Затем Вавилов рассказал о том, как он якобы завербовал тех, кто был арестован в 1933 и в более поздние годы. Начал он с Таланова, (который, как мы теперь знаем, уже не был в живых), затем перешел к Писареву. Ему он приписал вредительство еще задолго до своего, сказал, что Писарев точно, по его сведению, входил в ТКП, причем входил до 1930-го года, упомянул, что сам втянул Писарева в группу "правых", сказал, что после выхода Писарева на свободу в 1934 году, Вавилов "встречался с ним редко, лишь в официальной обстановке". В прошлом, по словам Вавилова, Писарев отличался "враждебным отношением к советской власти, являлся противником коллективизации и ярым приверженцем крупного индивидуального хозяйства. Будучи в "ТКП", в 1926-1929 гг. организовал сеть крестьян-опытников, привлекал к этому делу преимущественно кулаков" (51). Затем Вавилов назвал других якобы завербованных им людей -- Николая Николаевича Кулешова, Виктора Ивановича Сазанова, Леонида Петровича Бордакова, Николая Сергеевича Переверзева, Петра Павловича Зворыкина, Бориса Аркадьевича Паншина, Петра Климентьевича Артемова и Павла Александровича Солякова (52).
6 и 7 сентября такой же спаренный допрос в течение двух суток с одним перерывом был проведен Хватом и старшим следователем Албогачиевым.
А 9 сентября Хват представил "показания Вавилова Н.И. о его вредительской работе" высокому большевистскому начальнику -- первому заместителю заведующего сельскохозяйственным отделом ЦК партии товарищу Гриценко, прося дать партийное заключение для НКВД о новых показаниях Вавилова. Это был важнейший поворот в деле Вавилова.
Пройдут десятилетия, и старые коммунисты, убежденные бойцы и убеленные сединами ветераны будут вспоминать то "славное время", когда они вели за собой страну, когда они, не щадя себя, бились на переднем крае за социализм, произносили речи о социалистической законности, добились того, чтобы четверть мира шагала с ними в одной шеренге. И вот распался их мир, рассыпались колонны и шеренги, истлели в земле расстрелянные и замученные или ими самими или при их бурном одобрении и приветственных криках миллионы не просто ни в чем неповинных людей, а цвет их страны и мира. В тот день товарищ Гриценко по долгу службы был обязан подойти ответственно к преступной писанине энкавэдэшника Хвата, должен был остановить его садистский порыв и подумать о том, что и сам он, и его гость Хват, и стоящий за ними Лысенко, и попыхивающий трубочкой в заподнебесном кремлевском кабинете Джугашвили-Сталин и создавший их мир и теперь куклой без покаяния лежащий в стеклянном гробу на Красной площади -- Ульянов-Ленин, что все они делали и делают недоброе дело. Гриценко наверняка знал Вавилова лично, он не мог не понимать (дураки на такие должности не проникали, умны и циничны были все они до единого), что за беды несет стране такая вот деятельность таких вот хватов. Но не хватило ему ни человеческого ума, ни самой простой порядочности и сострадания. А может быть страх за свою судьбу, боязнь, что, заступись он за Вавилова, и самого сгребут и отправят в тюрьму, сдав на руки хватам, сковывала его мысли и действия. В любом случае, всё заменила и заслонила партийная дисциплина и уголовные замашки всей их партии. Впрочем, иначе можно сказать: в тот день Гриценко вбил осиновый кол в могилу своей партии, как вбивали свои колья такие же гриценки и хваты еже
Ничего этого сделано не было. Да и не могло быть сделано именно потому что все они на этих местах были циничны и умны. После четвертьвекового мордования людей, жизни неправдой, развития ублюдочной ментальности, в их кабинетах только и могли оказаться гриценки и хваты. Да и каждый из них нутром ощущал, что выбейся они из орды ублюдков, как тут же другие хваты и гриценки прихватят их и в камеру с вавиловыми запрут. Дамоклов меч, занесенный их такими же ублюдочными паханами, висел над головами. Извечный вопрос: "Быть или не быть?" решен был однозначно, и им казалось, что решен навсегда!
От имени самой высокой власти в Союзе Советских Социалистических Республик заместитель заведующего Сельскохозяйственным Отделом Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической Партии (большевиков) не только полностью одобрил работу Хвата, но пошел дальше, вручил весомое подкрепление, одобрениЕ ПАРТИЕЙ РАСПРАВЫ С ВАВИЛОВЫМ. В дело была вшита теперь страница с таким текстом:
"Тов. ГРИЦЕНКО, ознакомившись с показаниями ВАВИЛОВА, заявил, что в соответствии с данными, которыми располагает сельско-хозяйственный отдел ЦК, указанные ВАВИЛОВЫМ факты о направлении вредительства в сельском хозяйстве ИМЕЛИ МЕСТО В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ" (/53/, выделено мной -- В.С.).
Вавилов в это время принялся сочинять две объяснительные записки. Первую он назвал "Вредительство в системе Института растениеводства, мною руководимого с 1920 года до ареста (6.VIII.1940)" и закончил ее 11 сентября 1940 г. (54). Вредительством Вавилов называл такие "злонамеренные" проступки, как "расширение площади посевов, создание узкоспециализированных институтов, разведение кукурузы, -- действия, одобренные партийными органами, включенные в государственные планы, под которыми стояли подписи тех, кто дал санкцию на арест. Вавилов [снова] называл своими соучастниками Яковлева, Чернова, Эйхе, Муралова, Гайстера, Горбунова, Вольфа, Черных, Тулайкова, Мейстера" (55).
Второй документ Вавилов назвал "Моя организационная роль в антисоветской группировке во Всесоюзном Институте Растениеводства" (датирован 28 сентября 1940 г. /56/). Он был перепечатан на четырех страницах, вложен в дело и к нему было присовокуплено дополнение с краткими характеристиками двадцати пяти ближайших к Вавилову ученых. Было записано, что все они были подобраны им на руководящую работу с целью вредить Советской власти:
"Моя роль в антисоветской группировке в ВИРе в течение двух десятилетий моего директорства выразилась прежде всего в подборе руководящего персонала лабораторий и секций, идейно политически и теоретически наиболее близких мне, в объединении их, путем создания вокруг себя сплоченного ядра, поддерживавшего меня полностью в проведении научно-организационных мероприятий и в научном Совете ВИРа*, и в направлении деятельности Ин-та по линии отрыва от насущных и неотложных нужд социалистического земледелия... Наибольшую поддержку... я находил среди акад. Г.К.МЕЙСТЕРА (Саратов), акад. П.И.ЛИСИЦЫНА (Москва) и акад. П.Н.КОНСТАНТИНОВА (Москва), с которыми я идейно был близок.
*Подробный список этих лиц... с краткой характеристикой их мною составлен отдельно. Сюда (по 1940-й год) относятся: проф. Л.И.ГОВОРОВ, проф. Г.Д.КАРПЕЧЕНКО, проф. Г.А.ЛЕВИТСКИЙ, проф. Н.Н.ИВАНОВ, проф. М.А.РОЗАНОВА, проф. Г.М.ПОПОВА, д-р В.А.РЫБИН, д-р Н.А.БАЗИЛЕВСКАЯ, д-р Е.А.СТОЛЕТОВА, Г.А.РУБЦОВ, М.А.ШЕБЕЛИНА, проф. К.И.ПАНГАЛО, проф. С.А.ЭГИЗ... проф. В.В.ТАЛАНОВ, проф. В.Е.ПИСАРЕВ, проф. Н.Н.КУЛЕШОВ, проф. Р.И.АБОЛИН, д-р Б.А.ПАНШИН, А.К.ЛАПИН, Н.С.ПЕРЕВЕРЗЕВ и Л.П.БОРДАКОВ. Из Госсортсети В.И.САЗАНОВ, П.К.АРТЕМОВ, В.П.КУЗИН и П.А.СОЛЯКОВ.
28/IX-1940 года (ВАВИЛОВ)" (57).
Так впервые Вавилов в письменной форме назвал самых ему преданных людей соучастниками преступлений против советской власти. Уже через день, 1 октября Хват направляет начальству запрос "о продлении срока следствия и содержания обвиняемого ВАВИЛОВА под стражей на один месяц" (58), обосновывая это необходимостью продолжения допросов и выявления новых врагов, затребования дел и сведений на названных Вавиловым лиц из Ленинграда и других мест и проведения очных ставок с "арестованными соучастниками по антисоветской работе". Заместитель начальника следственной части Д.Шварцман визирует этот запрос, начальник главного экономического управления НКВД СССР комиссар госбезопасности Кобулов утверждает ходатайство в тот же день, а Военный прокурор Васильев уже на следующий день разрешает продлить срок пребывания под следствием и отодвинуть дату суда.
