– Ну, что я мог сделать, скажи, что? – заскулил Серега. – Я пытался, но, ты же видела, он ударил меня…

– Иди отсюда! – зло выкрикнула Архелия. – Я сейчас же позвоню участковому, пусть вас посадят! Удивляюсь, почему я еще этого не сделала!

Парень швырнул окурок на землю и, низко опустив голову, тихо проговорил:

– Сысоеву к нарам не привыкать, ты же знаешь… А о тебе в Талашковке начнут судачить. Оно тебе надо?

– Так что, оставлять этого гада без наказания? – слезы застилали девушке глаза. – Пусть продолжает насиловать и унижать?!

– Не знаю! – тяжело вздохнул Бондарь. – Поступай, как хочешь…

Он бросил виноватый взгляд на девушку и, развернувшись, пошел прочь.

А она застыла в раздумье: как же поступить? Ведь действительно, стоит случившееся предать огласке, и все село только тем и будет заниматься, что перемывать ей косточки. Можно ли после этого надеяться на уважение людей, иметь какой-то вес в Талашковке, пользоваться авторитетом у работников фермерского хозяйства?

Подоив корову, Архелия отправилась к Евдошке за советом.

Рассказала ей все, как было, не упустила ни одной детали.

Слушая, старушка все время скорбно качала головой и охала.

– Ни в коем случае, внученька, нельзя такое прощать! – категорически заявила она, когда та умолкла. – Это страшное унижение. И они оба должны за него заплатить! Тот, другой, Бондарь, тоже виноват, он мог бы найти способ, как помешать Борису.

– Так ты считаешь, что нужно обращаться в милицию? – девушка чувствовала себя все еще неважно, ее клонило в сон.

– Ну, нет! – скривила рот в недоброй ухмылке Евдошка. – Накажем этих сволочей по своему, без помощи милиции.

– Это как? – не поняла Архелия. – Найдем людей, которые крепко отдубасят Сысоева? Я бы очень хотела посмотреть, как ему будут выбивать зубы и ломать ребра!

– Глупенькая ты! – погладила ее по голове старушка. – Кого ты тут найдешь? Кругом одни алкаши, проклятые! Разве они смогут причинить вред таким отморозкам, как Борис?

– Но что тогда делать? – развела руками девушка.

– Я знаю, что делать! – лицо Евдошки вдруг сделалось непроницаемым, будто каменным, по нему никак нельзя было определить, о чем она думает, что замыслила. – Есть у меня в сарае тряпица с могильной землицей. Держала ее так, на всякий случай… Ты ложись да поспи, а я пойду в сарай и там займусь кое-каким делом… Потом я тебе разбужу и провожу домой. А хочешь – до утра у меня оставайся!

Архелия лишь слабо кивнула и стала укладываться на топчан.

– Да, мне нужно немного вздремнуть! – промямлила она. – Совсем немного… Глаза слипаются…

Бабка подложила ей под голову большую подушку и пошлепала в угол светелки – там, на крючке, висело ее старое пальто.

Так и проспала девушка до самого утра…

На рассвете, она выпила мятного чая, съела парочку сладких кнышей, потом наспех привела себя в порядок и побежала домой.

– Я наведаюсь к тебе часика через два, – пообещала Евдошка, загадочно улыбаясь.

– Приходи, бабушка! – обрадовалась Архелия. – Я буду тебя ждать.

Она появилась во дворе Гурских в половине девятого. Из кармана ее пальто торчал какой-то сверток, в руке болтался полупустой полотняный мешочек. Увидев гостью, девушка побежала ей навстречу:

– Идем, завтракать! Только что я специально для тебя приготовила какао и пудинг с малиновым вареньем. Я знаю, ты это очень любишь!

– Повременим с завтраком! – старушка деловито огляделась по сторонам. – А где машина?

– В гараже.

– Идем!

– Ты никак покататься решила? – пошутила Архелия.

– Не мне, а мучителям твоим предстоит на ней кататься! – ответила Евдошка, с нетерпением переминаясь с ноги на ногу.

Та распахнула ворота гаража.

– Вот!

Бабка молча зашла внутрь, несколько секунд постояла, затем неторопливо обошла автомобиль, осмотрела его со всех сторон. И приказала:

– Ну-ка, милая, прикрой ворота и включи свет!

– Что ты задумала? – Архелия смотрела на нее с недоумением.

– Потом объясню!

Когда створки ворот были заперты, а под потолком вспыхнула лампа дневного света, Евдошка достала со своего мешочка литровую пластиковую бутылку с какой-то мутной жидкостью и поставила на крышу иномарки. Затем вынула из кармана сверток, осторожно развернула, и девушка увидела кучку грязно-желтых комьев земли.

– Открой все двери в машине, – попросила бабка, – а сама иди в дом!

– А можно я здесь побуду? – спросила Архелия, выполнив просьбу.

– Можно! – буркнула старушка. – Только стой у ворот, ближе не подходи!

Она положила на бетонный пол развернутую газету с землей и, держась за поясницу, опустилась рядом на одно колено. Левой рукой, сначала медленно, потом – все быстрее, стала описывать круги над газетой, а правой – потирать свой лоб.

– Вот твоя земля, Бабал, я взяла ее, не спросясь, но верну с дарами! – вдруг заговорила Евдошка хрипловатым, как вроде мужским голосом. И, начав раскачивать свое грузноватое тело, страстно и горячо зашептала: – Взяла две горсти, верну два воза! Взяла сырую, верну кровавую! Взяла от одного, отдам от двух! Придет Касьян кривой с косою острою, один раз взмахнет – первый твой, взмахнет опять – и второй твой! Готовь к пирам, Бабал, столы свои да в книгу черную пиши-записывай два смертных имени – Борис и Сергий! Гуляй-пируй, Сабнака потчуй телами тленными да кровью мертвою! Я не от тех слуга и не оным раба, я Асмодееву печать в руке держу…

Наконец, старушка умолкла. Подобрала с пола газетку с землей, медленно поднялась, стала во весь рост и, закатив глаза, беззвучно зашевелила пересохшими губами.

Девушка, опершись спиной о стену гаража, испуганно взирала на происходящее.

– Бабушка, что это ты делаешь, колдуешь? – тихо поинтересовалась она.

– Стой себе да молчи! – прикрикнула Евдошка, с досадой махнув свободной рукой.

Затем обошла машину, бросила под каждое колесо по щепотке земли, остатки высыпала в салон.

– Одно дело сделано! – произнесла глухо и, отерев рукавом пальто вспотевший лоб, подхватила с крыши иномарки бутылку с водой. Встряхнула, подняла вверх. – Мертвая вода, неживая, теки ручьем в реку погибели, смой за собой два тела тленных – Борисово и Серьгиево!

Старушка опять встряхнула бутылку, отвинтила пробку и, обойдя автомобиль, окропила водой все четыре колеса. То, что осталось на донышке, вылила на капот. Постояла, поплевала на руки и отерла их полой пальто. Потом повернулась к Архелии:

– Смотри, внученька, никого в это красное чудище не пускай и сама не залазь! И даже близко к нему не подходи! Сегодня же, и чем быстрее, тем лучше, скажи Борису или Бондарю, что готова продать им машину. Отдавай за любые деньги, не торгуйся! Поняла меня?

– Поняла! – коротко кивнула девушка. – А что будет?

– Все хорошо будет! – вздохнула бабка. – Твои обидчики получат заслуженное воздаяние… А сейчас принеси мне спички, нужно сжечь газету, в которой я принесла землю.

Когда Евдошка, откушав пудинга, почапала домой, Архелия переоделась в чистую одежду и отправилась в магазин. Не за покупками – надеялась встретить там почтальоншу Марфушу или бабу Симу Воропайшу и попросить кого-то из них передать Бондарю, чтобы он срочно явился к ней. Но, как назло, ни одной, ни другой в магазине не было. Девушка вышла на улицу и уже хотела возвращаться домой, как вдруг увидела Максимку, сынишку Федьки Ткачука. Мальчонка, одетый в долгополую, не по размеру, курточку, бежал откуда-то со стороны дома культуры.

– Максик! – позвала Архелия. – Иди сюда!

Тот остановился, шмыгнул носом и заулыбался:

– Здрасте!

Девушка подошла к нему, положила ладонь на простоволосую голову:

– Привет! Ты почему без головного убора?

– А вот! – он достал из кармана вылинявшую вязаную шапочку.

– И зачем ты снял ее? Ну-ка надень сейчас же! На улице такая холодрыга…

Малец натянул шапочку на уши и вопросительно посмотрел на Архелию.