пожалела, что не занималась блудом, предоставив Джозайе основания для его неуместной ревности. Она позавидовала всем женщинам, у которых были порядочные и любящие мужья – не из-за денег или плотских удовольствий, но ради чистого наслаждения, которое может дать любовь, не сопровождаемая такими душевными муками.
– Мне не нравятся ваши злобные выходки, Уилкокс, – сказал Джеффри. – Вы оскорбили вашу даму и мо… мисс Джей. Если бы не была близка опасность, так что жизнь каждого защитника возросла в цене, я вырвал бы у вас язык и оставил ваш молчаливый, истекающий кровью труп воронью, чтобы они с карканьем его исклевали.
– Что еще за опасность?
Джозайя держался все так же воинственно, но лицо его тускло покраснело. Ребекка не поняла, было ли это вызвано смущением из-за запоздалого осознания того, насколько невежливо он себя повел, или же резкими словами Джеффри.
– Ходят слухи, что приграничные разбойники готовят нападение на Форт-Скотт, – пояснила мисс Джей.
– И вы бросились наутек в Брод Уолберна, поджав хвосты! Слышал, Робби: твой герой – самый настоящий трус!
– Не смей называть Джеффри трусом! Сдавленно всхлипнув, Робби бросился на Джозайю и принялся колотить его своими маленькими кулачками в живот. Ошеломленная Ребекка не в силах была сдвинуться с места и только смотрела, как Джозайя поднимает за ворот ее изо всех сил вырывающегося сына. Он приподнял локоть, словно собираясь отшвырнуть Робби к дальней стене. Материнский инстинкт помог Ребекке стряхнуть с себя оцепенение, и она скрючила пальцы, готовая разорвать Джозайю в клочья, защищая от него своего ребенка.
Но тут Джеффри с умопомрачительной быстротой рванулся вперед и вырвал Робби у Джозайи. Мальчик кинулся к матери, обхватил ее колени руками, и Ребекка опустилась на пол, заключив его в свои объятия. От облегчения и боли у нее перехватило горло, так что она даже зарыдать не могла. По щекам у нее заструились слезы, капли которых заблестели в золотых волосах ее драгоценного сына.
– Похоже, нам суждено стать противниками. Джеффри сурово смотрел на бледного и дрожащего Джозайю, который удивленно уставился на свою опустевшую руку, словно только сейчас до него дошло, насколько близок он был к тому, чтобы причинить Робби физическую боль.
Джеффри пригнулся к Ребекке и одним пальцем поднял к себе залитое слезами личико Робби.
– Бросившись меня защищать, ты проявил настоящую отвагу, юный Робби. Если ты захочешь освоить все, что положено знать оруженосцу, я попрошу твою мать отдать тебя мне на воспитание: ведь теперь у меня есть собственный участок земли. – Он бросил на Джозайю презрительный взгляд. – Хотя совершенно ясно, что в этом королевстве не знают о рыцарской чести, все равно тебе полезно будет научиться защищать себя самого и тех, кто тебя любит.
Ребекка прерывисто вздохнула. Все нехорошо, неладно. Она слишком долго терпела безосновательные попреки Джозайи, все время теша себя надеждой, что в один прекрасный день он поймет, что ее любовь – честная и верная. Но сегодня муж представлял опасность для ее сына, и предотвратить серьезные последствия смог только совершенно посторонний человек, а не она, его мать! Она крепко прижала голову Робби к своему сердцу, впервые заметив, что это не нежная головенка младенца, а голова взрослеющего парнишки. С возрастом отношения между Робби и Джозайей только ухудшатся: ведь мальчик, мужая, не станет терпеть мерзкого обращения отчима из-за его безосновательной ревности.
Во время этой стычки мисс Джей и Алму снова сблизила общая решимость помочь Ребекке, и теперь они стояли рядом, сочувственно глядя на нее. Хотя мисс Джей никогда не сплетничает, Алма еще до вечера разнесет весть об этой сцене по всему городку. Ребекка могла живо представить себе печально покачивающиеся головы, скорбные лица и тихие пересуды: «Ну, она, похоже, не возражает. Уже сколько лет терпит такое. Мальчика, правда, жалко. Он не виноват, что живет с отчимом».
Ей вдруг вспомнилось, как они с Алмой говорили о том, как печь пироги. Ребекка сказала Алме, что надо разбить яйца. Иногда, чтобы вышел толк, надо все перемешать и взбаламутить. Рисковать сыном она не может: он несравненно более хрупок и дорог, чем какое-то там яйцо. И тем не менее она больше не в состоянии бездействовать, потому что немыслимо и дальше выносить постоянные подозрения, бесконечные и бесплодные попытки умиротворения, саднящую боль, которую мог бы излечить только настоящий муж. Может быть, если она ненадолго отправит Робби из дома, если несколько дней здесь будут только они с Джозайей, наедине, чего не было ни разу за всю их супружескую жизнь, – ее мужу выпадет один последний шанс избавиться от его душевных терзаний.
