"Кафедра генетики продолжает оставаться оплотом реакционных учений. Руководство должно сделать из этого вывод" (29).

А Поташникова твердила всем кругом:

"Не поддерживайте Карпеченко. Судьба его решена!" (30).

23 ноября 1940 года в многотиражке "Ленинградский университет" была опубликована запись лекций Лысенко, а 25 ноября комиссия, проверявшая ВИР, отчитывалась в Москве на заседании Президиума ВАСХНИЛ. В комиссию вошли Сизов5, Тетерев, Шлыков, возглавлял ее Эйхфельд6.

После доклада Эйхфельда Президиум (не Лысенко -- единолично, а Президиум -- коллегиально!) проголосовал за следующее решение:

"Всесоюзный Институт растениеводства, как это установлено материалами комиссии по приему дел Института, с поставленными задачами не справился:

а) Институтом хотя и собраны большие коллекции культурных растений, но при сборе их не всегда руководствовались полезностью собираемого материала, и в настоящее время трудно определить научную и практическую ценность каждого образца коллекции;

б) Изучение собранных коллекций было поставлено неправильно и не давало ценных для производства и науки выводов. Небрежное же хранение коллекций привело к гибели части коллекционных образцов;

в) Институт недостаточно работал по продвижению перспективных сортов в производство...

ПРЕЗИДИУМ ПОСТАНОВИЛ:

Перевести всю работу с кукурузой из ВИР'а на опытную станцию Отрада Кубанка...

Цветы передать в Ботанический сад АН СССР... [цветы -- слово из домашнего обихода; в ботанике принят термин "декоративные растения", -- В.С.].

Исследования по винограду передать в Институт виноградарства...

Закрыть секцию субтропических культур...

Закрыть лабораторию табака и чая...

Передать коллекцию риса Краснодарской рисовой станции...

Закрыть отдел географии растений...

Закрыть отдел внедрения.

Передать местным органам:

Дальневосточную станцию ВИР'а (Лянчихэ),

Туркменскую станцию (Кара-Кала),

Репетекскую опытную станцию в Кара-Кумах,

Опорный пункт "Якорная щель" в Крыму.

Считать нецелесообразным существование в составе Института Бюро пустынь и высокогорий" (33).

За каждой строкой решения стояли сотни людей -- тех, кого собирал под свои крылья Вавилов, кого он наставлял и учил, и кто теперь оказался на улице в связи с закрытием отделов, лабораторий, станций и опорных пунктов. Протокол этого заседания Президиума ВАСХНИЛ (34) собственноручно подписал Президент Лысенко.

ВИР -- гордость Вавилова и гордость советской науки был разрушен.

Вавилов дает показания в тюрьме

Итак, Вавилов как руководитель науки и ученый был устранен, а дело Вавилова -- его институты -- разрушены. Но сам Вавилов еще оставался живым. Он все еще был не осужденным, а подследственным, взятым под стражу. В самом начале 8-го тома его "Следственного дела" был вшит "Меморандум" от 19 августа 1940 года на 33-х страницах, имевший гриф "Совершенно секретно", в который начальник 3 экономического отдела Управления НКВД по Ленинградской области капитан госбезопасности Захаров и начальник 4 отделения мл. лейтенант безопасности Н.Макеев внесли большинство наиболее одиозных показаний против Вавилова (35). Но это еще были не доказательства, а лишь оговоры. Теперь, чтобы превратить их в доказательства, в соответствии с правилами игры, нужно было заставить Вавилова признать их за свои намеренные преступления против власти, совершенные в трезвом уме и при полном понимании вредительской и шпионской их сути. Огульный характер набранных чекистами обвинений, был в общем очевидным и для них самих. Это были все-таки даже на их жаргоне "версии". Например, раздел "Организованная деятельность" начинался с показаний Шлыкова, перечислявшего пятнадцать имен вредителей во главе с Вавиловым, из которых он особо выделял "агентов" Вавилова -- "Жуковского -- в области партийной организационной работы, Говорова -- в области марксистской теории, Синскую -- в области методики" (36). Стоит заметить, что Синская была исключительно авторитетным ученым с собственным и совсем не тихо-подчиненным голосом. Шлыкова она постоянно одергивала и публично "секла" за неграмотность, неаккуратность и подличанье. Неудивительно, что он вписывал ее в свой список. Однако шлыковские наговоры не были еще достаточны�

"...Основную связь с заграничной организацией крестьянской партии поддерживал Н.И.ВАВИЛОВ, который выезжал заграницу ежегодно. В смысле предлогов выезда заграницу, якобы, вполне основательны были экспедиции для сбора ботанико-агрономических материалов, образцов семян разных культур и приглашения из-за границы на совещания, с'езды или для лекций" (37).

Практически те же обвинения были вписаны в протокол допроса Тулайкова 31 августа 1937 г., правда тогда они были дополнены ссылками на вредительскую связь Вавилова с Бухариным (38). Но, повторяю, всё это было пока из разряда "версий", оговоров. Теперь нужно было сломать Вавилова, чтобы он сделал самооговор.

На первом допросе 12 августа старший лейтенант НКВД А. Г. Хват (ну как не вспомнить А.И.Солженицына с его рассуждениями о том, что и фамилии у энкавэдэшников были под стать их ремеслу - если не Живодеров, то Горлопанов или, как в "деле" Вавилова, -- Хват /39/) предъявил оговоры и потребовал, чтобы Вавилов с ними согласился6 . Вавилов все их категорически отверг:

"Это неправда. Вокруг ВИРа я группировал высококвалифицированных специалистов для ведения научной работы, антисоветской-же работой я никогда не занимался" (40).

Не признал себя вредителем и шпионом Вавилов и на допросе 14 августа, причем если первый допрос продолжался лишь 5 часов 40 минут и проходил днем, начиная с полудня, то в этот раз Хват допрашивал академика с 1 дня до 6 утра с одним четырехчасовым перерывом с 18 часов до 22 часов.

Через день Хват предъявил Вавилову формальное обвинение и потребовал, чтобы Вавилов ознакомился с ним и подписал. Обвинение гласило:

"ВАВИЛОВ Николай Иванович достаточно изобличается в том, что на протяжении ряда лет являлся руководителем контрреволюционной организации, сплачивал для борьбы с советской властью контрреволюционно настроенную часть интеллигенции, будучи агентом иностранных разведок вел активную шпионско-вредительскую и диверсионную работу по подрыву хозяйственной и оборонной мощи СССР, стоял на позициях реставрации капитализма и поражения СССР в войне с капиталистическими странами" (41),

Запирался Вавилов недолго. Уже 24 августа 1940 года, через две недели после помещения в лубянскую камеру, он, как это делали многие в подобной ситуации, -- или запуганные побоями и издевательствами, или верившие в то, что "чистосердечным" признанием спасут себе жизнь, -- счел нужным "признаться". На восьмом часу непрерывного допроса он выдохнул из себя слова признания во вредительской деятельности:

"Я признаю себя виновным в том, что с 1930 года7 являлся участником антисоветской делегации правых, существовавшей в системе Наркомзема СССР. В шпионской работе виновным себя не признаю" (42).

Припугнув Вавилова, что ему "не удастся скрыть свою активную шпионскую работу и об этом следствие будет вас допрашивать", Хват потребовал рассказать поименно, с кем подследственный был связан "по антисоветской работе". Вавилов назвал Яковлева, Чернова, Эйхе, Муралова, Гайстера, Горбунова, Вольфа, Черных (бывшего вице-президента ВАСХНИЛ), Тулайкова, Мейстера, Марголина8 и Ходорковского (43). Фактически Вавилов начал показывать, что был не одиночным исполнителем чьих-то поручений, а сам был руководителем группы преступников -- группы Вавилова. С этого момента в протоколах допросов, да и во всех меморандумах стало повторяться это определение -- "Группа Вавилова", иногда заменявшаяся синонимом -- "Делегация Правых".