С первого взгляда он принял Джульетту за ведьму, когда она бежала с громким криком, внушившим ужас и сатанинскому скоту, и монголу. Возможно, она действительно обладает колдовским даром! Встретившись с ней, Джеффри чуть ли не каждый час уступает желанию так или иначе к ней прикоснуться. Никто из других встреченных им здесь женщин не будит в нем подобных желаний. Он явно околдован. Иначе никак нельзя объяснить, почему он постоянно думает о любовных утехах с Джульеттой, забывая даже о решимости выйти из труднейшего положения, в котором он оказался.

– Что вы знаете о боли, Джульетта? – спросил он, отгоняя неуместные мысли, и его резкий вопрос нарушил стоявшую вокруг тишину. – Можете ли вы представить себе, какую боль должен испытать человек, который знает, что никогда больше не увидит знакомых и любимых лиц, когда он понимает: все, что он ценит, ничего не стоит и он бессилен против причуд судьбы?

Джульетта содрогнулась, и ему показалось, что он увидел в ее глазах именно ту боль одиночества, которую, по его утверждению, не мог знать никто, кроме него.

– Судьба играет нами всеми, Джеффри. – Она гордо подняла голову. – Можно погрузиться в свое горе, а можно его побороть и постараться жить как можно лучше. Так поступила я.

– Чего вам это стоило, Джульетта?

– Это стоило мне всего, что я имела, – ответила она. – Абсолютно всего.

В этих простых словах заключалась такая внутренняя боль, рядом с которой потерянные Джеффри шестьсот лет показались просто пустяком. Не думая больше о том, что грешно тратить хорошее мясо, Джеффри отшвырнул кролика в траву. Постаравшись почище вытереть руки об одолженные ему штаны, он заключил Джульетту в объятия, о которых так мечтал – но с другой целью. Им овладело непривычное желание утешить, попросить ее объяснить причину муки, которую он в ней ощутил.

Джульетта отвергла его утешение. Она отшатнулась от него, словно он был прокаженным или деревенским олухом.

Женщины по всему свету приходили в восторг, когда им удавалось привлечь его внимание, а ведь тогда им двигала только похоть! Еще одна жестокая шутка судьбы: благородный порыв рыцаря встретил такой решительный отпор.

– Если вы хотите оставаться в моем доме, пока ваша лошадь не поправится, то приучитесь не распускать рук. Женщину нельзя хватать, когда вам только вздумается! – крикнула она. – Сейчас не средневековье, сейчас тысяча восемьсот пятьдесят…

– Я знаю, какой сейчас год.

Никогда еще его слова не звучали настолько безжизненно.

В ответ Джульетта что-то невнятно промямлила и кинула на него подозрительный взгляд: на ее нежном лице ясно читалось недоверие. Джеффри с трудом сдержался, чтобы не рассказать ей все. Попытайся он объяснить ей, что они с конем совершенно непонятно зачем пересекли время, эта попытка только усугубила бы ее и без того плохое мнение о Джеффри. И кроме того, ему необходимо было думать о том, как встретят такое заявление горожане.

Нет, лучше ему молчать. Он счел Джульетту ведьмой – как она воспримет его историю, если он все ей расскажет? Джеффри подавил дрожь, которую вызвала в нем мысль о том, как его знакомые отнеслись бы к человеку, утверждавшему, что он перенесся во времени. Его бы либо сожгли, либо подвергли испытанию водой и утопили бы.

Он не смеет признаваться никому. Ну что ж, к счастью, Джульетта презрела его попытку утешения. Одно ласковое прикосновение, один добровольный поцелуй ее нежных губ – и он уподобился бы влюбленной обезьяне, невнятно лопоча свои самые сокровенные мысли. А если бы он ее убедил, если бы добился ее привязанности – что было бы тогда? Ни один подлинный рыцарь не станет покорно мириться с тем, что его перенесло в другое время. По крайней мере если он не смог закончить свой квест. А просить Джульетту соединить с ним свой жребий и испытать такое же тошнотворное чувство неприкаянности в том случае, если Джеффри удастся пробиться обратно в собственное время, он тоже не может.

Рыцарство всегда было бедно дружескими отношениями, и все-таки оказалось, что Джеффри не готов одиноко противостоять миру, потому что никогда не чувствовал себя столь изолированным от всех.

Вот почему он был рад услышать пронзительный оклик, разнесшийся по прерии, и увидеть направляющихся к ним пышнотелую мисс Алму Харкинс и вечно недовольного капитана Чейни. Похоже, Джульетта тоже была рада тому, что ей больше не придется выносить его общество в одиночку: она улыбнулась и приветливо помахала рукой своим друзьям.

Джеффри снова посмотрел на поврежденную ногу Ариона. Ха! Пусть они сами занимают друг друга – у него есть важный предмет для размышления. Попавшему в будущее надо каким-то образом отыскать дорогу обратно, и хромота коня не помеха. Джеффри намерен найти горы и вскарабкаться обратно в свое время: – или умереть. Пусть для этого ему понадобится закрыть сердце для единственного человека, обладающего способностью заставить его смягчиться.

Джульетта с удовольствием заметила, что от долгой ходьбы по прерии Алма раскраснелась и дышит так же неровно, как и она сама. Значит, никаких объяснений по поводу ее волнения не понадобится. То, что происходило в последние несколько минут, привело Джульетту в смятение. Единственное, в чем она не сомневалась, была досада по поводу того, насколько нечутко она поступила, отвергнув утешение, предложенное ей Джеффри, как злобно она на него огрызалась, хотя всем своим существом сознавала, что перед ней стоит человек, понимающий боль, которую она так старалась скрыть ото всех. Она решила, что никогда не забудет, как на его удивительно выразительное лицо легла непроницаемая маска. Ее не должно было это волновать. И не волновало. Не волновало!

Но как она ни пыталась убедить себя в том, что поступила так, как подобает респектабельной вдове Уолберн, глядя на гордо выпрямленную спину Джеффри, она не могла избавиться от впечатления, будто совершила ужасную ошибку.

Ей хотелось бы, чтобы он отвернулся от своего идиотского коня и сказал что-нибудь непонятное, как говорил обычно. И улыбнулся ей.

Но когда Джеффри поднялся и повернулся, чтобы ответить на непрекращающиеся оклики Алмы, он даже не посмотрел в ее сторону. Он стоял несгибаемо прямо, словно то нелепое металлическое одеяние, в котором они его нашли, сейчас переплавилось и превратилось в жесткий корсет, надетый под его домотканую одежду с чужого плеча. Ветер смел пряди волос с его лица, сделав заметнее решительный подбородок и прямой взгляд глубоко посаженных глаз, оценивавший приближение Алмы и капитана Чейни.

Его можно было бы принять за лучшего разведчика Форт-Скотта, привыкшего не привлекать к себе внимание посторонних и в то же время напряженно-внимательного. Постоянно находящийся начеку рыцарь, замечающий вокруг себя все. Кроме нее.

– До чего же кстати вы подстрелили этого кролика! – Широкое лицо Алмы блестело от пота. – Я как раз пришла, чтобы пригласить Джеффри на пикник. Я не могу позвать и вас, мисс Джей… то есть я хотела сказать, что знаю: вы таких вещей не признаете. Как по-вашему, Джеффри, пикник звучит привлекательно?

– Нет. – Казалось, он был в полном недоумении. – Я не слышу ничего привлекательного в слове «пикник».

Капитан Чейни рассмеялся.

– Тут я вас не виню, Джефф. Сидеть на одеяле с липкими малышами и кусачими муравьями, которые упорно на вас карабкаются, – меня это тоже не привлекает.

– Джефф? – Джеффри недоверчиво поднял бровь и посмотрел на капитана Чейни. Джульетте страшно хотелось бы сделать то же самое. Уменьшительное имя ничуть не подходило Джеффри, но еще более странным было слышать, насколько тепло сейчас звучит голос старого капитана.

– Вы вдруг стали страшно дружелюбны к Джеффри, капитан, – заметила Джульетта.

– Ну конечно, как только увидел, что он сбил вас с ног после того первого выстрела.

Капитан Чейни кинул на Джеффри оценивающий взгляд.

– Он не хотел сделать ничего плохого, – поспешно вступилась за Джеффри Джульетта, опасаясь, как бы капитан не решил, что должен ее защитить, и не вызвал Джеффри на дуэль. – Он не знаком с огнестрельным…