— О, да! Мисс Райн мне уже говорила об этом.

— Простите, а кто такая мисс Райн?

— Чудесная девушка Она работает сиделкой, но только это слово ей совсем не подходит. Она так добра и внимательна, настоящая сестра милосердия. Иногда мне кажется, что она моя кровная сестра.

— Я очень рад, что за вами хорошо ухаживают.

— Обо мне никто никогда так не заботился. Как мне дорого живое человеческое участие! Да еще здесь, где страдания, долгая хворь и смерть притупляют все чувства Где каждый занят только собой. А ведь какое счастье ожидать человека, заботящегося о тебе, принимать маленькие знаки внимания и доброты! Я уже простилась с жизнью, и вот теперь появилась надежда, что жизнь не кончена Излечение возможно.

— Вы правы, мисс Маршалл. Доктор сказал, что курс лечения завершен. Или вам предложили иные препараты?

— Нет, меня выписывают. Мисс Райн уговорила своего дядю, он очень влиятельный человек, отправить меня в санаторий в Швейцарию. Я уже отдала документы на оформление.

— Швейцария действительно целебная страна Но ведь поездка обойдется очень дорого. У вас есть накопления?

— Увы! У меня ничего нет. Дэзи все обещала устроить. Все, что у меня есть — это небольшой домик У моря. Его придется продать. Мой адвокат обещал заняться этим.

— У вас есть родственники? Может быть, они помогут вам?

— Нет. Я ведь приехала в Штаты из Канады, когда умерла моя мать. Работала гладильщицей, чтобы купить этот домик. Иногда приходилось работать по двенадцать часов. Тяжелый труд. Там я заработала в придачу эту кошмарную болезнь. — Она тяжело вздохнула — А теперь мне кажется, что жизнь начинается снова. Как хорошо, что есть еще добрые люди.

Мне было искренне жаль эту девушку. В чудо верят, как правило, самые несчастные, больше всех обиженные судьбой. Мне стало не по себе и захотелось побыстрее уйти.

Я не сентиментален, но всему есть предел.

— Надеюсь, все будет хорошо, мисс. Ваша бодрость духа меня радует. Отдыхайте, не буду больше утомлять вас.

— Что вы, доктор, вы очень добры. Я рада, что обо мне помнят.

— Я встал.

— Мне нравится, как вы держитесь. Всего наилучшего.

Доктор Фаррел поджидал меня в холле.

— Ну как? — спросил он.

— Эта женщина не подойдет нам. Она психологически не подготовлена. В следующий раз мы подберем другую кандидатуру.

— Здесь хватает кандидатов. Будьте уверены.

Мы простились, и я с облегчением вышел на свежий воздух. Минут десять я прочищал свои легкие, прогуливаясь по парку, затем направился к машине.

Америка уже привыкла к тому, что все страны мира поставляют ей самых различных представителей своей фауны, и Маршалл не была исключением. Стоило ли уезжать из Канады, чтобы приобрести смерть в Соединенных Штатах?

Еще один выходец из чужой страны — Лукино — сидел за рулем и читал маленькую книжицу. Когда я прогулочным шагом подошел к машине, то с удивлением заметил, что насвистываю похоронный марш Шопена…

— Поехали на свидание с Бэном, Луки. Возможно, он уже ждет нас.

Итальянец положил книжку на сиденье и запустил двигатель.

То, что он читал, оказалось Библией в черном бархатном переплете.

Еще один ущербный, подумал я, извлекая из кармана серебряный портсигар, подаренный мне поклонником всех моих талантов. По странному совпадению, этот поклонник носил то же имя и фамилию, что и я.

— Вы лютеранин или протестант, Луки? — спросил я от нечего делать.

— Католик. А зачем вам это?

— В наше время кажется странным видеть молодого человека с молитвенником в руках.

— Для меня странно, что сейчас все стали безбожниками. В религии — утешение. Это отдушина, если хотите. Люди одиноки и поэтому порочны, они ни во что не верят, им тяжело. А с Богом душе легче.

— Целая философия. Но если таково ваше кредо, то зачем вы носите револьвер под мышкой?

— Это моя работа. Я должен зарабатывать деньги, чтобы прокормить больную мать и себя.

— И в нужный момент прострелить кому-нибудь лоб, потом помолиться за бедолагу. Библия ведь всегда при вас. Сколько вам платит Мекли за ваши труды?

— Двадцать пять долларов в день. Не очень много. Маленькие одинокие доллары.

— Одинокие?

— Как маяки.

— Сегодня целый день все рассуждают про одиночество. Как сговорились.

Я выбросил окурок в окно и замолчал.

Крошечный бар «Пингвин» походил на опустошенную керосиновую лавку начала века. Здесь парили все мыслимые и немыслимые запахи, но только не запах еды. Очевидно, поэтому он пустовал. Единственный посетитель — Бэн. Он исцелялся пивом и затуманенными глазами осматривал грязную, в красную клетку скатерть. Я заказал себе джин с тоником и присоединился к нему.

— Какие новости? — спросил я, когда он соизволил перевести взгляд на меня.

— Все в порядке. Она живет в заброшенном районе у моря.

— Подробнее можно?

Он достал из кармана листок, на котором был написан адрес, и протянул его мне.

— Бывшая рыбачья гавань, — пояснил он, — там сейчас помойка Вдоль берега стоят десятка два лачуг. Одна из них принадлежит Марион Маршалл.

— Что с фотографией?

На этот раз Бэн залез в задний карман брюк, достал конверт и положил на стол. Я вскрыл конверт. В нем лежали три фотографии той самой женщины, с которой я разговаривал час назад. Они были любительские, но с качественным и четким изображением.

— Как вам удалось их добыть?

— Залез в окно и взял, что нашел.

— А кроме снимков? Бэн усмехнулся в усы.

— Там один хлам. Ни документов, ни писем, ни денег.

— Вас не видели?

— Видели. Я сказал, что хочу купить какой-нибудь домишко. Ребята, местные рабочие, которые живут там, указали мне на дом Маршалл и объяснили, что он будет продаваться. Вас это интересует?

— Это мне известно. Нужен человек, который не переваривает окружного судью Дагера. Но этот человек не должен быть сошкой. Вы можете найти такого?

— А чего его искать? Бывший окружной судья и есть тот человек. Кому понравится, когда его выметают с насиженного местечка? Сейчас он заправляет архивом в местном «департаменте», — Бэн ядовито хихикнул.

— Вы хорошо информированы.

Мне показалось, что бывший судья уже наступил на мозоль Бэну.

— Мне за это платят.

— Двадцать пять долларов в день? Маленькие одинокие доллары, как маяки?

— Это не имеет значения. Чем я еще должен заняться?

— Пока все. Если мне что-нибудь понадобится, я передам с Джерри. Как зовут бывшего судью?

— Веллер Куин.

Я забрал адрес, фотографии и ушел, оставив Бэна наедине с пивом.

На следующее утро я привел себя в порядок, хорошенько выбрив щеки и почистив свой лучший из четырех костюмов. Я долго подгонял стрелки на брюках и сдувал пылинки.

Осмотрев себя в зеркало, которое занимало половину прихожей, я нашел, что этот джентльмен вполне сносный тип и его можно принять за приличного человека, если, конечно, не заглядывать в кошелек.

В визитной карточке, которую вручил мне Дагер, говорилось, что он проживает на вилле «Долорес», но в ней не указывался точный адрес. Наверное, каждый приличный человек с деньгами, какого я и пытался из себя изобразить, должен знать это место.

Раздался звонок в дверь. На площадке стоял швейцар в униформе, пряча свою изумительную прическу под каскеткой.

— Мистер Брайтон, там пришел какой-то итальянец и утверждает, что он ваш шофер. Я в растерянности.

— Он сказал правду. Проводите его в гараж, пусть выгоняет машину. Я сейчас спускаюсь.

— Слушаюсь, сэр.

Он нырнул в кабину лифта. Через десять минут мы уже выехали с бульвара. Я передал свою визитную карточку Луки и спросил его, знает ли он, где находится вилла.

— Да. Это к северо-западу, милях в тридцати от Гаивота. Там целая цепь таких вилл. «Долорес» мы найдем без труда. У каждого поворота к морю есть указатель.

О'кей. Поднажми.

Дорога заняла чуть больше часа. Указатели пролетали один за другим, наконец, появился нужный: «Осторожно: частная дорога! Вилла „Долорес“. Прием по предварительной договоренности!»