Второй медведь, которого сам Каспар убил выстрелом, лежал возле огня огромной темной кучей. Юноша с трудом повернул его мертвую морду и взглянул на кровоточащие стеклянные глаза. В углах глаз и в пасти копошились целые комки мух.
– Волк! – проблеял рядом знакомый голосок.
Каспар распрямился и злобно взглянул на Папоротника.
– Что ты заладил – волк, волк? Что ты имеешь в виду?
– Он пахнет волком.
– Всякому ясно, что это медведь.
– Всякому ясно, что он пахнет как волк, и притом очень страшный!
– Ты что, не веришь своим глазам?
– А ты что, не веришь своему носу? Множество людей меняет обличье, как хочет, и обманывает взгляд. Но нюх не обманешь, каждый пахнет самим собой. – Папоротник презрительно фыркнул. – Ну, теперь он уже ушел.
Он еще понюхал землю и взглянул на восток, на пламенеющее море, где виднелись три узких паруса, гонимые ветром на юг. К бельбидийскому баронству Квертос.
– Он поплыл по морю? – терпеливо спросил Каспар, стараясь понять лёсика.
Папоротник помотал головой и кивнул на противоположный берег устья реки, где уже стоял Трог, заливаясь лаем.
– Как он туда попал? – спросил Каспар.
Ответ был очевиден. Его указала Рунка, пустившись вплавь через узкий поток, прочерчивающий грязную землю, обнаженную отливом. Каспар понял, что туда-то им и нужно. Он зашагал по вязкому дну, по колено увязая в грязи; одежда его скоро промокла. Остальные спешили следом. Волчонок уже выбрался на твердую землю и что-то вынюхивал. Увидев, что хозяева приближаются, Рунка радостно побежала дальше по берегу, иногда оглядываясь, чтобы проверить, идут ли за ней.
Каспар хромал впереди всех. За ним Перрен с плачущей Ланой на руках. Юный дворянин с каштановыми волосами порой останавливался и разглядывал дорогу под ногами, ища, что же могло так заинтересовать волчонка. Отпечатки копыт! Более того, Каспар сразу узнал эти крупные круглые следы.
– Огнебой! – вскричал он, указывая на следы Папоротнику и Перрену.
– Да, они увели благородного Огнебоя с собой, и Урсулу тоже, – сетовал лёсик.
Каспар мрачно смотрел на следы. Наряду с полукруглыми отпечатками подков были видны еще узенькие следы женской ноги. И огромные отпечатки сапог, должно быть, принадлежавшие Мамлюку. И еще один вид следов – длинные и узкие, оставленные волкочеловеком.
– Когда был прилив, их, должно быть, переправили на лодках, – резонно заметил Перрен.
Сейчас он выглядел как бесформенное морское чудовище из-за рваных, сочащихся грязью повязок на лице и руках.
Здраво рассудив, что все равно он теперь не похож на человека, переболевшего оспой, горовик сорвал с себя тряпки.
Путники пересекли границу Бельбидии и теперь шли по бесконечным песчаным дюнам Южной Ваалаки. Жесткая голубовато-серая трава похрустывала под ногами, и так длилось много тоскливых дней. К глубокой своей досаде, Каспар обнаружил, что теперь, когда Перрен нес сестренку Нейта, именно он, торра-альтанец, всех задерживает. Лана после смерти брата стала очень тихой и подавленной. В первую ночь им пришлось остановиться довольно рано из-за того, что колено Каспара жутко разболелось, он даже боялся, что не сможет на следующий день идти. Однако наутро, отдохнув, юноша снова собрался с силами при виде следов Огнебоя, явно упиравшегося и не желавшего идти. Копыта глубоко впечатались в мягкий грунт.
Хотя Каспар волновался из-за Ланы и всячески пытался ее утешить сказками и заверениями, что все ей будут рады в Торра-Альте, девочка все равно плакала по ночам, нарушая всхлипами безмолвие ваалаканских пустошей. Но сильнее всего юноша беспокоился о Некронде. Теперь он был более чем когда-либо уверен, что Яйцо украл человек в волчьей шкуре – может быть, при помощи Мамлюка. Иначе как бы ему удалось вселить в медведя древний дух зла?
Юноша утешал себя лестными мыслями, что тот пока не умеет правильно обращаться с Некрондом и контролировать его, потому что это под силу одному ему, Каспару. Но он понимал, что со временем волкочеловек научится управлять Яйцом. И это случится очень скоро.
На третий день Каспару пришлось попросить Перрена нести его вместе с Ланой. Это обеспокоило Трога, который прыгал у ног горовика и хватал его за ботинки, решив, что тот делает с хозяином что-то не то. Все текло без особых изменений. На шестой день путники сменили направление.
Широкая, заболоченная дельта нескольких рек на пути заставила Мамлюка повернуть в глубь материка, и Каспар с товарищами продолжали идти по следам Огнебоя вверх по течению.
Папоротник остановился как вкопанный, когда Трог и волчонок дружно бросились вперед.
Пес принюхался – и стрелой метнулся в камыши. Рунка некоторое время изумленно созерцала его, склонив набок голову, а потом попыталась сделать все точно как он – но только неловко плюхнулась в воду. Трог по крови был офидийский змеелов, умелый охотник, и вскоре он появился с добычей – тремя крупными красными жабами. Гордо разложив их рядком, он снова устремился в тростники, а волчонок в это время неловко прыгал по мелководью, окатывая всех фонтанами брызг.
Впервые за несколько дней Каспар рассмеялся, даже Лана чуть улыбнулась углами губ, когда очередная жаба выпустила Рунке в морду струю черной жидкости. Рунка отскочила, тряся головой.
– Потом вам будет не до смеха, – сообщил Перрен. – Жабьи чернила ужасно воняют, и вы никак не избавитесь от запаха. Он ничем не смывается.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Папоротник.
– Однажды к нам зашел полуголый человек с каменным топором. Все лицо у него было черное, и он смердел с головы до ног. Он жаловался, что его жене понравилось есть чернильных жаб, но он больше не может жить с этой вонью и поэтому убежал глубоко в пещеры – и от жаб, и от женщины. Он выглядел крепким человеком, но умер быстрее, чем мы ожидали. Перед смертью его рвало черной желчью. Очень противно! Вся пещера воняла не один год.
Трог оказался в своей стихии. Быстрый и ловкий, он бросался туда-сюда, выхватывая из воды длинноногих жаб. Он хитро поджидал, когда жаба выпустит чернильную струю, и после этого убивал их одним броском. Хвост его восторженно подергивался, он сопел от охотничьего азарта. Рунка вовсю старалась ему подражать, прыгая на красных жаб, но ей не хватало ловкости опытного змеелова, и то одна, то другая черная струя пачкала ее белоснежную шкуру. Рунка попробовала слизнуть чернила с бока, но едва коснулась их языком, жалобно завизжала и бросилась жадно лакать воду.
– Глупые животные, – с отвращением сказал Папоротник. – Чего тут смешного? Они же мучают беззащитных тварей.
– Волк есть волк, а собака есть собака. Их инстинктов у них не отнять, – ответил Перрен. – Бесполезно отрывать от охоты того, кто родился охотником. Но я бы здесь не стал сидеть.
– Почему? Место как место. Перрен задвигал бровями.
– Человек, который рассказал нам о красных жабах, объяснил, почему его жена так любила их есть. Когда они выпускают свои чернила, их мясо, нежно, как земляника. Поэтому болотные ящеры тоже любят жаб. Огромные толстые змеи с шестью лапами, вот как он их описал.
Каспар взглянул себе под ноги и торопливо подозвал пса:
– Змеи? К ноге, Трог! К ноге!
Ему хотелось немедленно убраться отсюда куда подальше. Каспар с детства терпеть не мог змей. Но Трог не имел намерения слушаться: он был слишком увлечен чем-то, что шуршало в тростниках.
Волчонок взвизгнул, подаваясь назад. Что-то большое схватило его за хвост и тянуло в болото. Трог прыгнул в воду рядом с Рункой и нырнул мордой вглубь, пока Каспар тянул беднягу за шкирку. Он успел разглядеть зубастую голову, схватившую Рунку за хвост; остальное тело создания было скрыто мутной водой. Неожиданно волчонок освободился, и Каспар упал на спину в грязь, прижимая к себе мягкое белое тельце.
Трог тоже выбрался на берег; морда у него была заляпана грязью, по зубам стекала кровь. Он гордо подбежал к Каспару, ожидая похвалы; совсем рядом пес остановился и шумно стряхнул с себя вонючую болотную воду и лягушачью грязь. Брызги полетели на всех, за исключением Перрена, который успел благоразумно отступить в сторону. Хотя Каспар и был рад, что Трог совладал с болотной ящерицей, он с отвращением смотрел на свою одежду, заляпанную жабьими чернилами. Они в самом деле воняли – Перрен оказался прав. И эта вонь была посильнее, чем от курятника, который Пип поленился вычистить.
