– И как поживает Арион? – спросил Джеффри, вставая и стряхивая солому и грязь с рубашки и брюк, которые внушали Джульетте столько забот.

– О, просто великолепно! Сейчас зажгу лампу, чтобы вы сами посмотрели!

Джеффри услышал негромкий скрежет, а потом до его носа донесся тот же сернистый запах, который исходил и от его пальцев. Послышалось громкое царапанье – и у кончиков пальцев Робби расцвело пламя.

– Кровь Господня! Да это же бесовское колдовство! Джеффри взмахнул рукой, чтобы сбить адский огонь с пальцев Робби, но мальчик прикрыл пламя рукой.

– Господи, Джеффри, па рассказывал мне: так легко дурачить краснокожих – чиркни спичкой, и они в ужасе! А я ему еще не верил! Может… Может, он правду говорит про вас? Вы никакой не рыцарь, вы краснокожий – вот вы кто!

Джеффри отнюдь не считал свою кожу красной и не мог понять, почему это так важно для паренька и его отца. Пока Робби подносил огонь к лампе, бросая на Джеффри укоризненные взгляды, тот пытался сообразить, каким образом цвет его кожи мог повлиять на отношение к нему. Ни о каких краснокожих он никогда не слышал. Чернокожих мавров еще встречал, и говорят, у китайцев кожа совсем желтая, а что до красной…

Тут он вспомнил о легендарном императоре Карле, отбиравшем в свои войска только тех людей, которые в минуты опасности не бледнели, а краснели. Видимо, слова Робби несли на себе печать детской проницательности и имели прямое отношение к боевым подвигам Джеффри. Такая мысль необычайно обрадовала рыцаря.

– Ну вот.

Робби перенес почти весь огонь, который держал между пальцами, на торчащий из лампы фитиль, а остальное пламя стряхнул. Мальчик установил пустотелую стеклянную трубку над горящим фитилем и повесил лампу на гвоздь. Конюшня осветилась приятным и ровным светом.

– Чем питается пламя? – вопросил Джеффри, не спуская с лампы подозрительного взгляда.

Робби изумленно уставился на него.

– Нефтью, конечно. Керосином. Кажется, мисс Алма говорила, что его добывают из угля.

– Ага! – Торжествующий крик Джеффри эхом разнесся по конюшне. Он обвиняюще ткнул пальцем в испуганно сжавшегося мальчика. – Наконец-то я поймал хоть одного из вас на открытой лжи! Про уголь мне известно все, и в твоей лампе я не вижу ни единого его куска. И любому дурню известно, что уголь так ярко не горит – он тлеет красным огнем. Объясни, для чего тебе понадобилось меня обманывать?!

Обычно смугленькая мордашка Робби смертельно побледнела. Не успел Джеффри ничего сказать по этому поводу, как мальчуган с испуганным воплем выскочил из конюшни.

Беспричинно огорчившись своей резкости с ребенком, Джеффри направился к стойлу Ариона, раскидывая ногами пучки соломы.

– У мальчика нет задатков хорошего оруженосца, – проворчал он.

– У мальчика нет любящего отца.

Мягкий голос у него за спиной заставил Джеффри резко обернуться. Джульетта стояла, прислонившись к дверному косяку, и была именно такой соблазнительно сонной и растрепанной, как он и опасался. Волосы ее в беспорядке рассыпались по плечам. На ней было какое-то широкое белое одеяние, которое, несмотря на многочисленные складки, ухитрялось намеком показывать скрытое под ним гибкое женственное тело. На плечи Джульетта набросила шаль, которую сжимала у шеи своими тонкими изящными пальцами. Джеффри похлопал Ариона по холке, радуясь тому, что за крупным телом коня женщина не увидит, как отреагировала на ее приход нижняя часть тела рыцаря. Джеффри шире расправил плечи, заметив, что на его наряде с чужого плеча все еще видны солома и грязь.

– Похоже, вы решили меня преследовать, – сказал он.

Опытная соблазнительница отреагировала бы на такие слова манящей улыбкой и игривыми словами. Какая-то непослушная часть существа Джеффри надеялась, что появление Джульетты говорит о попытке обольщения, и в то же время сокрушалась о том, что эта женщина взяла на себя такую роль.

В ответ на его замечание Джульетта небрежно пожала точеными плечами.

– Я хозяйка этого заведения. Я имею право знать, что происходит в моем собственном сарае. – И к этому возмутительному заявлению она прибавила слова под стать его собственным: – Похоже, вы намерены выкрикивать оскорбления в адрес всех, кого видите.

Можно подумать, что он стал бы тратить свой самый лучший боевой клич на этих простолюдинов!

– Вы еще не слышали моего настоящего ора.

– Рыка?

– Рычат львы, Джульетта.

Тут Джеффри инстинктивно стал подражать повадкам благородного зверя и мягким пружинящим шагом двинулся на «жертву». Однако «жертва» явно не испугалась «хищника» и сама пошла на него.

– Крика? Вопля? Воя? – вызывающим тоном требовала уточнить Джульетта, все ближе подходя к Джеффри.

– Глядя на меня, вы видите только необузданного дикого зверя, Джульетта?

К этому моменту они оказались так близко, что его дыхание шевелило ей волосы, и, Господь свидетель, рыцарь вдруг позавидовал всем диким созданиям, которые могут учуять свою пару и запросто соединиться с ней – и ничто на свете им не помешает.

– Я вижу перед собой волка в овечьей шкуре. Актера! – И Джульетта презрительно фыркнула, охладив его первобытный пыл. – Притворялись, будто не умеете как следует одеваться, будто не знаете, как надо говорить по-английски… А сейчас вы только посмотрите: все пуговицы застегнуты как надо, и разговариваете так, что за вами и на курьерском поезде не поспеть. И к тому же прицепились к ребенку! Надо признать, вы талантливы. Мне почти что стало вас жаль.

– Вам почти что стало жаль? – переспросил Джеффри д'Арбанвиль, расправляя свои плечи на весь их богатырский размах. – Меня?!

В нем все говорило о недоверии к ее словам – его поза, откровенная самоуверенность. На секунду пыльный сарай словно исчез, и Джульетта представила себе толпу затихших зрителей, окружившую залитую солнцем арену турнира, и Джеффри, торжествующе стоявшего над поверженным противником.

Она отогнала созданную своей фантазией картину, и в то же время не могла поверить в то, что этот самонадеянный тип, которого она видит перед собой, еще совсем недавно был тем самым сбитым с толку незнакомцем, вспоминала его нежные объятия. На секунду… на секунду он показался ей именно таким человеком, которого смело можно назвать рыцарем.

Но это было невероятно! Джульетта украдкой взглянула на его пояс. Кожаный ремень, аккуратно продетый во все петли, заправленная в брюки рубашка… Она вспомнила его узкий кожаный жилет, так туго охватывавший те же самые мускулы… Тот же человек. Она скользнула взглядом по мощным рукам, плотно обтянутым рукавами рубашки, одолженной у капитана Чейни. Тот же человек.

В вороте рубашки был виден только верхний край постоянно висевшего у него на шее медальона. Взгляд Джульетты переместился выше, к его чувственным губам – губам, которые еще вчера приникали к ней с отчаянной жаждой, вскоре превратившейся в нечто еще более сильное, еще более необоримое. Те же губы. Тот же человек. И в то же время другой…

– Так я внушаю вам сочувствие, Джульетта? – снова спросил Джеффри, и его низкий хрипловатый голос пробудил в ее душе ответный трепет.

Она покачала головой.

– Я думала, вам нужен друг.

Если он сейчас засмеется, она не переживет этого! Джульетте следовало бы держаться от него подальше – играть сухую, вечно недовольную вдову, какой ее все и считают. Ей следовало не изменять своей замкнутости, которую она столь старательно культивировала, и радоваться, когда он сядет верхом на коня и ускачет вдаль. Кому как не ей знать, к чему приводит потворство случайной симпатии, а тем более ее узаконивание: все кончается тем, что тебя сковывают клятвы, которые нельзя нарушить.

К несчастью, с тех пор как прошлым вечером ее поцеловал Джеффри, в ее груди словно поселился какой-то озорной бесенок. Никогда прежде Джульетта не теряла дара речи в присутствии постояльца. Никогда прежде не лежала без сна, трепеща от странно интимной мысли о том, что грубо сложенные стены ее дома отделяют их двоих от остального мира. В этих стенах она дышала тем же воздухом, которым дышал Джеффри, внимала тем же звукам, которые слышал он; они ощущали одни и те же запахи – воск, которым Джульетта полировала мебель, рагу, которое она приготовила на обед, смесь ароматных трав, которые она собирала сама.