Голос Сквозь ватное время, сквозь воздух, мелькая, Как бабочка в елках над тенью от стула, В затянутых наледью стеклах трамвая, В густых спотыканьях невнятного гула… Внутри треугольников и полукружий, Сквозь блики на поручнях, в точке покоя Нам было предсказано что-то такое, Что все остальное осталось снаружи. Осталось спокойно держать на весу Снопы и царапины света на грани Пустой пустоты, в черно-белом лесу, Среди отражений цветов на поляне. Осталось стоять, как живой человек, В трамвае, гремящем то громче, то тише Сквозь ватное время, танцующий снег И голос, которого тут не услышишь. 1997 «Слова стоят, как стулья на песке…»
Слова стоят, как стулья на песке. В просветах между ними видно море, И тишина висит на волоске На волосок от гибели, в зазоре Зари, в пробеле воздуха, в пустом Приделе на потрескавшемся фото, На небе, перечеркнутом крестом Пушистыми следами самолета И наведенной радуги; прилив Шуршит волной, серебряной с изнанки, И мальчик в туго стянутой ушанке Сквозь снегопад у дома на Таганке, Не отрываясь, смотрит в объектив, Как в форточку в пространство пустоты, Где прыгают бессолнечные спицы, Как в зеркало, где — против всех традиций Магического знанья — если ты Не призрак, — ни пропасть, ни отразиться. 1998 Обещание Агент, убитый в телефонной будке, Встает с колен в гостинице во Львове. Луна в окне желтеет в промежутке Между стеклом и пойманным на слове Пространством, обещавшим всем, кто в нем Смотрел с холма на медленную воду Сквозь зелень сада — там теперь у входа Дежурит ангел с пламенным мечом Вращающимся; пламя, ударяясь О пустоту (сосну давно сожгли), Рассыпавшись на искры, рикошетом Уходит на террасу, притворяясь Лучом, застрявшим в зеркале, букетом Иван-да-марьи в солнечной пыли… 1998 Под рыжим абажуром Мир просто был. В троллейбусной оправе, Как в комнате, казавшейся огромной, Струился свет ни ясный и ни темный. По проводам и вытянутым склонам, Сжимаясь в запотевшей полуяви, Пульсировал продолговатый воздух, Как ватный гул, плывущий по салонам Вдоль стекол в ледяных цветах и звездах Над прячущимися в махровых гнездах. Неправда в обобщениях. Язык, Как волк, не поддается дрессировке. Я вижу папу в бежевом пальто. Все умерли. За площадью на хмуром Торце высотки — тени птиц. Никто Не умер. «К водным процедурам» Нас приглашает радио; зато И день с утра похож на решето Сквозь белый снег под рыжим абажуром. 1998 «Лес порхает, кружится — на синь и сень…» Лес порхает, кружится — на синь и сень Рассечен вдоль просек по вертикали Световыми ширмами; косуля в тень Отступает солнечными прыжками. Это как прозрачная дверь — пока Музыка звучит и даль притерта К зелени и ряби березняка, Это место встречи живых и мертвых. «Мы вас вправду любим», — земле, золе Шепчут изменившие, боясь проснуться (Лампа отражается в ночном стекле), Встретиться и все-таки разминуться. 1998 Ужгород — 69 Ныряя, ломаясь, гудя В луче под фонарною плошкой, Булавки-иголки дождя Блестят, как железные ножки Стола на попа подшофе Среди перевернутых лавок В закрытом открытом кафе Под градом иголок-булавок. 1999 «Как тень воспоминания…» Как тень воспоминания И слезы по щеке, Веселая компания Спускается к реке. Вибрируя от стрекота, Пропахшего травой, Столбы цветного хохота Висят над головой. Где елка раскололась, Там на глазах у всех Летает папин голос, Ныряет дядин смех. Как утром в батискафе — И некому помочь — Сквозь глянец фотографии Проглядывает ночь. Но только темный воздух Стоит со всех сторон, И девочка под звезды Выходит на балкон. 1999 Стрекоза Остается цепляться за свет, потому что иначе Стрекоза (не бывает прекрасней) не вылетит из Глубины придорожной кулисы, и сосны на даче Тишину и себя за окном не исполнят на бис. И прохожий в тулупе не сможет шагать по лыжне Постановщиком времени, рыцарем в солнечных латах Вдоль стрекочущей ЛЭП, мимо пустошей шестидесятых, А возьмет и исчезнет и больше не будет уже. И, конечно, родня, та, что есть, но особенно та, Что давно не гадает о сме- и бессмертье под утро, Не останется прежней, как августовская пустота, Там и сям просквоженная крылышком из перламутра. 2000 |
