Но сожаления запоздали, сейчас нужно было действовать. Май сунула руку в карман и ногтем открыла ларчик, сжав Яйцо в потной ладони.

– Давным-давно, в дни драконьих лордов, – громко и решительно начала она, – жил да был красный дракон, и жил он в этой самой пещере.

По мере рассказа она старалась представить чудовище как можно яснее и призвать его сюда – но только как образ, при этом наполовину оставляя его в мире духов. Длинное, извивающееся красное тело дракона замерцало, вытянувшись на соседнем столе.

Немедленно воцарилась тревожная тишина. Увлеченная собственной силой, Май продолжала рассказ. Что именно говорить, было не очень важно, покуда она призывала образы разных сказочных тварей. Май говорила об охоте на драконов и об отважном герое, убивавшем злобных змеев; потом перешла на историю о крылатых единорогах и летающих конях, которые немедленно появились и затанцевали в воздухе над головами. Она говорила о русалках – и их звенящие голоса наполнили комнату пением.

Солдаты, забыв обо всем, просили не останавливаться.

Май уже утомилась, и когда она попыталась призвать сразу трех зверей, они неожиданно прорвали грань меж жизнью и смертью и появились почти во плоти, завывая и корчась, как новорожденные дети при первом вдохе жизни. Девушка почувствовала, что за ними рванулось множество других существ, и испугалась их жадного внимания. Сосредоточиться становилось все труднее, Май старалась выбирать самых маленьких и безвредных созданий, но вдруг из пустоты выскочил крылатый огнедышащий лев и уселся у ног девушки раньше, чем она успела это предотвратить. Солдаты таращились на нее во все глаза.

Пока она трудилась, отправляя огненного льва обратно, из воздуха появилась коза с рыбьим хвостом и когтями вместо копыт. Она шмякнулась посреди стола, совершенно плотная и живая. Вслед за ней в воздухе мелькнула черная тень волка. Ближайший солдат заорал от ужаса, когда рыбохвостая коза бросилась на него.

Паника помогла Май реагировать стремительно; она приказала козе, как собаке:

– К ноге!

Та немедленно повиновалась.

Девушка быстро оглядела комнату, ища ускользнувшую волчью тень. Она приказала, чтобы это вернулось, чем бы оно ни было, – но тень где-то спряталась и не подчинялась. Солдаты смотрели на нее с восторженным изумлением, похоже, сочтя происходящее частью истории.

Май вдруг очень не понравился один из солдат, подсевший к ней со спины. Он так и сверлил ее взглядом, изо рта свисал красный язык.

Девушка запаниковала. Какое-то чудовище вырвалось из-под ее власти, и она не знала, как загнать его обратно в Некронд! Сердце Май часто колотилось. Теперь эта тень замучит ее до смерти, и тогда ей придется предстать перед Морригвэн, гневной и разочарованной.

«Дитя, – презрительно скажет Старая Карга, – я же говорила тебе! Именно поэтому ты не смогла стать новой Девой. У тебя не хватает рассудка. Как ты могла подумать, глупая, что сможешь защитить Некронд лучше, чем Спар, которого избрала хранителем сама Великая Матерь?»

Май по-прежнему не видела тени, хотя обшаривала комнату глазами. Но она чувствовала, что чудовище где-то рядом, подбирается к ней. Она попыталась хотя бы собрать остальных животных, приведенных из Иномирья, но и того не смогла, так она была испугана и сбита с толку.

Солдат, сидевший у Май за плечом, сильно дернулся. Лицо его скривила страшная ухмылка, губы раздвинулись, открывая гнилые до черноты зубы, растущие и заостряющиеся прямо у Май на глазах. Из уголка одного из глаз выкатилась капелька крови.

Солдат резко вскочил, опрокинув табурет, в руке его сверкнул короткий меч.

Урсула отважно стояла перед рычащим медведем, не делая попытки отступить. Она вытянула перед собой татуированные руки; плащ из шкуры льва свалился с плеч на землю. С губ девушки срывались странные, нечеловеческие слова приказа.

– Волк! – снова и снова взвизгивал Папоротник, хотя Каспар видел перед собой только разъяренного медведя.

Он должен спасти Урсулу во что бы то ни стало. И не имело значения, ни сколько здесь врагов, ни что Каспар еще не отыскал Некронд. Если он ничего не предпримет, Урсула умрет. Юноша выхватил из-под плаща лук.

– Их слишком много. – Перрен схватил юношу за локоть. – Она все равно потеряна, потому что безумна.

– Ты, бессердечное чудовище!

Каспар пнул горовика, стараясь вырваться из его каменных лап. Однако все было бесполезно, он только сам ушибся о твердую плоть. Все, что Каспар мог сделать, – это подавить стон отчаяния, когда огромный бурый медведь навис над Урсулой, готовый разорвать ее в клочья. Зверь нанес удар лапой, и девушка-рабыня не удержалась на ногах и упала, безжизненно обвисая на веревке шатра.

Безумным рывком Каспар смог освободить руки и выстрелил.

Никто не расслышал хлопка тетивы посреди отчаянных людских воплей. Стрела вошла медведю в плечо, только еще больше разъярив зверя. Он развернулся, чтобы броситься на нового врага, и на миг отвлекся от Урсулы. Следующая стрела Каспара глубоко вошла ему в шею. Медведь выгнулся от боли и вцепился лапами в древко, но только обломал оперение. В следующий миг он уже тяжело рухнул на землю, и Каспар успел увидеть, как тот корчится в судорогах, прежде чем Перрен уволок юношу прочь.

Воздух у него за спиной взорвался множеством криков. Папоротника уже почти не было видно – он, вовсю сверкая пятками, несся в чащу вприпрыжку. Почти как олень. Перрен волок Каспара следом за ним.

– Ты – подлая, бессердечная тварь! Мы не можем ее оставить, вдруг она еще жива? – вопил Каспар, вовсю отбиваясь, но горовик продолжал идти, бесцеремонно перекинув его через плечо.

Другой рукой он нес Лану, шагая со всей возможной скоростью.

– Ты глупец, – приговаривал Перрен на ходу. – Ваш жизненный срок и так слишком мал. Нужно тратить его только на стоящие вещи. У тебя есть куда более важная цель, а ты о ней забыл. Я не позволю тебе погибнуть, спасая жалкую жизнь этой девчонки, когда от тебя так много зависит. Думай лучше о Некронде и о том, что может случиться. Нас всех могут обратить в рабство его силами.

Но Каспар все равно пинался и отбивался, пока горовик не бросил их с Ланой в поросшую камышом болотистую яму и не завалил ее, усевшись сверху.

– Лежите и молчите, – пророкотал он.

Рядом послышались щелчки бичей и медвежий рев. Медведи бежали в том же самом направлении, и теперь схватка происходила у беглецов над головами. Каспар понял, что медведей снова вяжут цепями. Слуха его достигал скрежет цепей, продеваемых через кольцо, выкрики на овиссийском.

Юноша лежал тихо, потому что голос Мамлюка зазвучал совсем рядом.

– Она жива! – радостно вопил Мамлюк. – Я вернул себе беглую рабыню! Женщина, теперь ты отправишься в Кастагвардию, где торгуют рабами, и тебе там отрубят руки, ноги и уши. А то, что останется, прикуют к фонтану на рабской площади до конца твоих дней, как предупреждение для рабов, задумавших убежать. Я с удовольствием сам тебя туда привезу, у меня как раз дела в Кастагвардии.

Свистнул кнут. Послышался звук удара и приглушенный вскрик.

Каспар понял, что хлестнули Урсулу. Но столкнуть Перрена было невозможно, так что юноше ничего не оставалось, кроме как лежать и слушать, что творится снаружи. Он старался держать голову над жидкой грязью, чтобы не захлебнуться; одна нога его начала затекать. Плечо, придавленное горовиком, отчаянно болело. Когда Перрен наконец сдвинулся с места, Каспар замигал от света.

Давясь злобой, он выкарабкался наружу. Но все, что мог сделать, чтобы выплеснуть свое отчаяние, – это врезать кулаком Перрену по носу. И тут же пожалел об этом, разбив в кровь костяшки пальцев.

Когда они с Перреном вернулись на причал, там уже не было ни души. Палатки сняли, Урсула исчезла. Все, что осталось, – это пустые загоны и мертвые медведи. Маленький медвежонок лежал на спине, разбросав короткие лапы; там, где на морде запекся кровавый след от удара цепью, ползали мухи. Однако Каспар сомневался, что медвежонок умер от этого удара. Глаза его были распахнуты, и в них читался почти человеческий ужас.