А вот эта мысленная картина понравилась Джульетте еще меньше: Джеффри стоит на коленях перед золотоволосой Деметрой, склоняя перед ней голову.

– Наверное, Эдуард решил, что я погиб. – У него вырвался тяжелый вздох. – Он не может знать о том, что я намерен во что бы то ни стало вернуться.

– Эдуард? «Он»? А какое отношение Эдуард имеет к этой леди Деметре, которую… которую вы любите, Джеффри?

О Боже, с каким трудом ей дались эти слова!

– Я люблю Деметру?! Кровь Господня, Джульетта, вы совершенно ничего не поняли из моего рассказа!

Он обхватил ее лицо ладонями и заставил посмотреть ему в глаза. Увидев, как они вспыхнули золотистым огнем, Джульетта затаила дыхание. Губы у нее задрожали, словно умоляя о прикосновении его губ. Он провел по ее подбородку большим пальцем, отказывая в поцелуе, о котором она безмолвно просила.

– Деметра мне не возлюбленная. Она благородная и преданная супруга Джона Рованвуда. Они вдвоем долго строили козни против короля Эдуарда, совершая из своей приграничной твердыни набеги на его владения. Мой товарищ рыцарь похитил Джона, и, недолгое время потомившись в темнице Эдуарда, Рованвуд согласился покончить со своей непокорностью. Мне было поручено отвезти эту реликвию Деметре от имени ее плененного мужа и таким образом устроить примирение между Рованвудами и Эдуардом – королем Эдуардом, который, как я уверен, умер, проклиная меня, как трусливого неудачника.

– Глупости. – Джульетта обнаружила, что хочет вступиться за короля. Чутье подсказало ей, что именно так она сможет успокоить Джеффри, и к тому же сердце ее пело от радости из-за того, что он не любит ту, другую женщину. – Я уверена, что король избрал вас именно за… э-э… вашу рыцарственную отвагу.

Лицо Джеффри осветилось невеселой улыбкой.

– Слава моя всегда меня обгоняла. И тем не менее были и другие желающие выполнить это поручение. Эдуард выбрал меня благодаря моему коню.

– Ариону?

– Да. – Он наклонил голову: похоже, ее недоумение его позабавило. – Разве вы позабыли греческую мифологию, Джульетта? Богиня Деметра превратилась в кобылицу, чтобы развлечься с богом Посейдоном, и в результате этого союза родила необузданного жеребца Ариона.

– А, это из той греческой мифологии! – Джульетта с трудом сглотнула. – Я как-то о ней позабыла.

О чем она действительно совершенно позабыла – это о здравом смысле. Вот чем кончается потакание сердечным порывам! Как могла она хоть на секунду поверить человеку, который порет такую чушь о принцессах, квестах и мифологических сексуальных похождениях высокопоставленных греков?

«Ты дала слово верить – хотя бы ненадолго», – упрекнул ее внутренний голос.

– Видимо, править Англией королю ужасно скучно. Эдуард все время ищет развлечений. Ему было забавно поручить этот талисман рыцарю, чей конь носит имя из греческого мифа.

– О, конечно, я это понимаю. – Джульетта кивнула, словно все им сказанное звучало очень убедительно. – Чего я не могу понять, это почему вы совершили скачок почти в шестьсот лет и принесли талисман в Канзас.

Он подался вперед, и на лице его выразилось огромное облегчение, словно он рад был случаю подробнее поговорить о своих фантазиях.

– В мои намерения это не входило, уверяю вас. Но когда Дрого Фицболдрик прибег к своей трусливой тактике удара в спину, я вынужден был укрыться в священной дубовой роще, а потом у меня опять не было выбора – мне оставалось только броситься в Первозданную Пропасть, разорвавшую землю на такую глубину, что ни один живущий не видел, что лежит на ее дне.

– Значит, вы так и не смогли уладить дела между королем и Рованвудами, – сказала Джульетта.

– Да. – Он смотрел вдаль, хмуря лоб. – Энгус Ок спас меня, но, возможно, он неправильно понял мой квест. Этот кельтский бог отправил меня улаживать приграничный конфликт, только выбрал не тот. О, Джульетта, если уж вы забыли греческую мифологию, то, может быть, вы плохо знаете и кельтские предания?

Она покачала головой – больше всего ей хотелось поскорее закончить этот неприятный разговор. Поверив ему, она ничего не добилась. Теперь уже кельтские боги отправили его сквозь время, чтобы он разрешал приграничные конфликты и при этом прыгал в бездонные пропасти! Хорошенькое дело!

– Видимо, я пропустила те уроки, на которых объясняли кельтские предания.

– Энгус Ок возвращает к жизни тех, кто испустил свой последний вздох ради любви, – объяснил Джеффри, не заметив, как изменилось ее настроение.

– Ах, Энгус Ок!

Джульетта закрыла глаза. Разочарование как свинцом заливало ее душу. Ветер прерий уже не приносил с собой никаких звуков: индейцы, похоже, проехали. Теперь можно продолжить свой путь в Брод Уолберна, а ей пора возвращаться к своему здоровому скептицизму. Джульетта чувствовала себя совершенно выжатой, и эта внутренняя саднящая пустота не имела никакого отношения к перетруженным мускулам, к тому, что жесткое седло натерло нежные ягодицы – для женщины это обычная цена за слишком долгое пребывание в седле.

Она почувствовала резкую боль в кулаке и поняла, что так крепко стиснула амулет, что загогулины кельтского узора отпечатались на ее коже. «Видишь, я запечатлел тебя на ладони моей руки». Это не из греческого и не из кельтского мифа – это христианское предание. Книга пророка Исайи.

Ее охватило странное чувство. Если верить Джеффри, то именно так столетия назад сжимали в руке эту реликвию несчастные влюбленные и даже сам король Эдуард. Немыслимо. Никакой кельтской магии вообще не существует.

Джульетта осторожно провела пальцем по отпечатку на ладони, и острая искорка ударила ей прямо в сердце. Она будет рада возвращению своего здравого смысла, но немного позже. Встав с земли, она подняла подвеску перед собой.

– Сэр Джеффри, – совершенно серьезно произнесла она, – займитесь снова вашим квестом.

На секунду ее сердце сжало сомнение. Может быть, именно так она должна была вести себя с самого начала.

Может быть, теперь он засмеется – раз уж она сдалась и начала играть в эту глупую игру вместе с ним – и скажет ей, что это была просто дикая выдумка, рассчитанная на то, чтобы заставить ее отбросить столь тщательно соблюдаемый консерватизм.

Джеффри одарил ее ослепительно яркой улыбкой. Глаза его потемнели от удовольствия, и вся фигура вновь приняла прежнюю гордую позу. Он опустил голову, став истинным воплощением поклоняющегося своей даме рыцаря, и в то же время в нем не чувствовалось ни капли смирения или униженности.

Она надела кожаный ремешок ему через голову, но длинные распущенные волосы Джеффри мешали ремешку охватить шею. Джульетта приподняла упругую волну его волос и провела пальцем между грубой кожей ремешка и теплым телом, проверяя, оказался ли странный шнурок на месте. И вдруг глупо застыла в оцепенении, слушая ставший внезапно резким звук его дыхания, чувствуя, как его горячие выдохи обжигают ей тело сквозь пояс юбки.

Ее пальцы сжали бугры мышц там, где шея соединялась с плечами, и ей показалось, что она больше никогда не сможет его отпустить.

– О Господи, Джульетта!

Двигаясь бесконечно медленно, он прижался лбом к ее мягкому животу, позволив себе непристойно интимное прикосновение, которому у нее не было сил помешать. А он нарушил правила пристойности еще сильнее, положив свои громадные ладони ей на бедра, так что его пальцы невероятно сладостно сжали ей талию. Подушечки больших пальцев оказались на вершине ее бедер: прежде она и не подозревала, насколько они чувствительны.

– Когда ты прикасаешься ко мне, а я к тебе, то я забываю, что сейчас должен был бы оказаться шестисотлетней горсткой праха и полусгнивших костей.

Его пульс стремительно бился под ее пальцами, его тело, крепкое и упругое, прижималось к ее телу. Он говорил, что ему давно полагалось бы войти в число покойников, но казался невероятно, несравненно живым и притягательным. Его голос, низкий и чуть охрипший от желания, словно проникал сквозь ее кожу и звучал в каком-то удивительно чувствительном месте, о существовании которого она прежде даже не подозревала.